95. В НОЧНОМ ПОЛЕТЕ
Замолк далекий отзвук грома,Звезда вечерняя зажглась.Со своего аэродромаНочь тихо в воздух поднялась.
Она летит — и вслед за неюТы старта попросил: пора!Вот твой мотор чуть-чуть слышнееНочного пенья комара.
Поляны, что давно знакомы,Уже вдали не видишь ты…Жена теперь, наверно, дома,И на столе ее — цветы.
А сын сквозь длинные ресницыСпросонок взглянет и вздохнет.Ему сейчас, быть может, снитсяОтца далекий самолет.
Как тихо над передним краем!Нигде не разглядеть ни зги.Но знаешь ты, что тьма сыраяОбманчива: внизу — враги!
Чтоб в День победы в доме старомОбнять сынишку и жену,Сейчас ты бомбовым ударомВспугнешь ночную тишину.
Вокруг запляшут в это времяРазрывов желтые мячи.Начнут рубить глухую теменьКосых прожекторов мечи.
Но, отбомбившись, ты под тучиУйдешь — и канешь за рекойНезримым мстителем летучимЗа наш нарушенный покой!
<1943>
96. МОРОЗ НА СТЕКЛАХ
На окнах, сплошь заиндевелых,Февральский выписал морозСплетенье трав молочно-белыхИ серебристо-сонных роз.
Пейзаж тропического летаРисует стужа на окне.Зачем ей розы? Видно, этоЗима тоскует о весне.
7 февраля 1943
97. НОЧНОЙ ПЛАЧ
На дворе — осенней ночи гнилость,Затрещал сверчок. Огонь погас.Мой хороший! Что тебе приснилосьВ этот самый сумеречный час?
Твой мирок не то, что наш, громоздкий:Весь его рукой накрыть легко.В нем из розовой шершавой соскиТеплое струится молочко.
Отчего ж дрожат твои ресницыИ дыханье стало тяжело?Что тебе печальное присниться,Страшное привидеться могло?
Иль тоска рыданий безутешных,Грудь теснящих в этот поздний час,С кровью перешла к тебе от грешных,Слишком многое узнавших — нас?
20 февраля 1943
98. ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Итак, ты выжил. Кончились бомбежки.Солдаты возвращаются домой.И выполз ты, еще шальной немножко,Как муха, уцелевшая зимой.
Ты медленно проходишь пестрым лугом,Где ветер клонит волны спелой ржи.Уже почти распаханные плугом,Еще кой-где чернеют блиндажи.
И ты с улыбкой вспомнил, как, бывало,Осколки тут жужжали, как шмели.Теперь здесь тишь. И на дрова — завалыКолхозницы по щепке разнесли.
В кустах ты видишь танков лом железный,На их броне растет зеленый мох…Как после долгой тягостной болезни,Ты делаешь счастливый полный вздох.
«Теперь, — ты думаешь, — жизнь будет длинной!Спокойной будет старости пора».И вдруг у ног твоих взорвется мина,Саперами забытая вчера.
21 февраля 1943
99. «Вот и вечер жизни. Поздний вечер…»
Вот и вечер жизни. Поздний вечер.Холодно и нет огня в дому.Лампа догорела. Больше нечемРазогнать сгустившуюся тьму.
Луч рассвета, глянь в мое оконце!Ангел ночи! Пощади меня:Я хочу еще раз видеть солнце —Солнце первой половины Дня!
30 апреля 1943
100. КУКУШКА
Утомленные пушкиВ это утро молчали.Лился голос кукушки,Полный горькой печали.Но ее кукованьеНе считал, как бывало,Тот, кому этой раньюВстарь она куковала.Взорван дот в три наката,Сбита ели макушка…Молодого солдатаОбманула кукушка!
Лето 1943
101. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
На полу игрушки. В доме тишь.Мама вяжет. Ты спокойно спишь.В темно-голубой квадрат окнаСмотрит любопытная луна.Где-то в небе возникает вдругРовный-ровный, нежный-нежный звук,Словно деловитая пчелаПесню над цветами завела.В ясном небе близ луны плыветМаленький отцовский самолет.«Спи, сынок! — гудят его винты. —Чтоб в саду играл спокойно ты,Чтоб лежали в домике в тылуДетские игрушки на полу,Каждый вечер ввысь взлетаю я,И со мной летят мои друзья!Вражьи „юнкерсы“ еще бомбятБеззащитных маленьких ребят.Их глаза незрячие пусты,Их игрушки кровью залиты!Чтоб добыть победу, чтоб принестьДетям счастье, а фашистам месть, —Чуть настанет вечер, над тобойМы летим на Запад, в жаркий бой!..»В темно-голубой квадрат окнаСмотрит любопытная луна.На полу игрушки, в доме тишь.Мама вяжет. Ты спокойно спишь.Над тобой отцовский самолетПесню колыбельную поет.
