Читать интересную книгу Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое - Поль Кюглер

Миллер утверждает, что систематическое сокращение использования выражения «Святой Дух» в Библии в версии короля Джеймса в сочетании с опасностью пуританства в Англии вело к теологической доктрине потустороннего мира, содержащей только бога и дьявола. Что же касается промежуточных существ – призраков и душ предков, обитавших в пространстве между материальным и божественным мирами, – они были выдворены из реформатской английской теологии. Как демонстрирует Миллер, попытка организованной религии изгнать из своей теологии духов повлекла за собой возникновение компенсирующего явления в светском мире. Изгнанный из нового перевода библии и из пуританской теологии призрак святого духа сразу же начал распространяться в светском мире, и притом с изумительной скоростью, присущей историям с привидениями. Одновременно с удалением из основного направления Западной теологии реальности бытия промежуточных существ они продолжали процветать в фольклоре, алхимии, литературе и, в конце концов, просочились даже в двадцатый век – в сферу глубинной психологии.

Земля умерших

То, что ранее было известно как «земля умерших» или «подземный мир», заново появляется в современной глубинной психологии как «бессознательное». Историческая трансформация «земли умерших» в представление глубинной психологии о бессознательном была подробно исследована Хиллманом в замечательной книге Dream and the Underworld («Сновидение и подземный мир»). Хиллман не только обратил психологический взор на историю земли умерших, но, кроме того, использовал призрачный подземный мир как маргинальную перспективу, с которой пересмотрел наши основные представления глубинной психологии.

Юнг впервые столкнулся с душами умерших в собственных сновидениях, а позже в клинике Бургхольцли – в симптоматике своих пациентов, а с 1911 года эти призрачные фигуры начали появляться в его теоретических разработках. В лекциях, прочитанных в Фордхэмском Университете, Юнг начал вводить представление о мертвых в свое психологическое понимание самой природы личности, написав следующее:

Даже если родители уже давно умерли и утратили (или должны были утратить) всю свою значимость… они все еще каким-то образом присутствуют и столь же важны, как если бы оставались живыми. Любовь пациента, его восхищение, сопротивление, ненависть и непокорность все еще сцеплены с их образами, преображенными любовью или обезображенными завистью, и часто мало напоминающими их былую реальность. Именно этот факт вынуждает меня не говорить по-прежнему об «отце» или «матери», но использовать вместо них термин «имаго», так как эти фантазии уже относятся не к реальным отцу и матери, но к субъективным и часто искаженным их образам, что приводит к теневому, но, тем не менее, мощному влиянию на разум пациента (Юнг, 1961).

Имаго и привидения

Новая концепция Юнга о психических имаго рассматривает их как некую особую психологическую данность, существующую в душе, не зависящую от исторического референта и притом все же явно связанную с ним. Родительское имаго подобно призраку, связанному с умершим человеком, но при этом существующему вне зависимости от тела – его настоящего исторического референта.

В 1916 году Юнг расширяет тему взаимоотношения между призраками и родительскими имаго, на этот раз, проводя аналогию между духами умерших в традиционных сообществах и деятельностью комплексов бессознательного, описанных в глубинной психологии. Юнг пишет:

… Почти все, что примитив рассказывает о шутках, разыгрываемых духами над миром живых, как и общая картина его представлений о привидениях до мельчайшей подробности соответствуют явлениям, установленным спиритическими опытами. И точно так же, как сообщения из «потустороннего» мира можно рассматривать как деятельность разрозненных обломков души (psyche), так и эти примитивные духи представляют собой проявления комплексов бессознательного… (Когда родители умирают, проецированное имаго продолжает действовать так, как если бы оно было неким духом, существующим самостоятельно. В таком случае примитив говорит о родительских духах, возвращающихся по ночам («привидениях»), в то время как современный человек называет это отцовским или материнским комплексом (Юнг, 1966).

