В конце 1920‐х гг. большинство
мухтасибатов в округе ЦДУМ прекратили свое существование.
Исполнительный орган (мутаваллиат) – низшее звено в структуре муфтията – должен был избираться собранием верующих для решения административно-хозяйственных вопросов, связанных с функционированием мусульманских обществ (приходов)[424]. Фактически главным органом при мечетях были так называемые «двадцатки» – де-факто приходские советы, включавшие не менее двадцати верующих из числа уважаемых и влиятельных членов общины. Именно «двадцатки» имели право заключать договор с органами власти о передаче культового здания в пользование религиозного общества. Члены «двадцатки» несли уголовную и административную ответственность за нарушение условий договора, в том числе за ненадлежащую эксплуатацию переданного общине здания или помещений. На собраниях приходских советов из числа их членов выбирались исполнительный орган (мутаваллиат) и ревизионная комиссия[425]. Исполнительный орган, в свою очередь, от имени «двадцатки» заключал договор со служителями культа при мечети.
Консолидация ЦДУМ, продемонстрированная на мусульманских съездах 1920‐х гг., вызвала обоснованные опасения у властей. Муфтият виделся площадкой для союза антисоветской интеллигенции из числа национальных меньшинств с духовенством. Поэтому во второй половине 1920‐х гг. политика в отношении служителей исламского культа (как «реакционеров», так и «прогрессистов») стала более жесткой. Дополнительным фактором, спровоцировавшим конфронтацию ‘улама’ с властями, стала кампания 1921–1929 гг. по латинизации алфавитов тюркских народов. Среди ее противников были не только мусульманские религиозные деятели, но и представители национальной интеллигенции[426].
Строительство атеистического государства (1929–1943)
Этот этап характеризуется нарастающей борьбой со всеми конфессиями, включая ислам. 1929 год стал поворотным в советской религиозной политике. 8 апреля был принят важный документ – постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях», в котором были, помимо прочего, перечислены основания для закрытия культовых зданий, снятия с регистрации религиозных общин и др. Постановление с изменениями и дополнениями действовало более 60 лет и утратило силу только после принятия закона РСФСР 1990 г. «О свободе вероисповеданий»[427].
Принятие специального нормативно-правового акта, регулировавшего деятельность религиозных объединений, было нарушением принципов, сформулированных в декрете 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Фактически власти получили правовую основу для вмешательства в деятельность религиозных объединений.
В постановлении было закреплено деление религиозных объединений в стране на религиозные общества и группы верующих. Для учреждения общества требовалось наличие не менее 50 человек. Поскольку существование религиозного общества без культового здания было невозможно, то необходимо было также сформировать «двадцатку», которая заключала договор бессрочной аренды с горсоветом или райисполкомом. Группа формировалась в том случае, если для создания общества было недостаточно людей (менее 50 человек). Для регистрации группы требовалось подать в горсовет или райисполком заявление с подписями всех ее членов.
Ужесточение административного контроля над деятельностью религиозных объединений в стране сопровождалось усиленной антирелигиозной работой. На начало 1930‐х гг. приходится пик активности Союза воинствующих безбожников (СВБ) – общественной организации, действовавшей в СССР и ставившей целью борьбу с любыми проявлениями религии. Отделения Союза существовали и в национальных республиках со значительным мусульманским населением. Союз воинствующих безбожников выступал как идеологический инструмент: во многочисленных акциях и изданиях СВБ призывал к закрытию церквей и других культовых зданий, отказу от соблюдения религиозных обрядов и праздников.
На служителей культа и религиозные общества оказывалось и экономическое давление. Непомерные налоги делали невозможными нормальную работу мулл и функционирование приходов. Некоторые служители культа оставляли свою деятельность, так как не могли содержать себя и свою семью. Часть из них продолжала работу, но уже в качестве неофициальных (так называемых бродячих) мулл[428].
До конца 1920‐х гг. репрессии против служителей исламского культа не носили массового характера. Но уже в 1930‐е уголовные дела в отношении мулл, муэдзинов и других религиозных деятелей стали обыденным явлением. Там, где во главе религиозных объединений стояли пользовавшиеся авторитетом у верующих служители культа, основная задача по их нейтрализации возлагалась на карательные органы в лице ОГПУ – НКВД, тем более что результаты идеологической антирелигиозной работы оказались довольно скромными. Как показали данные Всесоюзной переписи населения СССР 1937 г., 56,7 % лиц 16 лет и старше назвали себя верующими[429].
Если после революции большевики использовали дифференцированный подход при проведении вероисповедной политики в разных мусульманских регионах, то к концу 1920‐х гг. происходит унификация способов и методов взаимодействия органов власти с религиозными объединениями, представлявшими мусульман.
В борьбе с религиозными обществами и группами в 1930‐е гг. часто использовалась следующая схема. Она была рассмотрена мною подробно на примере мусульманской общины Ленинграда. После ареста в 1931–1932 гг. имам-хатибов и имамов Соборная мечеть несколько лет оставалась без официального муллы. В дальнейшем, когда ленинградским мусульманам удавалось найти нового человека, способного выполнять работу имама, администрация Петроградского райсовета, в ведении которой находилась Соборная мечеть, не спешила утверждать его в должности. Таким образом, возникал замкнутый круг: служитель культа не имел права проводить обряды, а мечеть в отсутствие зарегистрированного муллы подлежала закрытию, так как представляла собой, с точки зрения властей, место незаконного сборища верующих.
Вместе с тем ответственные за взаимодействие с религиозными объединениями чиновники в Петроградском райсовете и в Ленсовете[430] хорошо понимали, что уровень религиозности среди мусульман высок, и если не дозволять им иметь официального имама, то обряды будут проводить не имеющие регистрации муллы, которых сложнее контролировать.
То, что функции имама в Соборной мечети Ленинграда с 1932 по 1940 г. в основном осуществляли лица, имевшие лишь свидетельство муэдзина, не было случайностью. Это было своего рода компромиссным решением: с одной стороны, мусульмане получали служителя культа, то есть лицо, имевшее, по мнению чиновников, законное право проводить богослужения, с другой – его статус был ниже, чем имам-хатиба или имама. Муэдзин мог выступать в роли муллы при чтении праздничной, пятничной и погребальной молитвы.
Городские власти не были заинтересованы в том, чтобы служители культа пользовались авторитетом среди верующих и могли выступать в качестве лидеров мусульман Ленинграда. Поэтому лица, выполнявшие роль муллы, работали недолго. Так, муэдзин Искандер Жалялетдинов прослужил в мечети около года – со второй половины 1936 по начало 1937 г., после чего был арестован органами НКВД.
В таких условиях городские и районные власти оказывали беспрецедентное давление на «двадцатку», требуя выполнения обязательств по ремонту здания мечети и прилегающего к нему флигеля. Сочетание административных методов с силовыми привело к параличу деятельности религиозного общества мусульман в Ленинграде и дало возможность Ленгорсовету принять 8 июня 1940 г. решение о закрытии мечети.
Подобные ситуации складывались и в других регионах, и зачастую органам власти на местах требовалось меньше усилий, чтобы изъять из пользования верующих культовое здание и снять действующее религиозное объединение с регистрации. Со своей стороны руководство ЦДУМ пыталось повлиять на ситуацию и если не остановить, то ограничить