я это замечаю. Да, нет. Не может быть. Ладно, пиджак, но китель?
Мое предположение оказывается верным. Муж стаскивает со своих плеч китель и набрасывает их на мои, а все, что я могу делать — это стоять смирно и хлопать глазами.
Он никогда так не делал! Никогда!
— Т-товарищ Генерал, прошу прощения. Опоздал, — рядом с нами тормозит раскрасневшийся, пухлый мужчина средних лет. Его форма, в отличие от моего мужа, выглядит немного небрежной, ворот зеленой рубашки кое-где заправлен, а кое-где торчит. Китель застегнут всего на несколько пуговиц, а фуражка наклонена на бок. Он с тревогой смотрит на Диму, а меня, кажется, вовсе не замечает.
Дима оценивающим взглядом проходится по мужчине, и тот сразу же тушуется: плечи опускаются, глаза начинают бегать. Но стоит он также смирно, как и до этого. Даже ничего поправить не пытается. Хоть Дима ничего не говорит, но и без слов понятно, что он имеет в виду.
— Все готово? — Дима, не глядя, протягивает мне руку, и я, немного помедлив, беру ее.
— Д-да, — мужчина все также старается избегать пристального взгляда Димы, предпочитая рассматривать его рубашку. — Ребят перевели в другой амбар, а этот подготовили для вас.
— Молодцы. Можешь быть свободен, я сам справлюсь.
Мужчина отдает честь, разворачиваются на каблуках и быстром шагом удаляется. Его фуражка соскальзывает, но он вовремя подхватывает ее налету и насаживает обратно на голову.
— Пойдем, — Дима тянет меня к амбару, у которого мы остановились.
И я следую за ним. Деревянная дверь приоткрыта, словно кто-то поспешно оттуда убегал, но недостаточно, ведь рассмотреть, что за ней скрывается не получается. Но только до тех пор, пока Дима не толкает дверь и не заводит меня внутрь.
Мы оказывается в плохо освещенном просторном помещении и, главное, пустом. Хотя раньше оно явно не было таковым, если судить по стоящим в разнобой стульям у стен и небрежно сложенному оружию на полках в шкафу напротив них. Но не это привлекло меня сильнее всего, а мишени у дальней стены.
— Ну что? Попытаешься подстрелить мою задницу?
Я замираю, открыв рот и уставившись на мужа.
— Ч-что?
Дима идет к шкафу с оружием и берет с полки первый попавшийся пистолет.
— Если хочешь, я дам тебе одну попытку, — проверяет заряжен ли он, берет пачку патронов и возвращается ко мне. — Но только, если сможешь попасть в мишень или сделаешь меня в стрельбе. Можешь сама выбрать условия.
Мои брови взлетают вверх, после чего прищуриваюсь.
— Это заведомо проигрышное пари.
— Ты не дослушала до конца, — Дима протягивает мне пистолет. — Сначала у тебя будет урок от меня лично.
— А кто сказал, что ты научишь меня правильно стрелять? — забираю пистолет. Тяжелый. Холодный, только кое-где согретый пальцами.
— Я не настолько коварен, — Дима усмехается и идет к мишеням. Мне ничего не остается, как последовать за ним. Пол скрипит с каждым нашим шагом, но никто не обращает на это внимание. Пистолет оттягивает руку. Я замираю у нарисованной белой краской на полу черты. Несколько кругов разных размеров, помещенных в один большой, на квадратном ватмане висят на спине, а также сложены стопочкой на полу. Дима срывает похожую на решето мишень и заменяет ее на другую. После чего возвращается ко мне и становится рядом.
— Готова? — его горячее дыхание обжигает, и я невольно веду плечами.
Даже не надеюсь на то, что моя реакция останется незамеченной. Но Дима ничего не говорит, и я ему благодарна.
— Зачем все это? — смотрю на мишень, чувствуя его за спиной. Он не прикасается ко мне, но я все равно не могу сосредоточиться. Дыхание учащается, руки дрожат, а сердце стучит так сильно, что я чувствую его на кончиках пальцев.
— Доверься мне, — голос мужа звучит глухо и вызывает волну мурашек, — в последний раз.
Я замираю. Снова. И кажется, перестаю дышать. Что?
Хочу обернуться, но Дима прижимается ко мне и обхватывает мои запястья, поднимая их.
У меня столько вопросов, что я едва разбираю его следующие слова:
— Сосредоточья на мишени.
Руки не слушаются, перед глазами все расплывается, я снова пытаюсь повернуться, но Дима сжимает мои руки и не дает пошевелиться.
— Ева, — его голос строгий, — сосредоточься. Ноги на ширине плеч, — он легко ударяет по моим ботинкам с внутренней стороны моих туфель, и я немного отшагиваю. — Молодец, а теперь целься. Смотри через прицел прямо в середину мишени.
Дима дает дельные указания, но мои тело словно окаменело. Он не желает слушаться, как и разум, в котором крутится всего один вопрос: «Я не ослышалась?».
— Нажимай на спусковой крючок, — говорит Дима прямо мне на ухо, — только приготовься, у пистолета есть отдача.
— Дима…
— Ева, стреляй!
Да, твою же мать! Сосредотачиваюсь на мишени и нажимаю на крючок. Громкий хлопок оглушает, в ушах звенит, но отдачи я почти не чувствую — Дима слишком крепко держит мои руки.
— Я не буду оправдываться, — его голос прорывается сквозь звон, но все же я могу разобрать слова. — И просить прощения тоже не буду. Слова ничего не значат.
Закрываю глаза. Не хочу слышать. Не могу… Но и остановить его не могу…
Дима забирает пистолет, перезаряжает его, а я так и стою на месте, не шевелясь. На этот раз даже не вздрагиваю, когда чувствую, как он снова обхватывает меня и вкладывает мне в ладони пистолет.
— Знаю, что мои действия причинили тебе боль, просто я не догадывался, что настолько сильную. Ты же знаешь, что я не особо чувствительный человек, — Дима сильнее сжимает мои руки и сам наводит пистолет. — Стреляй!
Глаза сами распахиваются, и я нажимаю на спусковой крючок. Мне уже все равно, куда попаду, лишь бы это поскорее закончилось. Но Дима, кажется, не собирается останавливаться.
— Молодец, — он усмехается мне в ухо, прежде чем отойти от меня. — Давай сама.
— Дима, — я не двигаюсь.
— Стреляй, Ева, — он заводит руки за спину и смотрит на мишень.
Да, блин!
Я поворачиваюсь лицом к стене, смотрю на мишень и стреляю сразу несколько раз. Даже не пытаюсь рассмотреть, куда попала, потому что знаю, что прямо в центр.
— Ты что-то от меня скрывала? — брови Димы медленно ползут вверх. — Мне стоит беспокоится за свой зад?
— Ты забыл, кто мой отец? — намеренно игнорирую последний вопрос, как бы мне не хотелось сделать мужу больно, стрелять я в него не собираюсь.
— Такое забудешь, — Дима поворачивается ко мне и, наконец, смотрит мне прямо в глаза. Тьма в его глазах завораживает. Хочется, как раньше, потеряться в ней, но что-то держит меня снаружи. Будто между