который сидел на ближайшей к печке койке и вежливо слушал, явно полагая, что, если хочешь, чтобы тебя считали своим, нужно выслушивать бесконечные разговоры вокруг одного и того же. А еще ты должен как закон природы принять, что каждый вывод будет повторяться сотни раз, а часто и теми же самыми словами, словно в каком-то речитативе.
Один из наиболее важных сержантов, секретарь офицера-кадровика, рассказывал о генерале:
— Да он просто профессионально непригоден! Заходит он тут на днях в наш кабинет и говорит: сержант, говорит, сколько у нас людей в Уозерлифилд? Ни одного, говорю я, их всех вчера перевели в истребительное авиакрыло. Представляете, он даже не знал, что одна из его баз за день до этого была переподчинена. Он постарался спасти лицо, сказал, что переподчинение, мол, должно было произойти в другой день, но теперь вы имеете представление, как у него шарики крутятся, если только они крутятся. Он постоянно вынашивает всякие идеи, как укрепить дисциплину, словно мы и так целый день не трудимся в поте лица, чтобы в его авиакрыле вертелись все колесики. Представляете, не знать, что Уэзерлифилд переподчинен.
Остальные согласились, что генерал слишком уж суров и умом не блещет. Другой сержант сформулировал это следующим образом:
— Хотел бы я посмотреть, как он крутится на гражданке. Бьюсь об заклад, он и тридцати пяти баксов в неделю не зашибает.
Другие торжественно согласились. В их мире генерал стоил бы куда меньше, чем они. А уж тридцать пять баксов в неделю точно не смог бы зашибить.
Затем разговор перешел на женщин. Кому-то нравились пышные женщины, кому-то нравились маленькие женщины. Кому-то нравились блондинки, кому-то брюнетки, а нескольким нравились рыжеволосые женщины. Но все сходились в том, что им нравятся женщины. Глаза их начинали светиться, когда они рассказывали о своих женах, любовницах, фантазиях. Джим был удивлен и озадачен: неужели эти штабные действительно нравятся женщинам? Внешне все они были довольно неприятны. Либо чересчур толстые, либо чересчур худые. Неужели женщины могут любить таких? Тем не менее, они постоянно рассказывали о своих победах, хвастались, чтобы произвести впечатление на других хвастающихся. Вероятно, то, что они говорили, было правдой, но все-таки сама мысль о влюбленном штабном была Джиму невыносима.
Потом один из них упомянул о гомосексуалистах. Насколько было известно Джиму, в казарме таковых вообще не было. Разве что тот солдат, который и завел этот разговор. Он был маленьким, кругленьким, с неприятным монотонным голосом.
— А на следующий день этот педик подходит ко мне в сортире кинотеатра и приглашает меня с собой. Меня! Ну, я ему сказал, что я о нем думаю. Сказал, что если он не исчезнет, я ему шею сломаю. Он, конечно, ноги в руки — только я его и видел.
Другие торжественно кивали, слушая эту историю, и каждый рассказал похожую, хотя у других злосчастным педикам доставалось от взбешенного героя.
Джим старался не рассмеяться. Странным образом предложения подобного рода делались самым уродливым и подозрительным типам. Джим бросил взгляд на молодого капрала. Это был темноволосый парень с серыми глазами и худым, стройным, казавшимся сильным телом. Глядя на него сквозь полузакрытые глаза, Джим почувствовал желание.
Впервые за многие месяцы ему захотелось секса. Он хотел этого молодого капрала. В своих фантазиях он насиловал его, занимался с ним любовью, боготворил его. Они будут братьями, они никогда не расстанутся.
— Город просто наводнен этими проклятыми педиками, — гнусавил лысый солдат. — Нужно быть осторожным.
Но разговор уже перешел на другую тему и никто, кроме Джима, его не слышал. Солдат посмотрел на Джима, словно бы ища у него поддержки.
— Что, разве нет?
— Верно-верно, — сказал Джим, продолжая глядеть на капрала, который сонно позевывал.
Джим вскоре подружился с капралом. Его звали Кен Вудроу, двадцати одного года от роду, родом из Кливленда, в армии полтора года. Он закончил колледж, готовящий секретарей, и мечтал работать на какого-нибудь промышленного магната, желательно где-нибудь на Среднем Западе, потому что люди там настоящие. Кен рассказывал Джиму все о себе, а Джим слушал внимательно. Он совсем потерял голову и мог думать только о том, как бы ему затащить Кена в постель. После Боба никто еще так не возбуждал его. Но в Бобе он видел родную душу, близнеца, без которого не чувствовал себя цельным. К Кену же его влекло одно только вожделение. Он должен овладеть им.
Они виделись ежедневно, но Кен, казалось, совершенно не подозревал, чего хочет Джим. На его наводящие вопросы неизменно следовали невинные ответы. Это было просто ужасно.
Сержант Кервински тем временем мрачно наблюдал за ними, подозревая худшее. В особенности он был сердит на Джима, который одно за другим отвергал его предложения пообедать с ним в городе. В конце концов не в силах больше ждать Джим уговорил Кена поехать с ним в Колорадо-Спрингс.
Стоял пронзительный ноябрьский вечер. Они получили увольнительные на сутки. Может, им удастся переспать в гостинице? Что-нибудь обязательно получится.
В Колорадо-Спрингс было полно солдат. Они приезжали не только с базы ВВС, но и из расположенного неподалеку пехотного лагеря, и в поисках секса и развлечений наводняли улицы, бары, кинотеатры, бильярдные, кегельбаны.
Джим и Кен пообедали в итальянском ресторане. За столиком рядом в одиночестве обедали две хорошенькие девушки.
— Видишь, как та девчонка пялится на меня? — шепнул довольный Кен. — Давай попросим их присоединиться к нам.
— Ну уж нет! — сказал Джим так, словно у него от этой мысли заболели зубы. — Я к этому не готов, я сегодня так наработался, что как тряпка.
— Черт! Ты никогда не гуляешь с девчонками, а? — сказал Кен так, словно эта мысль только что пришла ему в голову.
Джим давно уже ждал такого вопроса. У него на этот случай была заготовлена ложь:
— А у меня здесь, в городе, есть одна девчонка. Я с ней регулярно встречаюсь наедине.
Кен сочувственно кивнул:
— Я тебя понимаю. Держи это при себе. Я уже давно сообразил, что у тебя тут есть что-то вроде этого, потому что ты здесь уже давненько. Если бы ты здесь не нашел себе девчонки, то это было бы неестественно, — Кен несколько раз кивнул.
Они доели спагетти, потом Кен спросил:
— А у нее подружки нет? Ты ж знаешь, какие мне нравятся.
— У кого, у нее?
— Ну, у этой твоей девчонки в городе. Есть у нее подружка?
— Нет. По крайней мере, я так думаю. Вообще-то лучше я у нее спрошу. Она редко выходит из дома.
— А где вы познакомились?
Джима раздражала необходимость выдумывать.
— Мы познакомились