— Ну, вот мы и в Квебе, дамы и господа. — Голос Ады звучал хрипло, но Тина предполагала, что ее собственный голос вообще не возник бы в пересохшем горле, старайся или нет. Запредельная усталость и величайшее напряжение душевных сил лишили ее и голоса, и разума.
«Все, это все… конец…»
Ноги подломились, и она поняла, что падает, но не могла ничего изменить. В глазах потемнело, и тишина накрыла ее своим крылом.
* * *
— Девочка! Девочка! Просыпься! Не спаать! Не лежать! Встаать! Идтии! Ну! Ну! Ну! Девочка! Ну! Не снись! Восп…рянь! Де…
Голосок Глиф звучал, казалось, внутри черепа, но это, разумеется, было не так. Судя по всему, девочка-«Дюймовочка» спряталась в капюшоне плаща, подкралась к самому уху Тины и «кричала» теперь сдавленным — ввиду присутствия посторонних свидетелей — голосом прямо в ухо.
— Девочка! Ну!
— Я…
— Очнулась? — раздалось откуда-то сверху. — Ну и слава богу! Вставайте, герцогиня, нам следует идти.
Голос принадлежал ди Крею и звучал достаточно иронично, чтобы скрыть едва различимые нотки беспокойства.
«О чем он беспокоится? — подумала Тина, окончательно приходя в себя после обморока. — Или о ком?»
— Я… — Она пошевелилась, проверяя, как пишут в романах, «целостность своих членов», и почувствовала, как торопливо прячется за пазухой крошка Глиф. — Я… Да, да… Сейчас… Минута!
Похоже падая, она ничего себе не сломала, но так кажется, и должно случаться во время обмороков.
«Если бы кто-нибудь догадался растереть у меня под носом листок табарника… А кстати, откуда известно, что это должен быть именно табарник и что его нужно непременно растереть?»
Мысль интересная. Вопрос по существу. Ведь не случайно же, увидев на горном склоне куст табарника, Тина не прошла мимо, как сделала бы на ее месте любая другая девушка. Куст как куст, неказистое, но упорное в борьбе за выживание горное растение, совершенно неизвестное жителям морского побережья, тем более девочкам, воспитанным в приюте. И однако же Тина куст не только приметила, но и узнала, пусть и не придавая этому особого значения. Заметила, узнала и сорвала несколько мясистых и как бы лоснящихся жиром узких листочков. И не просто так сорвала: тщательно запеленала в лоскуток белой ткани и спрятала в один из кожаных мешочков, что носила в дорожной сумке.
«Сумка!»
Что ж, сейчас, по случаю обморока, Тина сообразила вдруг, что всегда имела среди своих вещей такие вот кожаные мешочки, обрывки пергамента, полоски вощеной бумаги и лоскутки белой ткани. Они были нужны ей, чтобы хранить зернышки, лепестки и листочки, цветочную пыльцу, растертые в порошок корни и стебли, сухие растения, кору, высушенный до невесомости мох и собранную острием ножа сырную плесень. Всегда были у нее добываемые при любой возможности деревянные и глиняные баночки, терракотовые кувшинчики и склянки мутного стекла с плотно притертыми пробками. И сейчас едва ли не треть ее личных вещей состояла из эдакой «колдовской» аптеки. Но если относительно практически всех иных своих знаний и умений Тина могла с уверенностью сказать, когда, как и от кого их получила, то знахарство — а ведь травничество — род знахарства, не правда ли? — пришло к ней как бы само собой. Никто этому Тину словно бы и не учил, никто, никогда…
«Но так не бывает!»
И верно — не бывает. Однако все, что было связано с ведовством и целительством, приготовлением зелий и тинктур, составлением ядов и приворотных зелий, сонных напитков и освобождающих от бремени смесей — все это существовало, словно крона дерева без ствола и корней. Тина не знала, не помнила, не могла даже вообразить, кто и когда научил ее такому множеству сложных вещей, премудростям редкой профессии, передаваемым обычно от учителей к ученикам, от старших к младшим, от матерей и отцов дочерям и сыновьям.
«Кто, когда, где?»
— Ну, что, барышня, вы как? — Ремт озабоченным отнюдь не выглядел. Похоже, к нему вполне вернулись обычное безмятежное настроение и наплевательское отношение к действительности.
«Граф… — вспомнила Тина. — Ну, какой же он граф, прости господи! Или все-таки граф?»
— Я… Я хорошо. Спасибо! — Она огляделась.
Без памяти Тина находилась совсем недолго. Во всяком случае, утро еще не наступило, хотя ночной мрак все сильнее и сильнее прореживало некое серебристое мерцание, предполагавшее скорый рассвет.
— Идти сможешь? — спросила Адель.
— Смогу, — ответила Тина и, разумеется, солгала. Она не могла идти, у нее не оставалось на это сил, но воля, как давно уже замечено — и не самыми глупыми из людей, — способна творить чудеса и уж точно вполне компенсирует слабости тела. Тина должна была идти, и она пойдет, чего бы это ни стоило.
«Я герцогиня! — сказала она себе и сделала первый шаг. — Я герцогиня… Фокко? А как, кстати, меня назвали при рождении?»
Но об этом думать было рано. Возможно, ответ знал Сандер Керст.
«Станет ли он моим рыцарем? И если станет, до какой степени моим он может быть?»
Впрочем, кое-что могла бы, наверное, рассказать и дама-наставница. Адель аллер’Рипп — так получалось даже при поверхностном рассмотрении известных Тине фактов — была не типичной наставницей бедных сироток. В прошлом этой женщины мерещились такие тайны, что даже дух захватывало при одном прикосновении к ним. Однако милая Ада, выведшая путников из западни самым невероятным образом, какой могла измыслить Тина, ничего не знала о рождении наследницы герцогской короны. Другое дело, что она близко знала родителей Тины, а это уже совсем немало.
Как и любая воспитанная в приюте девочка, Тина не могла не задаваться вопросом, как, каким образом, где и благодаря кому увидела свет. Рождение ее было окутано тайной, вернее, мраком. Слово «тайна» подразумевает сокрытие истины, слово «неизвестность» — отсутствие знания. Она родилась неизвестно где и когда — возраст Тины был определен всего лишь условно, и имена ее родителей были неизвестны. При таких обстоятельствах мрачный опыт окружающих людей — других девочек-сироток — подсказывал, что ни на что хорошее надеяться не приходится. В лучшем случае — это при условии, что ее мать не шлюха и не каторжница — думать следовало о глупой простушке, нагулявшей дитя от очередного смазливого проходимца. И тем не менее втайне от всех — даже от своих лучших подруг — Тина мечтала. Она мечтала…
«Я мечтала… Стоп! Как он сказал?!»
3
Если верить очередной порции всплывших в памяти воспоминаний, в прошлой жизни ему приходилось слышать и читать про Тропы, пересекающие Старые графства. Никто, однако, не мог сказать, что это такое. Была ли замешана в этом деле магия и если да, то какого сорта? Являлись ли Тропы всего лишь искусно замаскированными дорогами и тропинками? Существовали ли они на самом деле или были плодом вымысла?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});