В кивоварену божн
и
цю,
Украшаём мы Светителя, мы жа чистым серебром,
Мы жа красным золотам, жемчугом окатистым,
Прибегаём к Светителю с верою, с любовью,
А просим у Светителя великой мы помошшы,
В бедах и в напастях он свет сохраняë,
В болезнях лёжашших он свет истеляет,
В темницях сидяшших он свет избавляë,
А по морю плаушших он свет направляë,
Волны да усмиряë, врагов прогоняëт.
Слава Христу Богу со своим угодником,
Со светителем Миколой, с Мерькольским чюдотворьцем.
Небылица
Небылиця в лицях небывальшына,
Да небывальшына, да неслыхальшына.
Старину спою да стародавною,
Да небылиця в лицях, небывальшина,
Да небывальшына да неслыхальшына.
Ишша сын на матери снопы возил,
[71]
Все снопы возил, да все коноплены.
Как стар
а
матерь да в кореню была,
Молода жона да в пристяжи была.
Как стар
у
матерь да попонюгивал,
Молоду жону да присодерживал.
На гори корова белку лаела,
Ноги росширя, да глаза выпуча.
Ишша курица под осеком
[72]
траву секет,
Как овця в гнезди да яицë садит.
По поднебесью да сер медведь летит.
Он ушками, лапками помахивал,
Он черным хвостом да принаправливал.
По синю морю да жорнова пловут,
Жорнова пловут да тут певун поет.
Как гулял гулейко
[73]
сорок лет за печью,
Ишша выгулял гулейко ко печьню столбу.
Как увидел гулейко в лоханки воду:
«А не то-ле, братьци, все синё морë?»
Как увидел гулейко, из чяшки ложкой шти хлебают:
«А не то-ле братци, корабли бежать,
Корабли бежать, да все гребци гребут?!»
![]()
Пятиречие
Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтобы видеть свойство русского языка. А. Пушкин
Посвящается книга всем пинежанам и светлой памяти Марии Дмитриевны Кривополеновой, род. в 1844 г. 8 апреля в дер. Усть-Ежуга, ум. в 1924 г. 8 марта в дер. Веегора на р. Пинеге и Александра Останина, жившего в городе Кеми и на море
От составителя
Этой книгой бросается горсть скатного жемчуга из неистощимых запасов словесной сокровищницы, хранимой в течение веков и всегда полнящейся народом на Русском Севере. В этой горсти названием сказки объединены почти все виды устного поэтического творчества: собственно сказки (волшебные), сказки-новеллы, сказки-анекдоты, легенды, рассказы из собственной жизни, былины и даже песни, но с явным действенным движением.
Образ каждого сказочника, в уста которого вложена сказка, бытующая на данной реке (хотя бы текст в более полной редакции был записан в другом месте), — образ собирательный, слитый из многих встреченных мною обитателей данной реки. Исключение представляет образ «Скомороха», в котором, кроме подлинных мезенцев, слились встреченные мною на Севере вообще талантливые, блещущие острословием и юмором сказочники-творцы, часто импровизаторы. Вся ценность современных записей произведений заключается в их языке — богатом, образном, сохранившем и очень древние формы и рождающем новые словообразования, органические и всегда верные. Заглядывать в колыбель народного языка всегда полезно и поучительно, особенно теперь, когда в городах создаются новые слова и формы, большей частью беспочвенно, случайно и уродливо. Образованным людям есть чему поучиться у неграмотных крестьян, условиями быта сохранивших и сохраняющих красоту языка. Северный крестьянин творит как ребенок, всегда гениально, потому что мыслит так же как ребенок: образами. Он тонко чувствует все отклонения и изменения смысла от употребленных форм. В этом читатель убедится.
Наряду с ощущением северного языка, несущего множество местных слов и выражений (приложен словарь), автор стремится передать и дыхание языка, т. е. его звучание. Это неприятно для глаза; но, преодолев неприятность, читатель приучится воспринимать текст не только глазами, но и ушами и почерпнет новое наслаждение. Ведь произношение человека — признак, который дороже описания цвета волос или одежды. Оно говорит о месте жительства, среде и профессии. Явно и ярко. Рассказчик (мощное теперь орудие культуры) получит в книге не только желанное народное произведение, но и сможет добиться точного звучания, даст подлинную живую речь, даст рассказу нужный северный колорит. Надо только помнить, что северный говор — окающий, т. е. начертанное «о» всегда произносится как таковое, даже когда оно и не под ударением, в противоположность говору акающему (московскому, например). Москвич скажет «сабака» (первый гласный звучит как средний между «о» и «а», ближе к «а»). Северянин произнесет точно: «собака».
Такое же замечание надо сделать относительно буквы «г». На севере она звучит как принято в печати, без замены ее в произношении звуком «в» в прилагательных и местоимениях род. пад., т. е. не Краснова, молодова, ево, моево, а красного, молодого, его и моего.
Для точной передачи звучания введены и два новые знака h и Ї.
Знаком h обозначен звук «г», но не обычный взрывной, а так наз. «фрикативный», который звучит лишь в некоторых словах и их производных (когда, тогда, всегда, где, боги, богиня, убогий, господь, богатый, т. е. так: коhда, тоhда, hде, боhи, боhиня, убоhий, боhатство, боhатырь) у коренных москвичей, на образцовых сценах Малого и Художественного театров и у деревенского люда. Но городское московское население его теряет, а у крестьян оно держится крепко. Звук, обозначенный буквой Ї, — это йотированный и=йи, который обильно встречается в украинском языке и обозначается в украинской печати именно так, и у наших северян. Не Илья, а Їлья=Йилья. Не имя, а їмя=йимя, не их, моих, твоих, а їх, мо їх, тво їх (также у коренных москвичей).
Звук, обозначающийся буквой «щ», распадается у северян на составные «ш» и «ч» средней твердости довольно редко. Чаще он заменяется долгим и очень твердым «щ», что изображается двумя «ш»: большашша, свишшет вместо большущая, свищет, или же комбинацией двух звуков: очень мягкого «ш» и очень твердого «ч», который обычно в литературном произношении звучит мягко. Это особенно сказывается на произношении слова «еще». На севере его произносят различно: щë, їшша, ишшо и наконец ешьчо. Эта последняя манера очень характерна для ходивших на морских судах, своего рода «шик» мореходов и лиц, подражающих им.
