Читать интересную книгу Очерки Христианской Апологетики - Николай Фиолетов

Проявлением духовной стороны нашей природы является «совесть». Совесть (по-русски «со-знание») есть способность оценивать свои собственные поступки и свою жизнь. Сознание хорошего поступка создает при этом чувство удовлетворения, дурного — неудовлетворенности собой, раскаяния, того, что называется «муками совести». В совести проявляется действие «естественного нравственного закона», заложенного в природе человека и свойственного, по ап. Павлу, и язычникам.

Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую

(Рим. 2:14-15). Совесть определяется в христианском богословии как «законодатель», блюститель закона, «судия и воздаятель», так как через нее проявляется и сознание «естественного закона», и собственное внутреннее воздаяние за свои поступки. Это значение совести ярко выразил А. С. Пушкин в драме «Борис Годунов» (монолог Бориса) и в стихотворении «Поэту»:

«Иди, куда влечет тебя свободный ум...Не требуя наград за подвиг благородный.Она в тебе самом. Ты сам свой высший суд».

Совесть дает оценку нашим поступкам, мыслям и чувствам независимо от мнений окружающих: по суду совести человек может сознавать себя правым и в тех поступках, которые осуждаются «общественным мнением», и наоборот. Стремление непременно следовать моде и постоянно колеблющимся мнениям и настроениям толпы, «плыть по течению» есть признак душевной слабости, бесхарактерности и слабо развитого сознания и противоположно требованию совести. Наконец, «общественное мнение» человек во многих случаях может обмануть, скрыть от него подлинный характер своего поступка, но нельзя обмануть подлинный голос совести или уйти от него. Совесть оценивает поступки не по их внешним последствиям, а по их внутреннему достоинству. Сознательно или бессознательно она свидетельствует о соответствии или несоответствии нашей жизни, ее высшим целям, достоинству и назначению человека. Она свидетельствует о наличности «образа и подобия Божия» в человеке, его стремлении к Богу, хотя часто и неосознанном. В этом смысле она есть голос Божий в человеке.

Тебе Единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих,

 — выражается эта мысль в псалмах Давида (Пс. 50:6).

К проявлениям духа относится и стремление к красоте. Красивым, прекрасным кажется не только то, что услаждает взор и слух человека или приносит внешнюю пользу человеку с точки зрения каких-либо выгод (например, материально-бытовых), ибо для грубого сознания невежественной черни, по словам Пушкина, печной горшок дороже Аполлона Бельведерского. Эстетическое чувство содержит элементы бескорыстия, искание идеи, идеала во внешнем образе (воплощение идеи в образе составляет сущность искусства). Стремление к красоте, даже в элементарных его проявлениях, есть поэтому действие духовной стороны в человеке. Она дает себя знать и во внутренней неудовлетворенности человека внешними благами и достижениями, в постоянном искании нового и лучшего. Внешние блага (материальные, власть, слава и пр). кажутся ценными только до тех пор, пока не будут достигнуты. После их достижения живой человек обычно перестает удовлетворяться ими и ищет иного. Эта неутолимость исканий и потребностей свидетельствует о высшей духовной природе, для которой никакое временное, внешнее благо не может быть последней целью. Ничто временное и тварное вполне и до конца удовлетворить человеческий дух не может. Он ищет, хотя часто и бессознательно, бесконечного совершенства, которое может быть дано только в Боге. «От Бога исшедши, Бога он ищет и лишь в Нем успокаивается» (еп. Феофан). Эта неудовлетворенность души временными и относительными благами изображена в стихотворении Лермонтова «Ангел».

«И долго на свете томилась онаЖеланием чудным полна,И звуков небес заменить не моглиЕй скучные песни земли».

Бессознательным свидетельством духовной потребности, данью духу со стороны людей, даже теоретически отрицающих его и борющихся против духовного мировоззрения, является стремление придать тем жизненным целям, которые они ставят, значение высшего идеала, святыни, которой нужно поклоняться. Извращенное сознание, отвергнув Бога и вечные духовные начала, стремится придать временному и относительному значение высшего, абсолютного, требующего поклонения и почитания. Отвергнув Бога, они ставят на Его место различные «идолы» и «кумиры» (подобно древним язычникам): человечество как высшее существо (при одновременном отрицании высшего духовного начала в каждом отдельном человеке), у Э. Канта и Л. Фейербаха: государство, нацию, технику, определенный строй (неизбежно временный и относительный), наконец, культ «героев» и «вождей». «Идолы» и «кумиры» неизбежно развенчиваются самой жизнью и обнаруживают свою относительность, но самое стремление Создавать их свидетельствует о неистребимости духовной потребности даже у желающих отрицать ее. Отрицаемая сознательно, она проявляется бессознательно в извращенной форме.

