— За счастьем!..
31. Евлалия
Ох уж эта тонкая грань между реальностью и иллюзией, между гордостью и смирением… Между «Я не могу без тебя, моя Лялька!» и «Чтобы я тебя больше не видел»…
Я намеренно размыла эту грань и теперь, захлёбываясь горечью и негодованием, стараюсь изо всех сил выдержать волны ненависти и презрения и не сорваться. В этой борьбе так сложно не сломаться, не потерять себя.
— … Ром, дай мне один шанс… Пожалуйста…
Поймала… удержала… Но дальше-то что? Я знала, что будет сложно, но не думала, что настолько. Он не хочет, чтобы я прикасалась, не хочет, чтобы говорила, видеть меня не хочет. Что мне ещё предпринять, чтобы он захотел меня выслушать? Да я уже и не знаю, о чём говорить, и держусь на одном упрямстве. Понимаю лишь, что если сдамся сейчас, в другой раз уже не осмелюсь.
— Шанс на что, Евлалия? — голос совсем чужой, насмешливый, жестокий…
А я действительно умоляла дать шанс? Это так откровенно и унизительно…
Шанс — задержаться рядом тобой, Ромка. Не разумом прошу — сердцем.
— С-снова узнать друг друга… Понять… — я не узнаю свой блеющий голос.
— Хочешь обо мне узнать? — Ромкины глаза опасно сощуриваются, а в словах слышен явный подтекст. Но мне не разгадать, да и не всё ли равно…
— Да, — отвечаю почти шёпотом.
— Ну, поехали тогда, — он больно сжимает мою руку и тянет за собой.
— Куда? — мне немного страшно, но на самом деле ответ не имеет значения, я пойду за ним куда угодно.
— За счастьем!.. — не задерживается он с ответом и улыбается. Такая чужая и злая улыбка на любимом лице.
Я вдруг вспоминаю, что у меня открыта машина, но Ромка тоже об этом помнит. Он тратит не больше минуты, чтобы отогнать Audi в сторону от проезда и поставить на сигналку. А спустя ещё пару минут мы уже врываемся на восхитительном чёрном монстре в транспортный поток и почти сразу я испытываю потребность пристегнуться и зажмуриться.
Ромка опасно и дерзко лавирует в потоке машин, разогнав Impala до бешеной скорости и периодически выезжая на полосу для общественного транспорта. Но мне даже не приходит в голову указать ему на неправомерность подобных финтов — наверняка он знает, что делает. Глядя перед собой, я ощущаю себя участницей компьютерной игры в гонки. Только здесь всё по-настоящему, и любая ошибка может стоить нам жизни.
Сейчас мне даже кажется, что, словив гоночную лихорадку, Ромка совершенно забыл о моём присутствии. Ну и пусть. Мне нравится наблюдать за ним. Я восхищаюсь уверенностью, с которой он управляет автомобилем. Мне нравится, как подёргиваются уголки его губ — он кайфует от скорости. Сейчас я продолжаю открывать для себя нового Ромку, и этот парень мне нравится. И становится абсолютно неважно, куда и с какой целью он меня везёт, главное, что мы вместе. Это чувство не оставляет меня до тех пор, пока мы не достигаем конечного пункта.
Я не могу сориентироваться, где мы территориально, потому что всю дорогу не сводила глаз с водителя. Теперь мне кажется, что мы где-то далеко за пределами МКАД. Будто вообще в другом городе — сером, непривлекательном, даже пугающем. Я продолжаю отважно молчать, пока Ромка не глушит двигатель во дворе облезлой кирпичной пятиэтажки, расположенной в форме буквы «П». Мы словно в объятиях этого жуткого дома, ассоциирующегося у меня с тюремным бараком. Даже страшные ржавые решётки на окнах первого этажа пугают меньше, чем некоторые окна выше. Грязные, с деревянными разноцветными рамами, некоторые заклеены скотчем или даже картоном и фанерой. Как такое может быть?
Во дворе носятся оголтелые неухоженные дети, а какие-то отвратительные типы с помятыми рожами пьют пиво, расположившись на покосившейся лавочке возле подъезда. С ними даже женщина — такая же помятая и очень вульгарная. Неужели они здесь живут? Разве здесь возможно жить? Хотя, наверное, вот для такой мерзопакостной компании здесь самое место.