1943
102. ДНЕПРОПЕТРОВСКУ
Здравствуй, город чугуна и стали,Выдержавший бой с лихим врагом!Варвары тебя не растопталиКованым немецким сапогом.
Молчаливый, опустевший, темный,Ты как воин, а не как слуга,Погасив пылающие домны,Встретил ненавистного врага!
Жаждавший днепропетровской стали,Немец получал ее в ночиТолько пулями, что залеталиВ дом, где пировали палачи!
Вдоль проспектов новых и бульваровВраг поставил виселицы в ряд.Но сердца суровых сталеваровКрепче стали, что они варят!
И в октябрьский день, уже нежаркий,В своего освобожденья час,Шумом лип Шевченковского паркаВоскрешенный город встретил нас!
Радость стариков и смех подростков,Всё, чем ты, победа, дорога, —Нам залог, что сталь ДнепропетровскаСкоро полетит в лицо врага!
1943
103. «Оказалось, я не так уж молод…»
Оказалось, я не так уж молод;Юность отшумела. Жизнь прошла.До костей пронизывает холод,Сердце замирает от тепла.
В час пирушки кажется хмельноюДаже рюмка слабого вина,И коль шутит девушка со мною,Всё мне вспоминается жена.
1943
104. КОТ
На тюфячке, покрытом пылью,Он припеваючи живет,Любимец третьей эскадрильи —Пушистый одноухий кот.
Землянка — тесное жилище,Зато тепла землянка та…Комэск в селе на пепелищеНашел бездомного кота.
Бывает — полночь фронтовая,Темно… По крыше дождь сечет…И вдруг, тихонько напевая,На стул комэска вспрыгнет кот.
Снаружи ветер глухо воет,В окошке не видать ни зги…А кот потрется головоюО фронтовые сапоги,
И просветлеет взгляд комэска,Исчезнет складочка у рта.Как полон золотого блескаДавно забытый взгляд кота!
И кажется, не так уж сыроИ дождь в окно не так стучит.Уютной песенкою мираКота мурлыканье звучит.
И словно не в консервной банкеГорит фитиль из волокна,И мнится, что в пустой землянкеВот-вот заговорит жена.
1943
105. ДЕНЬ СУДА
За то, что, каскою рогатою увенчанИ в шкуру облачен, ты был как гунн жесток,За пепел наших сел, за горе наших женщин,От милых сердцу мест ушедших на восток,
За горькую тоску напевов похоронныхНад павшими в огне кровопролитных сеч,За вбитые в глаза немецкие патроны,За головы детей, разбитые о печь,
За наши города, за храмы наших зодчих,Повергнутые в прах разбойничьей пальбой,За наш покой, за то, что на могилах отчихРугаются скоты, взращенные тобой,
За хлеб, что ты украл с широких наших пашен,За бешенство твоих немецких Салтычих,За безутешный плач несчастных пленниц нашихНа каторге твоей и за бесчестье их,
За всех, кто был убит в церквах, в подвалах, в ригах,Кто бился на кострах, от ужаса крича,—Исполнится написанное в книгах:«Поднявший меч погибнет от меча».
Как бешеного пса, тебя в железной клеткеНа площадь привезут народу напоказ,И матери глаза закроют малолеткам,Чтоб не пугаться им твоих свирепых глаз.
И грохот костылей раздастся на дорогах:Из недр своих калек извергнут города.Их тысячи — слепых, безруких и безногихНа площадь приползут в день твоего суда.
И, крови не омыв, не отирая пота,Не слыша ничего, не видя ничего,Чудовищной толпой, сойдясь у эшафота,Слепые завопят: «Отдайте нам его!»
И призраки детей усядутся в канавах,И вдовы принесут в пустых глазах тоску…Куда тебе бежать от пальцев их костлявых,Что рвутся к твоему сухому кадыку?
И встанут мертвецы. Их каждый холм, и пажить,И рощица отдаст в жестокий этот час.Их мертвые уста тебе невнятно скажут:«Ты всё еще живешь, злодей, убивший нас?»
Тебя отвергнет друг, откажет мать в защите,Промолвив: «Пусть над ним исполнится закон!Мне этот зверь — не сын! На суд его тащите!Я проклинаю ночь, когда родился он!»
Тогда впервые ты почуешь смертный ужасИ, слыша, как твоя седеет голова,Завертишься ужом, уйти от кары тужась,И станешь лепетать о милости слова.
Но проклят всеми ты! И милости не будет!Враги тебе — земля, и воздух, и вода…И если правда есть, и если подлость судят,То скоро для тебя наступит День Суда!
1943
106. «Полянка зимняя бела…»