Заглянув ему в глаза, я похолодела. Он определенно думал, что я чокнутая. Что если он и вправду отправит меня в сумасшедший дом? В свое время мне довелось читать о положении дел в сумасшедших домах в начале века. Пациентов там нередко приковывали наручниками к кроватям, не давали им никакой одежды и постоянно одурманивали наркотиками… И у них не было никакой надежды вырваться на свободу… Вряд ли бы мне удалось улизнуть оттуда… во всяком случае до землетрясения в среду, когда уже будет слишком поздно спасать Натаниэля и Викторию, и я сама упущу единственный шанс вернуться домой, в свое время.
– Нет! Только не в сумасшедший дом – я не чокнутая! – воскликнула я, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход.
– Что побудило тебя сочинить такую невероятную историю? Ты все еще боишься, что я отправлю тебе назад в бордель, откуда ты сбежала? Уверяю тебя, я не чудовище.
– Знаю, – ответила я, остро ощущая тяжесть его явно не принадлежащего чудовищу тела. – Поэтому ты не отправишь меня в психушку… которая еще хуже, чем бордель. К тому же я вовсе не сумасшедшая.
– Как я могу быть в этом уверен после всего того, что ты тут мне наговорила?
– Я все объясню, – медленно сказала я, пытаясь выиграть время.
– Лгунья.
– Я не лгунья!
– Докажи.
Я глубоко вздохнула.
– О’кей, я докажу. Я заключу с тобой соглашение.
Натаниэль расхохотался.
– Соглашение? По-моему, ты сейчас не в том положении, чтобы заключать какие бы то ни было соглашения.
С силой сжав мои запястья, он слегка изменил позу и надавил всем телом мне на живот. Мое лицо вспыхнуло.
– Послушай, все, чего я прошу, так это не отправлять меня пока в психушку, – сказала я быстро. – Не говори ничего своим тете и дяде о моем, гм, прошлом до… свадьбы. – Я с трудом выдавила из себя последнее слово, которое едва не застряло у меня в горле. – Мое поведение будет безупречным; обещаю, я не заставлю тебя краснеть…
– Почему я должен соглашаться? – спросил он. – Не то чтобы я решил согласиться, ты понимаешь.
– Дай мне два дня, и я докажу тебе, что я не сумасшедшая… что мне можно доверять. Если мне это удастся, ты позволишь мне остаться до следующей среды.
– А если ты не сумеешь мне этого доказать?
– Тогда я уеду после свадьбы. С твоими тетей и дядей… или в сумасшедший дом. Все будет так, как ты захочешь.
Я затаила дыхание в ожидании его ответа.
Прошла, казалось, целая вечность. Наконец он произнес:
– Никаких больше глупостей?
У меня екнуло сердце.
– Никаких. Честно… я обещаю.
Он перестал с силой прижимать меня к земле.
– Хорошо. Я дам тебе последний шанс, поскольку ты, похоже, образумилась. Но я тебя предупреждаю – если ты скажешь хотя бы слово из всей той чуши, что мне тут наболтала, клянусь, я самолично отвезу тебя в сумасшедший дом.
– Я никому ничего не скажу, – пообещала я, спрашивая себя, как, черт возьми, мне убедить его за сорок восемь часов в том, что он может мне доверять.
Поднявшись, он протянул мне обе руки, помогая встать. Его прикосновение было подобно удару током. Мысли мои на мгновение смешались.
– Я так до сих пор и не пойму, зачем, если ты в здравом уме, тебе понадобилось сочинять такую дикую историю? – Он покачал головой, собирая в корзинку остатки еды и складывая одеяло. – В актерских способностях тебе явно не откажешь. Должно быть, это у тебя наследственное. На мгновение мне показалось, ты сама веришь в ту чушь, что несешь.
– Правда иногда бывает невероятнее любого вымысла, – заметила я, следуя за ним к машине.
Он бросил на меня странный взгляд.
– Самым лучшим для тебя сейчас было бы поскорее укрыться от солнца. Не забудь надеть эту свою шляпу с широкими полями и вуалью, когда мы поедем назад.
Я тупо кивнула. Похоже, я только все испортила. Теперь Натаниэль был более чем когда-либо убежден, что я падшая женщина… и при этом, возможно еще и психически неуравновешенная. Как, черт возьми, я могла изменить историю, если главный герой не собирался мне в этом помогать?
Солнце висело почти у самого горизонта, когда мы, наконец, возвратились в Стюарт-хауз после долгой утомительной поездки. На все мои вопросы о приезжающих родственниках и предстоящем бракосочетании Натаниэль отвечал односложно. Мне, однако, удалось выяснить, что помимо Виктории и его дяди с тетей других Стюартов на церемонии не будет, и это развеяло мои опасения насчет того, сумею ли я выглядеть достаточно убедительно в роли «кузины» перед настоящими членами семьи.
Когда Натаниэль, свернув с подъездной аллеи, въехал в каретный сарай, чтобы поставить там машину, я увидела внутри экипаж с запряженной в него черной кобылой.
– Ага, – заметил Натаниэль, помогая мне выбраться из машины, – похоже, дядя Эфраим с тетей Фейс уже прибыли.
– Натаниэль, – проговорила я поспешно, вспомнив рассказы Виктории о том, как дурно обращался с ней дядя в Саусалито после землетрясения, – если бы с тобой что-нибудь случилось, Викторию забрали бы к себе твои дядя с тетей, ведь так?
– Разумеется. Они мои ближайшие родственники. Но почему ты спрашиваешь?
– Я бы не доверила им девочку, в особенности твоему дяде. Он явно не белый рыцарь.
– Я не позволю тебе оскорблять моих родственников в моем собственном доме, – сказал он резко. – Возможно, иногда мой дядя и бывает излишне суров, но он неплохой человек. Как ты можешь судить о ком-то, кого ты никогда не видела?
– Но…
– Могу я надеяться, что ты будешь вести себя как следует? – спросил он, устремив на меня ледяной взгляд, от которого кровь буквально застыла в моих жилах.
– Да.
– Это было бы приятным разнообразием.
Не успели мы подняться по ступеням на веранду, как миссис О'Хара распахнула парадную дверь.
– А вот и вы… я слышала, как вы подъехали. У нас гости.
Из-за ее спины выступили дядя Эфраим и тетя Фейс. Фейс, в темном, с высоким воротничком платье, крепко обняла Натаниэля, тогда как ее супруг – суровый на вид мужчина, чей черный костюм мгновенно напомнил мне одеяние гробовщика, – дружески хлопнул племянника по спине.
– Итак, Натаниэль, какой-то красотке наконец-то удалось запустить в тебя свои коготки. – Он хохотнул и спросил, заметив меня: – Уж не эта ли ле…
Слова внезапно застряли у него в горле, и он уставился на меня, выпучив глаза, словно только что откусил от мексиканского перца халапаньо здоровенный кусок. Не будь я на сто процентов уверена в обратном, то могла бы поклясться, что он знает меня… и ненавидит всеми фибрами души. Я смутилась еще больше, когда взгляд его скользнул с масляных пятен на моей блузке – следов катушки зажигания – к идентичным пятнам на руках Натаниэля, и обратно.