Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смотри, какие знают слова, — удивленно покачал головой Германович, — «концессия».
— Нестор Махно за семь лет в Бутырке университет окончил, — сказал Кольцов и пояснил: — Он все семь лет с учёными анархистами в одной камере просидел. И в самом прямом смысле университетское образование получил.
— Ну и зачем им Крым? — спросил Радумец. — Кусок, конечно, лакомый. Но земли там мало, всё больше горы, леса. Курортная зона. Что смогут эти крестьяне там сотворить?
— Хотят свободную анархическую республику организовать. Безвластную. Пусть, говорят, весь мир посмотрит, как могут жить люди в безвластном анархическом государстве.
— Гляди-ка! Замах рублевый! — удивился Германович. — Ну и что? Мы согласились?
— Я на том совещании не был. Возможно. Хотя и сомневаюсь. В соглашении об этом — ни строчки. Но они верят.
— Обманем, — сказал Радумец. — Какой-нибудь остров в Ледовитом океане, может, и отдали бы. Но Крым?…
И они тоже пошли к выходу.
— Соседи! Вы как-нибудь в гости загляните, — пригласил их Кольцов. — На чай!
— Какой чай! Отоспаться бы! — едва не в один голос сказали комдивы.
Тем временем освободился Фрунзе. Кольцов подошел к нему.
— Ваше донесение получил ночью. Спасибо за четкость, — Фрунзе устало опустился на табурет возле висящей на стене оперативной карты. — Я уж хотел было отменить приказ о переправе. Но, честно говоря, хотелось проверить, на что способны махновцы. Если бы они закрепились на Литовском полуострове, мы тут же бросили туда Пятнадцатую и Пятьдесят вторую дивизии. Наготове была и Вторая конная Миронова.
— Не по вине махновцев ничего не получилось, — сказал Кольцов. — Вода поднялась…
— Читал вашу записку, — остановил Кольцова Фрунзе. — Полагаете, в трудную минуту на них можно положиться?
— Нисколько не сомневаюсь.
— Какие отношения у вас сложились с командованием повстанцев?
— Вполне деловые. Я бы даже сказал, дружеские. — И, улыбнувшись, Кольцов добавил: — Но это всё же не совсем армия. Скорее Запорожская Сечь, со всем хорошим и плохим, что было в Сечи.
Кольцов подробно рассказал Фрунзе о кулачном бое после неудачного форсирования Сиваша. Командующий фронтом от души посмеялся.
— Я им доверяю. Народец они простой, но обидчивый. Если что не по нутру, могут и развернуть свои телеги в сторону дома. А уж если поверят, то — до конца, — сказал Кольцов.
— Слушайте, вы прямо влюблены в этих бандитов, — сухо сказал Фрунзе. — Забыли, сколько крови они нам попортили?
— Кровь мы друг другу портили. Они не совсем понимают, что такое советская власть. Верят врангелевской пропаганде о коммуниях, в которых всё будет общее, даже жены. У них свои представления о государстве без царя, капиталистов и помещиков. В чём-то они не совпадают с нашими.
— Ну и как в таком случае нам с ними быть? Они — бунтари, и останутся такими. Нужны ли нам они в нашей будущей жизни?
— А куда нам их девать? Они, как и мы с вами, тоже — из нашего же прошлого. Такие, какие есть. Рукой со стола не смахнешь. Кончится война, задача власти терпеливо и доходчиво им объяснить, что такое советская власть. Поймут — станут хорошими нашими помощниками. Они — хлеборобы. У них даже на знамени написано «За хлеб и волю».
— Да вы, дружок, чистой воды либерал, — удивленно покачал головой Фрунзе. — Это что же, на вас так Франция повлияла? Или махновцы перевоспитали? Так быстро?
— С рождения, Михаил Васильевич, я такой. Не вижу в их желаниях ничего, что шло бы в разрез с политикой большевиков.
Фрунзе встал. В горницу уже начали возвращаться его подчиненные.
— Не время спорить, — сказал он. — От махновцев сейчас требуется только одно, чтобы в трудную минуту не подвели.
— Надеюсь, не подведут.
— А доспорим после войны.
