— Все знают, что мы с Соней почти десять лет назад познакомились. А Матвею – семь.
— Вы расстались с Соней. Она должна подтвердить это, —пожал плечами главный пиарщик. — Она ушла от тебя… из-за чего вы там ссорились? Она боялась что тебе прилетит хук, и ты станешь овощем? Вот на это и будем делать упор: молодая девочка, влюбленная в жениха испугалась за его здоровье, расторгла помолвку. У тебя было разбито сердце, ты утешился. Но! Вы с Софьей не были парой на тот момент, то есть измены не было.
— Я должен буду говорить это? — скривился.
— И ты, и Софья должны единым фронтом выступать. Еще: жена была в курсе внебрачного сына с самого начала и не препятствовала вашему общению. Ты не прятал их в Испании от общественности, а просто защищал от прессы таким образом. Полину выставим скромной женщиной, для которой любая огласка — стресс. Мне и моей команде нужно будет поработать с ней, провести инструктаж. А Соня твоя и без нас справится, не в первый раз на камеру будет говорить. Но… да, с ней я тоже проведу беседу, но сначала сам жене объясни всю важность и масштаб.
Важность… масштаб… да у меня язык не повернется просить Соню лгать!
Жил, варился во всём этом дерьме два года. Вкус перестал быть таким мерзким, притерпелся, сжился. А как статьи эти увидел — так со стороны и взглянул на ситуацию. Панорамный, мать его, вид мне открылся! И вид весьма и весьма уродливый.
— Я договорюсь с известными интервьюерами. Не из тех, кто берут скандальные интервью. Я про комплиментарные. Заранее вышлем им списки допустимых вопросов, на которые тебе, Софье и Полине придется ответить.
— Соня в этом участвовать не будет, — покачал я головой.
— Ей придется.
— Да кому есть дело до моей личной жизни? — потерял я терпение. — Вот кому?!
— Рожа у тебя смазливая. Бабы любят тебя, вот кому есть до тебя дело. Это мужикам похер с кем ты там спал, и сколько у тебя детей. Но не женщинам. И ладно у нас многим плевать на репутацию, но у тебя международные контракты! А на западе репутацию ценят. Потеря репутации — это потеря рекламных контрактов, падение процентов с билетов, спонсорские. И многое другое. Так что Софья обязана сказать в интервью всё то что мы на бумажке напишем. Надо будет, скажет что сама раздела вас с Полиной и в кровать уложила. И свечку держала, пока вы ребенка делали! Иначе мы все бабки потеряем, и немалые!
— Соню не вмешиваем, — поднялся я с кресла.
— Она сама захочет.
— Не захочет!
— А что ты предлагаешь? — сузил глаза пиарщик. — Подтвердить на весь мир что изменил жене перед свадьбой и жил на две семьи? Это по твоей Соне не ударит?
— Предлагаю просто молчать. Не реагировать, — процедил я.
— И тогда журналисты всё придумают сами. И придумают в гораздо худшем контексте, чем даже правда, ты понимаешь это? Лучший вариант чтобы Соня…
— Мне пора, — пошел я к двери.
— Я сам с ней свяжусь! — крикнул мне вдогонку Степан. — Софья — неглупая женщина, согласится. А Полину контролируй. Я свяжусь с ней сегодня.
Чтоб вас всех!
Закинулся спортпитом и поехал к Полине. Позвонил в дверь, и через минуту она, наконец, открыла дверь. Вся в слезах, щеки красные, губы искусанные… ну что еще-то?!
— Что? — спросил, войдя внутрь.
— Д-денис… прости! — всхлипнула она и съехала по стене на пол. — Прости, п-пожалуйста. Она… я не хотела… я…
— Да говори ты нормально! — повысил голос, сжав кулаки. — Что ты не хотела? Что она и кто она?
— Ж-журналистка, — задыхаясь, выпалила Полина. — Я не хот-тела давать интервью. Н-но она… она так давила! А с ней еще операторы были. Вошли в дом, натоптали. Я пыталась говорить что ты не разрешаешь, что не одобряешь, но Денис! — разрыдалась она, подвывая. — Они давили! Я не знала что делать! Я…
— Ты открыла рот и дала интервью, — шумно выдохнул я.
— Сама не помню что говорила. Камеры, все эти люди, эта наглая журналистка — они как псы цепные насели на меня! За что они так со мной? Меня теперь по телевизору покажут? Это такой стыд, я не переживу. Денис, побудь со мной, пожалуйста! И прости. Я сама жертва. Знаю, дура, но я не хотела чтобы всё так вышло. Я, правда, не хотела!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Полина за мою ногу схватилась, лицом в штанину уткнулась, самозабвенно и громко рыдая.