В то же время, пока Юнг пишет свои Фордхэмские лекции, Фрейд в Вене трудится над наиболее значительной книгой о вере в привидения и страхе перед мертвыми. В «Тотем и табу» он стремится выработать психологическую интерпретацию людского страха перед привидениями, особенно перед призраками любимых. Фрейд постулирует, что глубокие чувства, питаемые личностью к любимым, как правило, двойственны. Чувство, вызванное глубокой привязанностью, является до некоторой степени негативным, но часто случается так, что в течение жизни любимого существа негативная эмоция подавляется или не осознается. Однако если любимый человек умирает, внутренний конфликт между позитивной и негативной компонентами чувства обостряется. Чаще вместо того чтобы внутренне признать существование негативных чувств в отношении любимого, мы проецируем их в темные области, не связанные с умершим. Для Фрейда страх перед мертвыми, должно быть, имел отношение к фундаментальной двойственности чувств в сфере тесных человеческих отношений) (Фрейд, 1950; Миллер, 1989). Формулировки Фрейда удивительно напоминают взгляды Юнга в молодые и зрелые годы жизни. В «Психологии и алхимии» Юнг пишет: «Страх перед привидениями означает, с психологической точки зрения, преодолимость сознания независимыми силами подсознательного» (Юнг, 1953; Миллер, 1989). Люди опасаются вовсе не призраков, но независимых аспектов собственных душ (psyches).

Дэвид Миллер в книге Hells & Holy Ghosts перечислил множество ссылок на призраки в истории глубинной психологии, отметив, что для Фрейда роль смерти представлялась столь важной, что он даже утверждал, что инстинкт смерти по значимости равен роли сексуальности.

После разрыва с Фрейдом у Юнга начался период глубокого психического смятения. В течение этого времени он несколько раз сообщает о сновидениях с призраками и записывает следующую фантазию, в которой обнаруживает себя в «земле мертвых». Для придания ей большей выразительности он начинает с описания крутого спуска. При этом у него возникло ощущение, что он вступает на землю мертвых. Там он заметил две фигуры – седобородого старика и красивую слепую женщину. Он набрался смелости и приблизился к ним, как если бы они были живыми, и решил внимательно выслушать, что они хотели сказать. Старик пояснил, что он – пророк Илия, а молодая женщина назвалась Саломеей. Позже Юнг предположил, что эти двое были «духами умерших», и стал задавать им рискованные вопросы, на которые они не смогли бы ответить в течение собственной жизни (Юнг, 1963). Около 15 лет спустя Юнг беседовал с индусом, другом Ганди, и спросил о его личном гуру. Человек заявил, что его гуру был толкователь вед, умерший несколько веков назад. Юнг, помнивший свои давние беседы с Илией, спросил собеседника, говорит ли он о духе, действовавшем как гуру? Тот ответил, «Существуют и гуру-призраки. Большинство людей имеют живых гуру. Но всегда есть и такие, у которых роль наставника исполняет дух» (Юнг, 1963). Позже, трудясь над автобиографией, Юнг расценил свое общение с Илией и Саломеей как некого вида терапию, в которой он был пациентом, а они – терапевтами: «Я был похож на пациента в анализе с духом и женщиной!»

Семь наставлений умершим

В декабре 1916 Юнг испытал свое самое значительное переживание с привидениями, что привело его к написанию The Seven Sermons to the Dead. К тому времени он только что окончил описание тревожной фантазии, в которой отлетела его душа.

Юнг рассматривал это событие как тяжелое потрясение в своих отношениях с бессознательным и выразил свою озабоченность следующим образом:

В определенном смысле… (мое отношение к душе)… является также и отношением к сонму умерших; ибо бессознательное общается с мифической землей мертвых, с землей предков. Следовательно, если человек воображает, что душа исчезает, это означает, что она замыкается в бессознательном или в земле мертвых. Там она таинственно оживает и обретает очертания предков… Подобно медиуму, она предоставляет возможность мертвым проявить себя. А потому вскоре за исчезновением души во мне проявилось «мертвое», и в результате получились «Septem Sermones» (Юнг, 1963).

Вскоре после фантазии об утрате души Юнг начал испытывать беспокойство. Он стал ощущать в доме вокруг себя нагнетание зловещей атмосферы, и у него появилось странное чувство, будто воздух наполняется призрачными существами. Казалось, дом населяют привидения. В тот вечер его старшая дочь увидела, как через ее комнату проходит фигура в белом. Его вторая дочь сообщила, что ночью с нее дважды стащили одеяло, а девятилетний сын пережил беспокойное сновидение. На следующий день, около пяти часов вечера, стал часто звонить звонок у входной двери. Все ходили выяснить, кто пришел, но там никого не было. Юнг описывает, что произошло далее: