Грегг не знает всей правды, но он догадливый парень. Чувствует, что в украшении запрятано нечто, способное перевернуть мировую историю.
Всё пошло наперекосяк, но я не отдам Марка стражникам. Никогда. Ни за что. Вырву его зубами, если понадобится. Как только провернуть всё так, чтобы потом свободно выехать из города?
Впрочем, существовал один вариант. Самый простой, но очень громкий. После того, что я планирую осуществить, в Хорхелле не останешься даже на сутки.
– Напомни, во сколько приходит мастер Тревонн?
– В семь ноль одну по городским часам он отпирает дверь своим ключом, – отрапортовал Грегг. – Чуть позже, к семи двадцати, подтягиваются столичные маги. Немедля они запираются в подсобке, где хранится диадема, и выходят только к двенадцати часам, чтобы отобедать в трактире напротив лавки. Меня в это время оставляют главным, но на подсобку накладывают четыре защитные руны разной сложности. Трапеза длится около часа, а потом…
Дальше я даже не слушала. До семи оставалось минут двадцать. Не успеем.
В обед?..
Нагло выкрасть диадему из-под носа у столичных магов прямо посреди дня?
Вероломно. Неожиданно.
Обратного пути всё равно нет. После пленения Марка любой шаг назад нам недоступен. Ибо никто не выпустит его на волю, не вернет мне. Наказание будет жестоким, отупляющим. С рабами не нежничают, их чувства, как и тела никого не волнуют. А Марк умудрился прорваться к храмовникам, да ещё и унизить самого управляющего.
Зачем он так?..
Ради меня? Или чтобы снять долговые оковы?
Вспомнила теплые губы на своих волосах и дыхание, мерное, укачивающее. С ним рядом – спокойно. Всегда. Не понимаю, как он мне так близок стал за несколько дней вместе. Словно вечность провели бок о бок, плечо к плечу…
Не отдам его. Не позволю. На любые преступления пойду, но выцарапаю у правосудия.
– Встретимся в мастерской, – сказала я Греггу. – Мне надо уладить несколько дел. Решить, как выскользнуть из города. Собирай вещи. Мы сюда больше не вернемся.
Он судорожно сглотнул и медленно кивнул, точно до сих пор не верил, что всё решено. Вот так запросто. Без раздумий. Мы готовим преступление, по сравнению с которым меркнет даже убийство Агнии Шварц.
Не прощались. Потому что знали, что вскоре встретимся.
Я вошла в здание маленькой, чахлой тюрьмы Хорхелла ближе к одиннадцати часам. Одинокий стражник караулил у ворот, разлегшись на земле и натянув фуражку на лицо. Кажется, он без зазрения совести посапывал во время караула, но на моё покашливание встрепенулся.
– Что надо?! – рявкнул совсем недружелюбно.
– Навестить пленника, – пожала плечами и добавила многозначительно: – Мне назначено.
Стражник уточнять ничего не стал. В самом деле, какая ему разница, когда саму тюрьму охраняют десятки людей? Меня успеют и досмотреть, и выгнать.
Но дальше я ничего не просила. Без лишних слов вложила золотую монету в нагрудный карман формы паренька, который охранял вход в здание. Сказала жалобно:
– Очень хочу увидеть своего раба… – и "нечаянно" обронила ещё две монеты.
Тот облизнул губы, осознал, видимо, что деньги на дороге не валяются (хотя конкретно сейчас валялись), накрыл их подошвами ботинок, только бы никто не приметил.
– Что ж, раз повод столь значимый. Выпишу вам разрешение на посещение, – ответил стражник, ставя размашистую подпись на бланке.
Меня, разумеется, осмотрели с ног до головы, ощупали как последнюю воришку. Но затем беспрепятственно допустили к камерам. Я шла, стараясь не глядеть по сторонам, думая только о том, что сегодняшний день определяет всё.
Настоящее и будущее. Наши жизни. Судьбы.
Без права на ошибку. Без возможности что-либо переменить.
На чашу весов поставлено так много, что даже шелохнуться боязно – вдруг заденешь неловким движением. Отцовское кольцо холодило кожу под рубашкой. Я сжала его на долю секунды, а затем повернулась к нужной камере.
Здесь чисто. Мне всегда представлялось, что в тюрьмах – как в темницах из мрачных сказок: грязь, вонища, кровь на полу и кандалы в ржавчине. Ничего такого не было. Каменный пол, каменные стены. Ни мебели, ни лежанок, ни покрывал. Разве что запах специфический, видно, что заключенные не слишком-то обременяют себя туалетными делами.
Внутри камеры по размеру чуть больше нашего чулана со швабрами обнаружилось три человека. Человек с седой бородой и такими же седыми всклоченными волосами, ковыряющий что-то в решетке, спящий мужчина и Марк, что сидел в углу, прижав лоб к коленям.
Они едва помещались здесь.
Старик, обратив на меня безумный взор, присвистнул. Получилось плохо – ему явно не хватало передних зубов.
– Это что за лапочка навестила старого Джо? – похабно облизнулся он, начав развязывать завязки на шароварах. – Поработай язычком, деточка. Давай же.
Марк молча встал, оттеснил старика локтем и так взглянул на него, что тот попятился, совсем вжался в стену. Так и остался стоять со спущенными штанами, не рискуя даже шелохнуться.
Я смотрела на Марка, закусив губу. Никто не церемонился с ним, скорее – наоборот. Сомневаюсь, будто мужчина сопротивлялся, но на подбородке синел свежий синяк, и губу рассекло. Ворот рубашки запятнан кровью.
Никогда не понимала, в чем удовольствие бить беззащитных пленников.
Ощущение власти пьянит, не иначе.
– Как ты?
– Всё в порядке. Зачем пришла?
Я улыбнулась, тронула его щеку, коснулась линии скул, пытаясь впечатать в себя этот образ. Если у нас ничего не получится, пусть мне останется память о горячей коже, о легкой щетине, о колючем взгляде.
Марк перехватил мою ладонь.
– Ольга, что происходит?
– Применяй любую силу, только обойдись без смертей и лишнего шума, – шепнула ему на ухо, а затем развернулась на пятках. – Это приказ. Буду ждать тебя снаружи.
Марк плотоядно хмыкнул.
Сказала и сама не поверила своим словам. Словно дикого зверя на свободу выпустила. Голодного. Не ведающего границ. Впрочем, плевать. Пусть только не замарает ладони кровью, а так… будь что будет. В этом городе мы не останемся.
– Эй, кто-нибудь! Дайте воды! – Марк застучал по прутьям решетки, когда я отошла от камеры на тридцать шагов.
Считала каждый, ибо они отбивались в висках, колотились кровью, неслись ядом по венам.
– Что тебе, ничтожество? – отозвался стражник, поигрывая дубинкой, прошел мимо меня, чуть не пихнув плечом.
Пришлось посторониться.
– Старому Джо плохо! – злее крикнул Марк. – Помогите ему.
Я не оборачивалась специально. Чтобы не видеть, не слышать, не знать. Но течение магии, что хлынуло после того, как в замке заворочался ключ, невозможно было не заметить. Удар неистовой силы обрушился на стены тюрьмы.
Ни единого стона. Ни единого звука. Словно здание вымерло или онемело. Никаких истошных воплей. Только энергия хлещет, кнутами колотит по полу, вьется дымком под потолком.
Сердце