В моей жизни настало очередное субботнее утро, наполненное привычными и по большей части неприятными звуками родной общаги. В голове словно недремлющий упорный кузнец ковал своё грозное оружие, и этот страшный звон гулко отдавал в затылок и виски. Похоже, этим оружием он разнесёт мне мозги, потому что таблетки я так и не купил. Боль в мышцах, провал в памяти, а во рту… Будто Андрюхин кот отметился.
А под рукой… мягкое, тёплое и дышащее… — я приоткрыл глаза — обнажённое тело неведомой мне женщины. За каким же… я так надрался? Вот кто эта добрая гостья? И как, находясь в таком плачевном состоянии, практически на дне, мой мозг способен размышлять о доброте, любви и вере?.. Наверное, Бог обо мне не забыл — он, как ни странно, любит грешников. Вот только молиться отсюда, со дна, кажется сейчас кощунственным. Отмыться бы сперва.
На часах снова три — батарейки я тоже не купил. Да и на хрен мне время? В чём измеряется моя жизнь? В километрах, отмерянных на спидометре, количестве запущенных моторов, которым я подарил новое дыхание, и в выпитых глотках крепкого несладкого кофе. А ещё есть нечастые вспышки эйфории, которые дарит мне скорость… Не секс.
Взгляд снова скользнул по женскому телу, и я поморщился — не секс. Я понимаю это каждый раз, когда достигаю разрядки. Эндорфины растворяются, оставляя смолистый вкус горечи и стыд за собственную слабость. Толян говорит, что я придурок, не умеющий расслабляться и не позволяющий себе быть счастливым.
По мнению самого отбитого священника и моего друга по совместительству, любовь и юмор продлевают и украшают нашу жизнь. А любовь физическая многократно умножает счастье. То есть смех продлевает жизнь, а секс удлиняет… Я приподнял укрывавшую меня простыню — и утро его тоже удлиняет.
Выбраться из постели, не разбудив незнакомку, оказалось делом нелёгким. И я не справился.
Едва отодрал себя от дивана, острые когти впились мне в ягодицы.
— Ку-уда? — игриво спрашивает хозяйка когтей.
Отмываться!
— За пассатижами! — бросаю ей, не поворачиваясь, и вырываюсь из когтистых лап.
Хотелось бы и не видеть её. Хотя у меня не может быть претензий к этой даме — не сама же она сюда явилась. Вчера мне хотелось жёстких и отвязных приключений, а судя по тому как щиплет поцарапанная кожа, было жёстко. Всё, чего я хочу сейчас — вернуться из душа и обнаружить пустую комнату. И выпить кофе. И таблетку.
— А зачем тебе, милый, пассатижи?
— Не люблю длинные ногти у женщин, — быстро надеваю шорты, беру полотенце и зубную щётку.
— Ну и шуточки у тебя, Тёмный, — фыркает моя гостья и я поворачиваюсь. Мы знакомы, что ли?
Нет — не знакомы. Шатенка. Очень лохматая. Наверное, симпатичная, если смыть просроченный макияж. Тяжёлая, немного отвисшая грудь, пирсинг в пупке — какие-то дурацкие висюльки. Узкие бёдра, длинные ноги… И острые ногти! Да-а-а, необузданная страсть, она такая — страшная.
Нахальная барышня, кажется, никуда не торопится и бесстыдно закидывает ногу на ногу, делая обзор лучше. Но от этого ещё хуже.
— А имя у тебя есть? — продолжается допрос.
— Тебе зачем?
— Ну, как-то мне надо тебя называть, — кокетливо, призывно… Тошно!
— Никак не надо. Извини, но тебе лучше уйти. Обычно я к себе никого не приглашаю, не люблю гостей.
— Значит, я стала особенной? Что — неужели не понравилось? — насмешливо интересуется безымянная гостья, но я вижу, что ей неприятно. Однако она не пытается закатить скандал — спасибо ей за это! — и начинает лениво одеваться.
— Не помню, — отвечаю честно.
— Жаль, — тяжёлый вздох. — А ночью ты был таким ненасытным!
Сжимаю зубы, пытаясь замаскировать мимику, и терпеливо наблюдаю за медленным, дразнящим облачением незнакомки.
— Я тебе что-то должен? — считаю необходимым поинтересоваться. А иначе, почему она ещё здесь?
— Я не проститутка! — визг отдаёт острыми спазмами в висках. — Вчера ты был совсем другим!
Да — очень пьяным.
— Прости, я не хотел тебя обидеть.