Указанные проявления жизни духа свойственны, как указывалось, и людям, не сознающим их ясно, а иногда даже вопреки их сознанию. Более углубленные проявления духовной жизни обнаруживаются у людей, обладающих непосредственным духовным и религиозным, опытом. Одним из таких обнаружений силы духа является действие молитвы. Молитва есть непосредственное обращение мысли и чувства к Богу и на высших ступенях переживание живого общения с Ним. Люди, имеющие опыт молитвы, свидетельствуют о переживании ими особого состояния мира души, при котором утихают все страсти и противоречия, возникает состояние легкости, спокойствия и радости. Не только в святоотеческих писаниях, но и в светской художественной литературе мы встречаем описание этих переживаний.

Есть сила благодатнаяВ созвучье слов живых,И дышит непонятная,Святая прелесть в них.С души как бремя скатится,Сомненье далеко —И верится, и плачется,И так легко, легко...

(М. Лермонтов. Молитва).

Это состояние душевного мира объясняется тем, что при действительной и искренней молитве дух человека находится в согласии и общении со своим первоисточником, душа проникается им, и все существо человека испытывает состояние подъема. Такое состояние «мира» вообще характерно для человека, в котором господствует дух, и тело находится в гармонии с ним.

Высшие проявления духовной жизни обнаруживаются в особых духовных дарах, которые нелегко понять при недостаточном духовном опыте, но существование которых объективно засвидетельствовано в истории и не может отрицаться (как бы их не объясняли) без насилия над фактами и нарочитого игнорирования их. Дары эти проявлялись в высшем художественном вдохновении, при котором художник созерцает образы, воплощаемые им в его произведениях, и в озарениях мысли («творческая интуиция»), создающей творческие идеи в области познания (у великих ученых и философов), и в подвигах любви и самоотвержения, и в даре «прозорливости», основанном на проникновении в самые глубины чужой души человеческой, при котором видны ее сокрытые мысли и намерения, и в даре пророческом — даре вдохновенного предвидения духовных судеб, и в подвигах веры и благочестия. Жизнь и подвиги святых подвижников (явление которых никогда не прекращалось в течение всей истории христианства, хотя не всегда замечалось в мирских кругах общества) свидетельствуют об этих чрезвычайных действиях духа. В святоотеческих творениях мы находим указания на те состояния, которые испытываются на высших ступенях духовной жизни и которые лишь в слабой степени могут быть переданы в словах. Антоний Великий говорит о «стяжании» на этих ступенях «великого огненного духа». «Кто возделывает себя этим возделыванием (покаянными подвигами), тому дается Дух сей навсегда и навеки... Ибо Дух тот обитает в правых сердцах. И он, когда принят будет, откроет вам высшие тайны: отгонит от вас страх людей и зверей, — и будет у вас небесная радость день и ночь; и будете в этом теле как те, кои уже находятся в Царствии» (Небесном). [37]

Характерной чертой духовной жизни является ее вневременность, несвязанность ни пространством, ни временем.

Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит

(Ин. 3:8). Если бы жизнь человеческая ограничивалась только душевно-телесной природой — душевными переживаниями, связанными с преходящими впечатлениями внешнего мира, с повседневными заботами о материальных благах и условиях существования, то она не имела бы никакой цельности, вся растворилась бы в отдельных моментах времени и поглощалась бы ими. Наше «я», наша личность распалась бы в отдельных переживаниях и оставалась бы только простой формой без содержания. Только наличность высших духовных целей, выходящих за пределы отдельных моментов и обнимающих всю жизнь, может образовать действительное содержание личности. Только при этом условии жизнь освобождается от порабощающей зависимости человека от «вещей» и внешних условий и получает внутреннюю свободу. Свобода — характерная черта духовной жизни.