— Не всех, — туманно ответил он.
— Главных, что ли? — тепличный посмотрел на него с некоторым недоверием к его молодости, вздохнул и крякнул — время пришло безумное, к старости почтения, видать, вовсе не осталось, и домовой-молокосос уже может оказаться значительной шишкой.
— Не совсем.
— Ну-ну… Так вот, живу я убого. А они там, на усадьбе, барствуют! С хозяйского стола и сам Елпидифорка питается, и его баба, и весь штат — Провка, Ефимка, Игнашка, Никодимка, Маркушка, Тимошка!
— Куда столько? — удивился Тришка.
— Вот и я спрашиваю — куда? Провка, скажем, у них запечный. А Маркушка? Сарайным был, а в сарае жить не желает, ему дом подавай! Никодимку опять же, когда подрос, чтобы безместным не остался, в хозяйские автомобильные определили. Ну и что, занимается он техникой? Тоже все за печку норовит! Срамные картинки смотреть!
— Срамные картинки-то откуда? — строго спросил Тришка, предчувствуя и любопытную историю, и что тепличный сгорает от желания ее рассказать.
— А к хозяину из города за овощами приезжают, и автомобильный, Игнашка, их привозит. Продовольствием не берет, только деньгами, так Елпидифорка наладился у хозяина деньги воровать! Где рубль, а где и десять! А тот автомобильный и берет ворованное! Тьфу! Глаза б не глядели!
— Ишь, шустрый…
— А ты его знаешь? — догадался Корней Третьякович.
— Он меня сюда завез…
— Что завез — правильно сделал! И вообще Никишка далеко пойдет, потому что на верном пути! — тут же, без заминки, перешел от ругани к похвале тепличный. — Он деньги копит, чтобы жениться. Совсем еще недавно безместным был, теперь в автомобильные взяли, так он на этом не остановится! Он у подвального дочку сватать хочет! А как войдет через женитьбу в хорошую семью — так и выше поднимется! Он еще, увидишь, в хорошем доме домовым дедушкой станет!
— Дочку, у подвального? Так она же гуляет и выпивает!
— Кто тебе наплел? Девка смирная. Подвальный для нее хорошего жениха ищет, а она с Никишкой поладила. Я знаю, Никишка при мне с Тимошкой разговаривал, пока ящики грузили.
— Надо же… — пробормотал огорошенный Тришка.
Теперь его паническое бегство в багажнике явилось в совершенно ином свете…
* * *
Много чего любопытного нарассказал тепличный Тришке про своих недругов. Как нанимали тепличным — так сулили златые горы. Как приступил к работе — так кукиш под нос! А уходить обратно в полевые некуда… И безместным быть в такие годы — стыд и срам…
— Живут не хуже городских! — возмущался Корней Третьякович. — В тепле, сыты, при всех удобствах! Мне дважды в год чарка вина полагается — где та чарка? Сами выпивают! А я за место тепличного двадцать рублей дал! Сколько лет копил!.. По копеечке деньги у автозаправки подбирал!
Когда же он всерьез потребовал от Тришки решительных мер, вплоть до выселения Елпидифорки со двора, Тришка уже знал, как быть.
— Я ведь не по жалобе, — склонившись к мохнатому, с кисточкой, уху прошептал он. — Я по государственному делу.
— Ого?!?
Они сидели в теплице, в щели между деревянным столом для ящиков с зеленью и стеной, на щепках, под перевернутым ведром, сверху которого стояла картонная коробка с белым порошком. И тепличный взгромоздил щепки для гостя повыше, являя таким образом почтительность. Угощение же выставил нарочно жалкое — пусть гражданин инспектор попробует, потом не отплюется. Рядом с угощением лежала очередная жалоба — мелким почерком, на криво оторванном от края газеты квадрате.
— Мне нужен Молчок.
— Молчок? А кто таков?
— Чш-ш-ш…
История с женитьбой Никишки настолько Тришку обидела, что в нем проснулась совершенно неожиданная для выросшего на книжных полках домового хитрость.
— Вражина? — без голоса спросил тепличный.
— Вражина, — подтвердил Тришка.
— Так что же, Трифон Орентьевич, ты сюда только за тем Молчком и забрался?
— Мы его по всем закоулкам ищем, — как бы нехотя признался Тришка. — Коли чего знаешьо — говори.
— Он хотел было добавить, что старые сельские жители наверняка помнят, как Молчка подсаживать, и хорошо, что не успел.
— Беглый? Из острога?
Такого домысла Тришка не ожидал. Но кто его, Молчка, разберет! Может, и впрямь Молчки ныне только в острогах водятся?
— Он самый, — согласился Тришка.
— Стало быть, ловите, чтобы обратно возвернуть?
— Он много дел понаделать может, — туманно намекнул Тришка.
— А если кто покажет того Молчка — тому что?
Вопрос был разумный — жаль только, что ответа на него Тришка не имел.
— Награда будет? — допытывался тепличный.
— Ну… Это в зависимости…
— А какая?
— Соответственная! — неожиданно для себя заорал Тришка. И испугался — тепличный с ним бы одной левой управился.
Однако красноватая масть, недоступная сельскому жителю, внушила Корнею Третьяковичу несокрушимое и при необходимости перерастающее в страх почтение.
— Ну все, все, все, больше не спрашиваю! Я же понимаю! — зачастил он. — Мне бы, конечно, больше продовольствием получить хотелось, но я и на повышение тоже согласен!
— А что? Ты знаешь, где найти Молчка?
— Знаю… — даже не прошептал, а прошелестел тепличный. — Он у нас в сарае живет…
— В сарае? — тут Тришка вспомнил, как в него незримый враг камнями швырялся.
— Ну да, потому сарайный и перебрался в дом! А домовиха его, Молчка, жалеет, еду ему таскает!
— Погоди, погоди! С чего ты взял, будто это — Молчок?
— Так молчит же!
— Молчит, а что еще?
— А ничего боле! Сидит там, как сыч в дупле и носу не кажет! Вот такие дела, гражданин следователь. Молчка они тут, оказывается, прикормили!
Неожиданно пожалованный в следователи Тришка не возражал. Он уже начал понимать, какого нрава здешний тепличный.
Тришкина задумчивость длилась столько, что Корней Третьякович пришел на помощь.
— Мы вот что, Трифон Орентьевич, мы его оттуда выведем и тут спрячем, а когда за тобой Никишка приедет, свяжем и в багажник сунем. Так ты его до города и довезешь.
— Здорово придумано, — одобрил Тришка. Ему страх как хотелось надавать Никишке по шее. И вдруг он вспомнил про ежа.
— Послушай, Корней Третьякович, я в багажнике не один был, там Никишка еще ежа вез. Ему велели вывезти за город и выпустить в лесу. А он до леса не довез — кто-то из здешних ежу посвистел, еж у нас и сбежал. Прямо из багажника.
Вранье получилось чудо какое складное.
— Свистел ему, поди, Тимошка, он умеет. Его тоже из полевых взяли, только давно. Он теплицы и не нюхал! Тимошка, должно, для лешего старался. Еж — это лешего скотинка. Коты, псы — сам понимаешь, наша. Куры еще, вся хлевная живность, кони. А ежи, ужи, жабы, хори — они хоть к дому и прибиваются, а ведает ими леший.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});