Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снимая шкуру, Павел наткнулся на след огнестрельной пули в шее лося. Пуля оказалась необычной. Большой круглый гранат, темный, как сгусток крови. Юноша знал, что некоторые племена собирали в горах драгоценные камни, используя их вместо свинца. Чаще всего этим занимался народ Коннан племя людоедов, обитавших по склонам Чилькутского перевала. Встречи с ними избегали даже индейцы.
Звук выстрела разбудил молчавшие утесы и скалы, откликнулся в хаосе гор. Невольно Павел оглянулся. Люди Коннан могли быть здесь, рядом. Случалось, что дикари преследовали раненого зверя не один день, шли за ним сотни миль.
Но кругом опять было тихо, уползал последний туман. Солнечный луч проник в ущелье, осветил две дряхлые сосны на самом краю обрыва, сверкавший горный поток. Наступило утро.
Лещинский находился возле пристани, когда прибежавший караульщик сообщил о возвращении Павла. Помощник правителя выронил подзорную трубу в подражание Баранову он часто разглядывал залив,нагнулся поднять ее и неожиданно почувствовал, как похолодели руки, заколыхались перед глазами пятна островов. Подступила давняя болезнь припадок, испариной покрылись лоб, узкая костистая грудь.
Невероятным усилием он поборол приступ, подхватил трубу, набожно приложил пальцы к круглой суконной шапке, обшитой светлым шнурком.
Святое чудо,сказал он с передышкой.Милосердный бог...
Окончательно овладев собой, он торопливо двинулся вдоль палисада с радостной улыбкой на лице и ужасом в сердце. Предательство становилось явным, похороненное там, в заливе, оно угрожало разоблачением, отсроченной карой, гибелью... Он шел быстро, переступая мокрые после недавнего прилива валуны, плавник, кучи гниющих водорослей. Низко метались чайки. Крик их напоминал протяжный стон.
Павел лежал в спальне Баранова. Стоял полумрак Серафима закрыла ставни, плотно прихлопнула дверь, навесила на нее травяную плетенку, зажгла и снова погасила свечу. Увидев еще издали юношу, осторожно принесенного двумя звероловами, подобравшими его возле крепости, женщина негромко вскрикнула, потом заткнула концом платка рот и больше не произнесла ни звука. Только глаза ее стали глубокими, лучистыми, затаившими нежданную радость.
Возвращение Павла было событием, взволновавшим весь поселок. Промышленные торопились к дому правителя, спешили узнать судьбу «Ростислава», Ананий послал за Гедеоном, снова ушедшим после расправы на редут, алеуты бросили лов трески. Самые слабые, лежавшие по баракам, пытались выползти из жилья, индейские женщины шептались по углам.
Лука не пустил никого дальше крыльца. Озабоченный, немного испуганный, сидел он на нижней ступеньке, нетерпеливо поглядывал на дверь. Он сам ничего не знал, не успел даже как следует разглядеть Павла. Серафима послала за своим сожителем мальчика-креола, помогавшего ей по хозяйству, и сразу усадила промышленного около двери.
Карауль,сказала она, не глядя по обыкновению на мужа, и вдруг засмеялась неожиданно и ласково, как в редкие минуты их молодой жизни.Слышь, живой вернулся. Хворый, а живой. Не пускай. Никого не пускай. Лука.
Она ушла в спальню, а озадаченный Лука некоторое время стоял на пороге, потирая бороду. Он так ничего и не выведал и не решился спросить. Необычное поведение Серафимы поразило его больше, чем все ее самые странные выходки. Он даже забыл о припрятанной в сенях чарке рома.
Из самой Калифорнии прибыл. Из индейского плену...говорил он обступившим крыльцо зверобоям.Суднишко гишпанцы отняли...
Лука скоро увлекся, выдумал новые подробности. Под конец сам верил своему вранью.
Обитатели крепости слушали спокойно, возбуждение сказывалось лишь в неровных движениях, стуке винтовок и мушкетов, беспрестанно перекидываемых с плеча на плечо, редком окрике. Стоявшие ближе к крыльцу хмурились и молчали. Россказням Луки никто не верил, спасение одного только Павла, которого считали давно утонувшим, подтверждало гибель других.
Когда вошел Лещинский, Павел спал. На потемневшем от ветра лице отчетливо выделялись красные пятна скул, прорывался хриплый кашель. Скитания и ночевки в сырых ущельях разбередили заживавшие легкие, недавнюю рану. Последние двое суток Павел двигался к форту словно в тумане, подолгу лежал на камнях и ракушках, устилавших берег моря, бредил.
Океан был пасмурный, серый. Тяжелая волна однотонно швыряла гальку, растекалась по мокрым, обточенным прибоем камням, медленно отступала. Кругом тоже было тускло и голо, темнели вдали острова архипелага св. Лазаря невысокие скалистые утесы. Над ними, над морем и лесом плыли пухлые дождевые тучи. От залива Норфольк-Саунд на Ситхе до самых островов Шарлотты редко выдавались ясные дни.
