В довершение всего, в начале сентября в главный штаб на Мистассини явились две молодые женщины, обе исключительно хорошенькие. Одна из них вручила Клифтону письмо:
«Дорогой сэр! Этой зимой нам нужны в лесу женщины и дети. Они будут вдохновлять мужчин. Где его жена и дети, там человек чувствует себя дома. Жены и дети будут нашими главными союзниками. Поэтому я беру преимущественно многосемейных.
Две молодые женщины, которые передадут вам это письмо, — мои добрые приятельницы. Они учительницы. Вы, конечно, обратили внимание на введенный мною в контракты пункт о том, что на центральных базах должны быть выстроены четыре школы, которые будут посещать все дети, каждый — три раза в неделю. Прошу вас тотчас озаботиться постройкой зданий, достаточно вместительных, чтобы там можно было устраивать и лекции, концерты и проч. Дайте также мисс Кламар и мисс Жервэ возможность перезнакомиться с детьми и с матерями, предоставив им верховых лошадей и на первое время проводника.
Искренне ваша А. Сент-Ив».
Клифтон дважды перечитал это холодное письмо. Потом взглянул на барышень Кламар и Жервэ. Антуанетта со вкусом выбирала своих подруг.
— Я — Анн Жервэ, — улыбнулась одна, и лучше зубок, чем те, которые сверкнули сейчас, Клифтон никогда не видал.
— А я — Катрин Кламар, — мелодичным голосом заявила другая.
Клифтон проводил их в домик, специально отстроенный для приезжающих. Девушки сняли шляпки, и Клифтон увидал два прелестных узла волос: один — черный, как смоль, другой — мягкого золотистого оттенка. Анн быстро повернулась к нему и перехватила его восхищенный взгляд.
Вернувшись в контору, Клифтон увидал, что большой Эжен Боолдыок жмется в кресле, а маленький обветренный человечек, стог над ним, потрясает руками и извергает целый поток угроз.
Это был брат Альфонсо.
При виде Клифтона лицо его мгновенно расплылось в улыбке, и он протянул обе руки. Он еще больше похудел; платье его обтрепалось, а волосы длинными прядями падали на уши.
— Сей нераскаявшийся грешник принял меня за бродягу! — крикнул он. — И я хорошенько отчитал его.
Клифтон схватил его за руку.
— Вы с ними приехали? С мадемуазель Жервэ и Кламар?
— С двумя хорошенькими барышнями, которых я видел из окна? Что вы! Что вы! Темноволосая, на мой взгляд, опасная особа; прежде чем пускаться с ней в дорогу, надо было бы запастись средством против чар черных ресниц и бездонных омутов, которые они иногда прикрывают… Знай мадемуазель Сент-Ив, что здесь есть такая черноглазая…
— Она сама прислала их, — и Клифтон протянул монаху письмо Антуанетты.
Альфонсо медленно, не скрывая своего удивления, прочел письмо и с полминуты стоял молча, глядя в окно.
— Возможно, что она и права, мсье, — сказал он наконец. — Мужчины одни, несомненно, ничего не поделают. Я это знаю, потому что провел десять дней в стане филистимлян, причем глаза и уши мои были день и ночь открыты. О, кажется, я понял! Антуанетта Сент-Ив предугадала то, о чем не подумал никто из нас. В лесу будут твориться беззакония в этом году, будут схватки, убийства, может быть. Кончится это официальным расследованием, причем с одной стороны будет Хурд с его политическим влиянием и его чужестранцами из Онтарио и Мэна, с другой — мы с детьми и женщинами, школами, лекциями и собраниями. Придется отдать должное нам, даже вопреки силе Ивана Хурда.
Худые руки брата Альфонсо дрожали, и румянец разгорался на впалых щеках. Эжен Боолдьюк поднялся на ноги, слушая его. У Клифтона сильно забилось сердце, когда истина открылась ему.
Молчание было нарушено шумом легких шагов и смехом. В дверях остановилась Анн Жервэ. Она испуганно отшатнулась при виде грязной, растрепанной фигуры, стоявшей рядом с Клифтоном.
Альфонсо спокойно посмотрел на нее.
— Я испугал вас, дитя, но мсье Брант объяснит вам, что я только что из леса. Вы — Анн или Катрин? — улыбнулся он, протягивая руку.
— Я — Анн, — тихо, с видимым облегчением ответила она. — Не пройдете ли вы к нам? У нас найдется мыло и полотенца.
— Охотно! Вы, конечно, извините меня, мсье Клифтон, — добавил он и, уходя, вполголоса проговорил:
— Не забывайте, мсье! Сегодня восемнадцатый день
Глава XX
Настроение Клифтона за несколько последних часов заметно поднялось. И хотя он объяснял это новым освещением положения, которое дал Альфонсо, но должен был сознаться, что есть и другая причина: приезд Анн Жервэ. Она как будто принесла с собой что-то от Антуанетты. Так же она держала голову, так же стройна была ее фигура, и даже волосы, отличаясь цветом, все же напоминали волосы Антуанетты. А главное — в обеих было нечто, не поддающееся определению, чего лишена была Катрин, хотя она по-своему была красивее спокойной и реже встречающейся красотой.
Клифтон переоделся с особой тщательностью и отправился к девушкам. Видел он одну Анн, хотя и не сознавался в этом самому себе.
На ней была простая блузка с черным галстуком; головка с шелковистыми черными волосами, разделенными пробором и свернутыми узлом на затылке, напоминала голову мадонны.
Она была серьезна, пока они говорили о делах и обсуждали планы постройки школ. Но когда перед ужином они вдвоем с Клифтоном гуляли по берегу реки, в уголках глаз ее загорелся лукавый огонек. Она смотрела на Клифтона из-под полуопущенных длинных ресниц.
— Я полагаю, что и вы, подобно всем знающим ее, влюбились в Антуанетту Сент-Ив, — сказала она, слегка опираясь рукой на его руку.
— Я восхищаюсь ею, — ответил Клифтон.
Она мягко засмеялась.
— Я надеюсь, что она выйдет за полковника Дениса. Я уж несколько лет стараюсь привести к этому. Но кажется…
— Что кажется? — вырвалось поневоле у Клифтона.
— …что она любит другого, — закончила Анн.
У Клифтона сердце замерло.
— И драма в том, что именно этот человек и не любит ее, — продолжала девушка, глядя ему в глаза. — Не глупо ли это с его стороны? — Она не дала ему ответить и неожиданно спросила:
— А Гаспара Сент-Ива вы знаете?
— Прекрасно знаю, — ответил Клифтон. — Я должен встретиться с ним послезавтра.
— Где? — лежавшая на руке Клифтона рука оперлась чуть сильней.
— В Робервале, должно быть. Однако ужин, верно, готов.
Они повернули.
— Гаспар Сент-Ив — чудесный человек, — вернулась к прежней теме Анн.
Клифтон догадался, откуда ветер дует.
— Необычайно! — согласился он. — Вы любите его, мадемуазель?
Анн вся вспыхнула, щеки ее разгорелись. Длинные ресницы медленно прикрыли глаза.
— Что же? — спросила она. — Разве это позорно? Или прикажете сокрушаться и тосковать оттого, что он не любит меня? — Она неожиданно улыбнулась, и молочно-белые зубки сверкнули.