ней.
Эни попыталась сосредоточиться. Головная боль усилилась, а значки расплывались перед глазами. Тем не менее она поудобнее взялась за виелу и начала играть ноты. Получалось неплохо, но каждый звук был подобен ножу, взрезавшемуся во внутренности.
За время занятий Эни удалось справиться с неприятными ощущениями – по крайней мере, так она думала, – и теперь она была неприятно удивлена их обостренностью.
Родрик ничего не замечал. Слушая музыку, он, похоже, сам углубился в свои мысли. Спустя минуту Эни не выдержала, опустила смычок и спросила:
– Почему вы так боитесь лорда Йорана?
– Он не лорд Йоран.
Родрик сказал это раньше, чем вышел из задумчивости, и бросил на Эни быстрый взгляд.
– Я имею в виду, он сам на себя не похож.
– Вряд ли из-за этого вы стали бы его бояться, – нахмурилась Эни. – Что вы имели в виду на самом деле?
– Давайте не будем об этом, миледи. К чему вам лишняя головная боль?
Поскольку у Эни и так побаливала голова, возразить было сложно. Но душа, и без того разбереженная виелой, требовала ясности.
– Здесь все что-то знают, и никто ничего мне не говорит. Поэтому вы правы, голова у меня действительно болит. Хоть вы скажите правду. Я думала, вы боитесь из-за того, что лорд Йоран, как говорят, творил страшные вещи… Но вы сказали другое.
Родрик колебался. С минуту он смотрел на нее с затаенным состраданием, а затем стал нервно оглядываться и коситься на закрытую дверь.
– Его здесь нет, – сказала Эни. – Он ушел ночью и до сих пор не вернулся.
– Миледи, вы слышали о том, что лорд Йоран изменился после битвы с мятежниками и ильфитами?
– Да… Я слышала о резне, – неуверенно проговорила Эни.
– Я был там и все видел. На самом деле, я был в числе мятежников.
Виела едва не выпала из рук Эни. Она положила ее на стол.
– Лорд Йоран набросился на нас как зверь, – продолжил Родрик. – И мы все были бы мертвы, но появились ильфиты. Я видел, как погиб лорд. Поэтому я со спокойной душой остановился в деревне. Люди Йорана не поддерживали его. Они были сыты по горло его выходками и никому бы ничего не сказали. Но потом Йоран пришел снова. Как ни в чем не бывало. Только это уже был совсем не он. Тогда же появился барьер, за который я не могу выйти при всем желании.
Глаза Родрика потемнели.
– Йоран знал меня. Я сражался с ним. Он мечтал меня убить и практически сделал это. А потом он пришел ко мне и любезно предложил научить его супругу играть на виеле. По-вашему, я не должен бояться, что по мою душу пришло нечто нечеловеческое? Я бы не сказал ничего этого вам, миледи, но вы так юны и милы. Мне совсем не хочется, чтобы вы здесь… пропали.
Эни крепко сцепила руки, пытаясь унять разошедшуюся дрожь. Мысли путались, все внутри сжалось в один плотный комок, мешавший дышать. Совсем не такое она ожидала услышать.
Родрик не походил на сумасшедшего – да и на мятежника тоже. Но его слова призрачно связывались со странностями, окружавшими Йорана. Резкая перемена. Скрытность. Слова Ордена о том, что с ним надо покончить… Но допустить, что он – обратившийся ильфит? Нет, невозможно. Эни своими глазами видела, как он сражался с нечистью, пусть и не своими руками. Да и вряд ли ильфит стал бы проявлять заботу о людях. И уж тем более спать с ней.
Некстати Эни в очередной раз вспомнилось, что она не видела Йорана той ночью. Слышала смех, который показался ей странным, и поэтому она проснулась. Вино и волнение мешали думать, поэтому она не могла с уверенностью сказать, что это был Йоран.
Жуткая мысль, но почему-то она не вызвала в Эни неприятных эмоций. В конце концов, тот, кто был с ней, был добр и даже нежен.
– Я не думаю… – начала она тихо. – Не думаю, что…
Вдруг снаружи, за окном, послышался странный звук – не то хруст, не то хрип. Эни и Родрик вздрогнули.
Эни опомнилась первой, подошла к окну и отшатнулась: трава под ним была мокрой и ярко алела. Не сказав ни слова, она бросилась к выходу. Родрик побежал за ней.
Во дворе было необычно тихо и пустынно – вероятно, Йоран на сегодня отпустил всех работников. Небо заполонили тяжелые тучи, холодный ветер пробирал до костей. Эни с волнением прислушивалась к его завываниям. Под окном никого не было, широкий кровавый след обрывался внезапно. Только что трава купалась в крови, и вдруг – ничего. Нагнувшись, Эни разглядела между травинок густые капли – кто-то упал у окна, но потом смог подняться на ноги.
Эни и Родрик пошли по следу. Вскоре они увидели еще одну лужу крови, а затем – лурго, сидевшего у черного входа, которым пользовалась прислуга. Зверек жалобно урчал и пытался протиснуться под крыльцо.
– Что там?.. Предвечные! – вырвалось у Эни.
Деревянные доски давно прогнили и отвалились, и под ступенями образовалась ниша. Из мрачной и сырой темноты выглядывала маленькая бледная рука, выглядевшая совершенно безжизненной.
Но раненый был еще жив. Услышав голос, он попытался забиться поглубже. Рука встрепенулась и снова замерла с коротким болезненным стоном.
– Не бойся, – проговорила Эни, как она надеялась, успокаивающим голосом. – Тебя никто не тронет. Мы тебе поможем. Вылезай, ну же.
На самом деле в ее голосе звучало отчаяние – страшно было представить, что какой-то ребенок погибнет вот так, до смерти перепуганным, истекающим кровью и страдающим от боли под гнилым крыльцом. И именно оно заставило раненого выползти: он понял, что его все равно вытащат отсюда – живым или мертвым.
Несколько долгих секунд Эми смотрела на него. Светлые волосы были перепачканы кровью, одежда разорвана в клочья, сквозь нее на теле виднелись глубокие раны, а на лице, таком же бледном, как и рука, застыло бессильное и в то же время вызывающее выражение. Он знал, что конец близок, но сдаваться все равно не хотел.
Эни прошибла волна ужаса.
Это был вовсе не ребенок, а эвендин.
Эни впервые видела эвендина так близко. Он лежал прямо перед ней, совершенно беспомощный, и рядом не было Готтрана или кого-нибудь другого, кто мог бы решить его судьбу. Но что было делать ей, Эни? Любую помощь эвендину могли расценить как преступление. Кроме того, он может быть еще опасен. Ведь использовал магию тот, приговоренный к смерти…
Шок в очередной раз вызвал к