Забылся,шепотом сказала Серафима, преграждая дорогу Лещинскому в горницу, где лежал Павел.
Похудевшая, в черном головном платке, она недобро глянула на временного начальника форта, хотела прикрыть дверь. Но Лещинский уже ступил через порог, и женщина смолкла.
Иван Александрович? тихо вдруг позвал юноша, поднимая с подушки голову. Ты?
Лещинский шагнул вперед, порывисто приблизился к изголовью лежавшего.
Павел Савелович...зашептал он возбужденно, словно не в силах сдержать радость от встречи.Матерь божия!.. Сколь ночей провел я без сна. Не верил в погибель. Не верил.
Не давая Павлу встать, он положил руку на влажные волосы, закрывавшие лоб больного, весь насторожился, ожидая услышать самое страшное. Пальцы дрожали, пульсировала на виске тонкая синяя вена.
Однако ничего не произошло. Павел не догадывался о предательстве, выстрел считал направленным с пиратской шхуны. Прямой и великодушный, он хотел видеть лучшее,
побороть невольную неприязнь к бывшему своему помощнику.
Господин Лещинский!выговорил он с искренней радостью и, несмотря на попытку удержать его, решительно поднялся.Живы? Вернулся? Слава тебе...
Перекрестившись, он сел на кровати, быстро, беспорядочно расспрашивал об остальном экипаже, о корсаре, перескочил на дела колонии. Про отъезд Баранова ему уже сообщила Серафима, но он только сейчас по-настоящему очнулся и с лихорадочной торопливостью жадно набросился на собеседника. Раскрасневшийся и возбужденный, подмяв под себя подушку, спрашивал, слушал ответы и снова спрашивал.
Лещинский теперь совсем оправился, но обращение его не изменилось. Все так же охотно и радушно отвечал он Павлу, сетуя на трудности, на долгое отсутствие правителя, на непрекращавшиеся болезни среди промышленных. Будто отчитывался перед начальником. Он даже намекнул, что наконец-то сможет передать управление крепостью. Намекнул и сразу выжидающе замолчал. Но Павел его не понял.
Потом явился Ананий. Мягкой, неслышной поступью вошел он в горницу, перекрестил стоявшую у порога Серафиму, Лещинского, неторопливо приблизился к кровати.
Много слышал. Много...сказал он, остро, с любопытством разглядывая приподнявшегося Павла.Еще в Санкт-Петербурге от самого господина Строганова, покровителя... Рад узнать вас, сударь мой.
Он расправил рясу, сел на кровать, заговорил о столичных знакомых, у которых бывал и крестник правителя, о переезде сюда, посочувствовал скитаниям Павла и ни слова не обронил ни о делах колонии, миссии, ни о Баранове. Да и говорил он не как с больным и совсем не как священнослужитель. Лишь уходя, добродушно благословил юношу пухлыми рыжими пальцами.
Отважных хранит господь...сказал он, подвязывая цепочку креста.Форту хозяин нужен.
За все время, проведенное Ананием у его постели, Павел только удивленно глядел на архимандрита. Впервые встречал он образованного, начитанного российского монаха, посещавшего просвещеннейших людей столицы. От слабости и жара кружилась голова, но юноша чувствовал, что он не бредит, что, кроме лесов и ущелий, пиратов и индейцев, несбывшихся мечтаний, есть города и люди, книги, широкие, большие мысли...
Баранова не было. Далеко, в глубину гор ушла Наташа. Крепость и поселение казались случайными. Империи здесь не существовало...
Растревоженный, он опять потерял сознание, и Серафима больше не отходила от его кровати. Женщина не сомкнула глаз ни на одну минуту, сидела не шевелясь. Лишь изредка вставала, чтобы переменить полотенце на горячем лбу больного или поправить трещавший фитиль лампады.
Гремел за стенами шторм, стучали струи дождя. Как всегда, плюхало и билось о камни неспокойное море, выли у палисада сторожевые псы. Медленно и тревожно тянулась ночь...
Глава десятая
Штормовые ветры продолжались до середины лета. Потом неожиданно наступила тихая погода, и в первый же день странное явление, еще не виданное в этих местах, поразило жителей Ново-Архангельска. Весь берег от пролива Хуцноу до крайних, чуть заметных на горизонте скал казался залитым кровью. Множество крабов, выкинутых бурей и подземными толчками, сбивалось в кучи, гибло на воздухе, окрашивая песок и камни своим предсмертным цветом.
- Баллада о первом живописце - Георгий Гулиа - Историческая проза
- За нами Москва! - Иван Кошкин - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Кoнeц легенды - Абиш Кекилбаев - Историческая проза
- Мясоедов, сын Мясоедова - Валентин Пикуль - Историческая проза