Мне бы сейчас в нокаут. Или хоть домой вернуться, лечь на кровать, и чтобы Соня рядом. Её ласковые руки, её нежные губы, и тишина. Только она и я.
Что же я наделал…
— Приведи себя в порядок. Матвей где?
— Твоя мама приезжала, — всхлипнула Полина. — Вот недавно совсем. У неё. Ты не злишься?
А смысл злиться. Дело сделано.
Может, права Соня насчет Полины? Хоть в чём-то? Слишком дерьмовой стала моя жизнь после того как Полина приехала из Испании — это ли не показатель? Или нет?
— Полин, — присел на корточки, — скажи мне кое-что.
— Что?
— Ты говорила Макару что мы отдадим его в детдом?
— Нет, — ахнула она. — Ты опять про это?! Я просто рассказывала ему что моя сестра Даша взяла ребенка из детского дома.
Правда? Нет?
В голове звенит. И вспоминаются слова Сони.
— О таком можно с кем-то взрослым поговорить. Но с шестилетним ребенком, который тебе незнаком, говорить про свою сестру которая из детдома малыша взяла? Зачем?
— Денис, — губы её задрожали, — ты правда думаешь что я способна на подобную гадость? Думаешь, я хочу вас с Соней рассорить?
— А что еще мне думать после всего?
— Если бы я захотела, если бы сволочью была — приехала бы на вашу свадьбу и прямо на ней родила. Так? Или чуть позже. Не к тебе бы приехала, а к Соне. Но я этого не сделала! Хватит думать обо мне плохо, мне и без того фигово: статьи эти, журналисты напустились, Соня ненавидит, теперь еще и ты… что я вам всем сделала?!
Рев прекратился. Теперь Полина спрятала лицо в ладонях, и тихо всхлипывает.
— Прости, — сказала она сдавленно. — За эту истерику прости. Я сейчас поднимусь. Будешь что-нибудь? Я на стол накрою, ты голодный наверное. Скажешь мне что сделать и как всё исправить — и я помогу. Я всегда на твоей стороне, Денис. Всегда.
Взглянул на Полину. Правильные слова говорит. И вроде складно всё, но что-то не даёт мне покоя. Детдом этот, от которого я отмахнулся сначала. Журналистка. Всё объяснимо, но я чувствую что что-то не так. Не то. Фальшивит какая-то нота в этом аккорде.
— Что за журналистка у тебя была?
— Не знаю, — потупилась Полина.
— Из какого СМИ?
— Эмм…
— Контакт её дай! Визитку, хоть что-то.
— У меня ничего нет.
— Ты бумаги подписывала какие-нибудь?
— Да, мне что-то редактор давала. Ткнула ручкой, где подписать. Я сделала это, чтобы они поскорее ушли. Прости, Дэн! Ой, кажется вспомнила: репортер была с Турбо-ТВ.
— Ясно.
— Куда ты? — побежала за мной она.
— Всё потом. Дома сиди, ни с кем больше не разговаривай. Полина, — обернулся на пару секунд, — не вздумай со мной играть. Вот просто не вздумай! Я хорошо к тебе относился как к матери моего сына.
— Я не виновата. Прости!
Может и не виновата, а может очень виновата. Сам уже ничего не понимаю.
Я сел в машину, скинул агенту и пиарщику короткое голосовое про интервью Полины. Пусть сами с ней свяжутся, и с Турбо-ТВ — тоже. Возможно, это интервью еще не выйдет, если моя команда постарается замять это.
Поехал я туда, куда стремился — домой. И Соня мне открыла.
— Зачастил ты, Соколов, — хмыкнула она, но внимательно взглянула на мое лицо, стерла с губ улыбку и отошла от двери. — Проходи. Выглядишь — краше в гроб кладут.
— Сонь…
— Не извиняйся только. А то тошнит уже от пустых слов, — отмахнулась она. — Вам всем с детства твердят: не пей из копытца, козлёночком станешь. Ты из того копытца налакался от души. Что, родной, у нас снова задница?
— Пока не знаю, Сонь. Побудь со мной рядом, пожалуйста. Мне так тебя не хватает!
— Мне тоже не хватает тебя. Прежнего тебя. На диван иди, — отправила меня из кухни Соня, и сама присоединилась через 5 минут с двумя чашками какао.