— Ты был таким классным и весёлым! — Со мной случается… — Ночью ты мне очень понравился! — Умею же!.. — Я даже почувствовала себя любимой и счастливой! — Я даже не знаю, что сказать…Вот только слёз не надо, а… — И, чтоб ты знал, я могу только по любви! — Э-э-э…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Очевидно, что любовь не спасёт этот мир… — бормочу озадаченно.
— Да пошёл ты, придурок!
Мимо меня яростно прогромыхали высокими каблуками стройные длинные ноги в красных туфлях. Я что, реально запал на красные лапти? Мля-а-а… Лучше бы я вчера в компании уток задержался.
Я тщательно сканирую пространство моей комнаты и, отбросив полотенце, решительно направляюсь к окну. Сгребаю в мусорный пакет пустые бутылки с подоконника, пачки сигарет — пустую и полную, тарелки с закусками, женские трусы — чёрт, прямо поверх колбасы! Наверное, и правда моя гостья была очень счастлива… Только как она без белья-то ушла? Похоже, счастливые трусов не надевают…
Разворачиваюсь к дивану и стягиваю постельное бельё. Всё в пакет!
Смачиваю салфетку техническим спиртом и тщательно протираю все поверхности.
Когда в приоткрытую дверь заглядывает Андрюха, я по второму заходу скребу полы.
— Тёмный, а чем это у тебя здесь пахнет? — А-а! Спирт забыл закрыть.
— Жертвоприношением? — ухмыляюсь.
— Во-во! Ух и горланила ночью твоя жертва! Я так и подумал, что ты её сожрал, — Андрюха покосился на мусорный пакет и переметнул алчный взгляд на бутылку со спиртом. — А говорил, что заначки нет…
— Отравишься, Андрюх, не надо. Я тебе лучше на водку дам.
— Ну, норм! Не буду тогда тебе мешать замывать следы, — обрадовался сосед. — Ты, как закончишь, в стену садани.
Лишь полностью завершив с уборкой, я с чувством удовлетворения отправился в душ.
— Ромашка, привет! — Янка, довольная, в воздушном платье почти порхает мне навстречу. — А я скоро на море поеду! Или полечу… Слушай, с таким парнем познакомилась — отрыв башки!
— Поздравляю. Но лучше с башкой оставайся, а то снова вляпаешься, — ворчу недовольно и очень надеюсь, что через пару дней подруга не будет рыдать на моей груди.
— Зануда! Ну, ты чего такой недобрый? — Янка обнимает меня за шею и чмокает в нос. — Фу, а перегаром-то от тебя прет! Ты же не пьёшь!
— Не пью. Это во мне ночью доброта перегорела. И любовь.
Уже отмытый до скрипа, я вернулся в чистую комнату и осмелился поднять глаза на икону Божьей Матери. Богородица смотрела на меня грустным и мягким взглядом.
Прости!
***
Пила, он же Богдан, как и договорились, уже ждал меня на парковке перед автосервисом. Его старушка Mazda видок имела дряхлый и жалкий.
— Пороги совсем сгнили, — бурчу себе под нос.
— Знаю, — недовольно соглашается Пила. — Но это потом.
Я хочу сказать, что потом будет поздно, но оставляю комментарии при себе. Что мне известно о его проблемах? Только то, что они финансовые. Раньше, вроде как, был при бабле. И пашет мужик на двух работах… Значит, тут всё непросто.
— Слушай, Бор… м-мм… Богдан, я сегодняшнюю ночь похерил, не работал, короче. У меня сейчас в боксе стоит один пациент, поэтому твоя пока тут подождёт. И сегодня я вряд ли смогу глянуть. Извини, брат, завтра.
А в ответ тишина. Выражение лица у Пилы совершенно нечитаемо, а в комплексе с его немотой — хрен поймёшь, то ли я полный мудлон, то ли ему до звезды. Но устраивать перед ним пляску с бубном я не намерен.
— Короче, Пила, я нисколько не сомневаюсь, что у тебя с твоими клиентами полное взаимопонимание, но я не один из них и…
— Нормально всё, Тёмный, извини. Глянешь, как сможешь.
— Ну и отлично, — воодушевился я. — Кстати, в качестве компенсации могу тебя домой подвезти, мне по пути.
Мрачный Пила помрачнел. Вот что ещё?! Обычно на меня слово «компенсация» влияет благотворно…
— Тёмный… — И пауза. Бесконечная.
На хрен я сигареты выбросил?