Тур промолчал. Принял удар с каменным лицом и непроницаемым взглядом, только сжалось его буйное сердце. В радиошколу — это его-то, который дома сжег приемник и вообще осуждает всякую технику. „Есть!“ — ответил он. А тут еще выяснилось, что кто-то в Англии распорядился создать особую группу для выполнения особых заданий, которую нужно особенно тщательно и долго обучать радиоделу. Дело окутано густым покровом тайны, но как будто речь идет о заброске по воздуху в норвежские горы для разведки в тылу врага. В отдаленном будущем. Так или иначе Тур попадает в эту группу. Закрыв занавеской окно с видом на лес, он гнет спину над книгами и телеграфным ключом. Приказ есть приказ, долг есть долг. Капитан Николайсен говорит, что из Тура выйдет превосходный радист, а уж он-то в этом разбирается».
Рядовые 1132 и 1136 превратились в солдатов ВВС 2208 и 2209. Снова рядом друг с другом, теперь каждый за своей партой, с наушниками на голове и приказом преображать писк в наушниках в буковки на бумаге. Как ни строга была дисциплина в школе новобранцев, на радиокурсах ВВС было еще строже. Начальник курсов был отличный преподаватель, но и ревностный офицер, который, как выражался Стенерсен, стремился всех превратить в «пруссаков». Однажды утром солдат ВВС 2208 вызвал переполох, явившись на построение с красным платком на шее вместо форменного зеленого галстука. Отсидев положенное на губе, он еще больше ополчился против начальства, и кончилось тем, что Стенерсена вернули в пехоту.
День отъезда Бьёрна Стенерсена был для Тура мрачным днем. Все-таки солдат 2208 скрашивал эту противоестественную механическую жизнь. Конечно, Бьёрн вел себя ужасно. Зато он оставался самим собой. Даже в борьбе против тирании он не хотел и не мог отказаться от личной свободы, не мог идти на сделку с совестью, подчиняясь приказаниям, которые казались ему смешными и нелепыми.
На следующее утро одетый в мундир полевой священник читал проповедь. Дошло до «Отче наш», подали команду «смирно», и офицеры взяли под козырек. Стояли так до тех пор, пока священник не произнес «аминь». Туру хотелось крикнуть, что все это богохульство. Бога превратили в этакого военачальника, верховного командующего. Ему отдавали честь, его просили, чтобы он помог одолеть солдат, которые, может быть, в эту самую минуту стояли по ту линию фронта «на караул» и тоже слушали «Отче наш». Стенерсен пуще всего ненавидел эти богослужения и всякий раз негромко, но выразительно бранился в строю. Сегодня его голоса не было слышно. Рядом стоял солдат под номером 2207. Команда «смирно» касалась не только тела, но и души, творец небесный и земной требовал повиновения.
Правильно ли мириться со всем этим? Или прав человек (не номер) Стенерсен? Ханжество и безнравственность возведены в ранг системы. Но ведь идет война… Удастся ли одолеть тиранию, если все будут поступать так, как солдат 2208?
В общем-то у этой жизни были и свои светлые стороны. Душа дремала, тело маршировало, поглощало пищу и спало, а ум одолевал формулы всяких там катушек и конденсаторов. Искусство беседы, которое Тур всегда ставил очень высоко, прозябало. Человеческий язык сводился к импульсам в виде тире и точек, выбиваемых телеграфным ключом, к коротким и долгим звукам в наушниках, причем темп все нарастал и нетренированное ухо слышало один сплошной писк. Непривычному глазу казалось, что руку на ключе бьет лихорадка.
Тур долго искал и нашел наконец для Лив и мальчиков недорогую комнату поблизости от лагеря. Но когда они прибыли в Торонто, понапрасну съездив в Люненбург, кончились деньги, вырученные за маркизскую коллекцию. Стало плохо с едой. Тура кормили в лагере сытно, но он знал, что Лив и мальчики частенько ложатся спать на голодный желудок. Когда он выходил из столовой, столы ломились от несъеденного. И Тур не выдержал, стал таскать когда колбасу, когда полбулки, когда кусок масла… Неприятно, но виноватым он себя не чувствовал. Ему по-прежнему платили как рядовому, хотя он, учась сам, кроме того, преподавал своим товарищам математику. Вот кончит курсы, получит звание сержанта, тогда можно рассчитывать на прибавку. И Тур изо всех сил нажимал на учебу, хотя многие предметы были ему противны.
Из десяти друзей, прибывших вместе в «Литл Норвей», оставалось восемь. Стенерсена вернули в пехоту, еще один сам дал отбой. Восьмерку называли «Группа „И“». Это название придумали в верхах, а смысла его не знал никто. Одни говорили, что «и» означает «информейшн» (информация), другие «интеллидженс» (разведка), но это были догадки, одно ясно: группа шибко секретная.
Ребята выбрали Тура своим доверенным лицом, и в короткий срок он успел многого добиться. В частности, рядовым изменили стол, так что они получали не меньше витаминов, чем командный состав.
И вот наконец успешно сданы экзамены. Тур радовался: теперь он будет получать ставку сержанта, не придется больше воровать еду для семьи. Всех остальных курсантов ВВС автоматически произвели в сержанты, а «Группе „И“» сообщили, что не в компетенции ВВС присвоить им новое звание, так как они входят в особое подразделение, подчиненное штабу в Лондоне. А из Лондона поступил приказ — группе совершенствоваться дальше в радиоделе и электротехнике.
Новый курс был совершенно секретным, поэтому занятия нельзя было проводить в Торонто, и курсантов отправили в «Малый Скаугум» возле Оксбоув-Лейк, где ВВС устроили лагерь отдыха для своего личного состава. Несколько бревенчатых домиков уютно расположились в гуще леса Мускока между двумя озерами. В избушке недалеко от лагеря Туру удалось поселить Лив и мальчиков. Сам он ночевал когда у них, когда в лагере.
Восьмерку в «Группе „И“» обучали четыре инструктора, а задача была одна: основательно подготовить курсантов по радиотехнике. Инструкторы ревностно взялись за дело. От них требовалось выпустить специалистов, которые могли бы служить радистами в пехоте, в авиации и на флоте; специальное свидетельство давало право работать радиотелеграфистом на коммерческих судах. Сверх того, курсанты должны были уметь рассчитывать и конструировать радиоаппаратуру, телефонные узлы, хорошо знать телевизионную и прочую сложную технику, применяемую в гражданской и военной связи.
Пребывание «Группы „И“» в лесах Мускока недолго оставалось тайной. Занятия включали испытание восьми мощных громкоговорителей с усилителями. Энергичные офицеры возили эти установки по лесу на санях, запряженных гренландскими собаками, и поминутно кричали:
— Раз, два, три, четыре. Это пробная передача радиошколы «Малый Скаугум». Раз, два, три, четыре. Мы испытываем специальную громкоговорящую установку. Вы меня слышите?