Осматриваясь по сторонам, я не сразу замечаю, что Ромка глядит на меня. Его взгляд задумчивый, словно он только что меня обнаружил и теперь пытается понять, что я делаю в его машине. Ну, раз уж меня заметили, то самое время удовлетворить своё любопытство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Рома, а мы где?
— Кажется, ты совсем недавно настойчиво хотела узнать обо мне подробнее, в том числе, и как я живу. Добро пожаловать, принцесса Евлалия.
— Ты здесь живёшь? — я хочу надеяться, что это неправда.
— Не все люди живут во дворцах. И, поверь, собственная комната в общежитии на территории столицы — не худший вариант.
А какой же тогда худший?
Ромка покинул салон авто и, изобразив на лице уже знакомую усмешку, выжидающе уставился на меня. Он ведь не сделает мне ничего плохого? Я всматриваюсь в Ромкины глаза — нет, он не сможет. Правда, велика вероятность, что ничего хорошего меня здесь тоже не ждёт. Вижу, что никто не торопится помочь мне выйти из машины. Наверное, подобные жесты для людей, живущих в этом районе, вообще чужды. Ну, так и я не хрустальная — обойдусь.
Входить внутрь общежития неприятно, но ведь мужчина, которого я люблю, живёт здесь много лет, и я не хочу показывать ему свою брезгливость. Но ошарашенно выпученные глаза мне некуда спрятать. Мы поднимаемся по грязной лестнице на четвёртый этаж и входим в длинный полутёмный коридор, где в меня тут же врезался и едва не сбил с ног какой-то громкий карапуз на трёхколёсном велосипеде. Ромка меня поддержал и настойчиво сменил траекторию настырного велосипедиста, потому что тот намеревался протаранить меня снова. Ноге очень больно — синяк точно будет.
Но даже это кажется мелочью в сравнении с обрушившимся на меня запахом. Фу! Природу этих миазмов распознать очень сложно. Подобный смрадный коктейль можно уловить разве что вблизи помойки… Но здесь ведь люди живут. Я задерживаю дыхание и невольно подношу ладонь к лицу, чтобы зажать нос.
— Не нравится? — насмешливо спрашивает Ромка, и я честно машу головой.
Ему ведь тоже не может такое нравиться. От Ромки всегда так вкусно пахнет, и я не понимаю, как он умудряется не выносить на себе отсюда этот духан. Мне кажется, я уже физически ощущаю, как тяжёлое зловоние оседает на моих волосах, впитывается в одежду, пачкает кожу.
— А чем здесь пахнет, Ром? — получается жалко и плаксиво.
— Да всем! — Ромка смеётся. — Но в основном из кухни. Туалет в конце коридора, сюда запахан редко долетает.
Как это — в конце коридора? У них что, один туалет?
— М-м, Ромочка, так ты у нас, значит, любитель плоских малолеток? — звучит слева от меня чуть хрипловатый женский голос с мурлыкающими нотками.
Я поворачиваюсь на звук — ох, ты ж, японский бордель! Здоровая бабища с распущенной лохматой гривой и боевым раскрасом надвигается на нас. На ней длинный халат с хитрым запахом, расходящийся в самых стратегических местах. Наверное, тётка даже красивая, но явное отсутствие на ней нижнего белья настолько обескураживает, что я даже забываю об оскорблении, адресованном мне.
— Я, Наташ, любитель разнообразия, — отвечает ей Ромка и подталкивает меня в спину, заставляя пройти вправо по коридору. Я не сопротивляюсь и молча перевариваю его ответ. Неприятно.
— И безобразия, Ромчик, и безобразия! — игриво отвечает, как выяснилось, Наташа. — Как надоест долбиться о мослы, ты знаешь, где меня искать.
— Принято, детка, — в тон ей отвечает Ромка.
Зачем он так? Я не могу не понимать, о чём говорит эта пошлая женщина, но вступать с ней в диалог — равно как в грязи изваляться. А Ромка с ней флиртует… Может, он специально, чтобы разозлить меня? Я стискиваю зубы и нервно сжимаю в ладонях ключи от машины. Они единственные связывают меня с моим привычным комфортным миром, и я цепляюсь за них, как за якорь спасения. Правда, с телефоном я бы чувствовала себя намного увереннее, но он остался в машине. Бедный папка с ума сойдёт. И Руса прибьёт за то, что тот меня упустил. Почему-то мысли об этом приходят мне в голову только сейчас, когда я выпала из привычной зоны комфорта.