очков форы Версалю. Поэтому мы испытали некоторое разочарование.
Конечно, все это очень интересно, но при всем при этом надо было еще петь спектакли. Однако, мы все успевали совмещать и не в ущерб качеству. Немного хочу остановиться на внутренних помещениях театра Гранд Опера. Внутренние помещения, салоны, фойе, лестницы поражают своей роскошью. Как только входишь в здание, перед тобой шикарная, дворцовая лестница. Все стены покрыты лепниной. Множество скульптур, бюстов, очень много золотого покрытия. Многие потолки расписаны художниками. Впечатление, что находишься не в театре, а в пышном дворце. Зрительный зал также имеет роскошное убранство. Кажется, что там просто на стенах нет свободного места – все покрыто лепниной. Но главной достопримечательностью зрительного зала считают потолок, расписанный знаменитым Марком Шагалом. Такого потолка нет ни в одном оперном театре.
Все первые спектакли, на которые приходит пресса, пел, конечно, В. Атлантов, поэтому у меня нет рецензий, хотя принимали меня прекрасно. После спектаклей подходили люди и просили автограф. Только одна газета – «Русская мысль», которая у нас считалась антисоветской, напечатала очень хорошую статью о моём Ленском, в которой меня очень хвалили. Но именно потому, что газета антисоветская, я побоялся привезти ее в Москву, хотя сейчас об этом очень жалею.
В Париже у меня лично произошел случай, который отразился, в каком-то смысле, и на моем мировоззрении. Как-то после спектакля «Евгений Онегин» с моим участием, ко мне в гримкомнату вошла группа молодых женщин. Они прекрасно говорили на русском языке. Я понял, что это дети эмигрантов прошлых лет (свободных выездов, как сейчас, в то время, не было). Они стали делиться впечатлениями от спектакля, и от моего пения. Говорили, что им очень понравилось. И вдруг одна из них, обращаясь к своим товаркам, говорит: «Господа, а давайте устроим встречу у нас в центре!». В то время пойти куда-то на встречу неизвестно с кем да еще без санкций руководства, было весьма чревато. Я про себя подумал, что мне только этого и не хватало. Но это приглашение, на мое счастье, не было поддержано. Однако, меня поразило не это. Меня поразило обращение «Господа», хотя она обращалась только к женщинам. В то время (в 1970 г.) у нас таких обращений не было вообще, да и не предвиделось. Мы все обращались друг к другу безликим словом «товарищ». Меня очень заинтересовало, как это, обращаясь к женщинам, можно сказать: «Господа». По возвращению в Москву, я спросил об этом у моей мамы, которая была лингвистом и специалистом по русскому языку и литературе. Я попросил ее объяснить такую для меня непонятность, почему женщина, обращаясь к женщинам говорит «Господа»? А мама мне ответила, что все очень просто. Для начала: в русском языке при обращении к людям во множественном числе всегда используется мужской род. Она сказала: «Обрати внимание: вот в институте объявление: «Студентам 3 курса срочно надо сдать зачетные книжки». Возникает вопрос, а что студенткам не надо это делать? Смотрим дальше: лозунг «Привет спортсменам – участникам Олимпийских игр!» Опять же, а что спортсменок не приветствуют? Или при разговоре по телефону в конце говорят: «Привет родственникам»… значит ли это, что родственниц обижают? Нет, просто это лишний пример правила русского языка при обращении во множественном числе. Поэтому правильное и грамотное обращение: «Господа!». И даже, если присутствуют одни женщины, то нельзя их называть «Госпожи». Нет и они тоже Господа. Поэтому формальный перевод обращения: «ladies and gentlemen», как Дамы и Господа является с точки зрения правил русского языка не грамотным. Но это не только языковый вопрос. Дело в том, что Дама и Госпожа – это люди совсем разного круга, разного социального уровня, разного сословия. Дама, фактически синоним слова женщина. У нас сейчас принято обращаться «Женщина…». Но слово женщина, так же как и слово мужчина, это только определение пола. Так обращаться к другим людям неграмотно и невежливо. Для обращения существует слова Дама или Госпожа. Но Дама, это не есть обращение с уважением, это банальное повседневное обращение. В то время, как обращением Госпожа всегда подчеркивается выражение особого уважения. Некоторые люди, не понимая сути слова Госпожа, трактуют это, как производное от слова «господство». И говорят, а что к уборщице у нас на работе тоже надо обращаться «Госпожа»? Нет, конечно. Вы же не обращаетесь к уборщице с подчеркнутым уважением? Но вот кончится рабочий день, уборщица умоется, переоденется и зайдет в бутик. У неё сразу спросят что-нибудь типа: «Что Госпожа желает?» Поэтому еще раз: обращение Госпожа не производное от «господства», а проявление особого уважения. Аналогичное выражение: «Ваш покорный раб». Это же совсем не означает, что человек буквально находится у Вас в рабстве, а все то же самое проявление особого уважения. В 70-е годы ХХ века такие вопросы у нас, в СССР, никого не волновали. Мы все были товарищи. И никакого особого уважения мы друг к другу не проявляли, все были равны. А сейчас постоянно слышишь: Дамы и Господа! Но это, примерно, то же, что сказать – женщины и господа. Если сделать обратный перевод, то получится абсурд: women and gentlemen. Англичане будут долго хохотать. Так что давайте обращаться к людям во множественном числе независимо от пола замечательным русским словом «Господа!» Мне потом уже в XXI веке приходилось слышать обращение: «Господа». Приезжала из Лондона наша русская графиня, в очень почтенном возрасте. Так она на нашем телевидении ко всем обращалась «Господа», невзирая на пол. А кстати, почитайте наших русских классиков. Вы нигде не встретите выражение «дамы и господа». Вот так, совершенно неожиданно, небольшой случай превратился для меня в очередной Урок. К сожалению, мы теряем наш исконный русский язык. Как-то, позднее, мне пришлось быть на гастролях в Мюнхене во время празднования Православного Рождества Христова. Мне надо было встретиться с одной дамой. Она попросила меня придти в русскую православную церковь, где проходила Рождественская служба. Пока я ее там ждал, то послушал, на каком языке говорят наши русские люди за границей. Это старая эмиграция или их дети. Боже мой, какая это музыка. Я просто заслушивался. Нет никаких наслоений, никакого сленга. Мы утратили, засорили наш красивейший язык. В Москве мне такой язык слушать не доводилось. Вот как люди вдали от Родины берегут свой язык. Это меня потрясло.
Когда кончились наши гастроли в Париже, все мы вернулись в Москву. После теплой погоды во Франции нас «обрадовали» наши родные морозы. Пошла повседневная работа в Большом театре.
В сезон 1969–1970 годов в оперном коллективе появилась молодая