— Согласен, — Кольцов повернулся, чтобы где-нибудь присесть и поучаствовать в совещании.
Но Фрунзе, вдруг взяв в руки указку, сказал Кольцову:
— Специально для вас. Пока собираются, — и взмахнул указкой над картой. — Надо торопиться с наступлением. Начнем в ночь с седьмого на восьмое. Повстанцам сообщим в ночь на седьмое, не раньше. Вы тоже ничего им пока не сообщайте.
— Да, понимаю, — согласно кивнул Кольцов. И без этого предупреждения он не стал бы раньше времени разглашать повстанцам секретные сведения. Время от времени в их рядах то и дело разоблачали махновцев, поддерживавших отношения с белогвардейской разведкой. Случай с Савелием Яценко, увы, не единичный.
— Полосу наступления вашим повстанцам менять не будем. Переправляться там же. Ваши соседи — Пятнадцатая и Пятьдесят вторая стрелковые дивизии. С Литовского полуострова продвигаться дальше, до Юшуни, с тыла выйти к Перекопу и способствовать его овладением.
— Будем стараться, — пообещал Кольцов и, осознав всю сложность поставленной задачи, добавил: — Дело не из легких.
— А разве я сказал, что оно легкое? Но куда тяжелее у Блюхера, — сказал Фрунзе. — Пятьдесят первая дивизия Блюхера будет наступать на Перекопские укрепления в лоб. С фронта Блюхер не сможет ими овладеть. Но противник тем не менее должен быть уверен, что мы именно отсюда, с фронта, решили взять Перекоп.
— По сути, отвлекающий маневр? — догадался Кольцов.
— Похоже на это, — согласился Фрунзе. — Вы, повстанцы, вместе с Радумецом и Германовичем выйдете к Перекопу с тыла.
Рассказывая, он легко взмахивал указкой. У Кольцова сложилось впечатление, что операция по взятию Перекопской твердыни была тщательно продумана, в ней было некое полководческое изящество, и она нравится самому Фрунзе. Но это изящество могло обернуться немалой кровью.
— Но Блюхер! — задумчиво сказал Кольцов. — По сути, он жертвует своей дивизией!
Фрунзе нахмурился, ему не поправились слова Кольцова.
— Жертв, конечно, не избежать. Ему — в большей степени, — жестко сказал он. — В войне нередко такое случается, что ради победы приходится кем-то или чем-то жертвовать. Свою задачу в этой операции он знает. А уж как ему при этом уменьшить количество жертв, пусть придумает сам. На то он и комдив, — он отложил указку. — Собственно, это всё, что я должен был вам сообщить. Больше вам незачем тратить здесь время. Можете отправляться к себе.
— Если можно, отниму у вас ещё минуту времени, — попросил Кольцов.
— Да, пожалуйста, — Фрунзе снова опустился на табуретку и поднял на него усталые глаза.
— У меня есть предположения, что где-то здесь у нас сидит хорошо законспирированный враг, — без всякой дипломатии, в упор выпалил Кольцов.
— Почему вы так думаете?
— О моем отъезде из Каховки к повстанцам знал очень узкий круг людей. И тем не менее об этом в то же утро узнали бандиты. Они пытались пленить меня, и лишь чистый случай помог мне избежать пленения и последующей доставки во врангелевскую контрразведку. Заказ, как я выяснил, поступил от неё.
— Зачем вы им? — и на губах Фрунзе промелькнула едва видимая ироническая улыбка. — Извините за прямодушие, но сейчас, во время агонии армии Врангеля, любой наш полевой командир представляет для них куда больший интерес, чем чекист, даже высокого ранга.
— Я согласен. Но тем не менее заказ поступил именно на меня.
Фрунзе нисколько не обеспокоился этим сообщением.
— Ну что ж. В таком случае смотрите в оба и берегите себя, — сказал он.
— Стараюсь. — Кольцов почувствовал пренебрежение к его словам и поэтому добавил: — Я не о себе беспокоюсь. Я только подумал, что враг где-то здесь, в нашей среде. Он может добыть и переправить на ту сторону самую секретную информацию, и тем самым нанести нам серьезный урон. К примеру, ту же информацию об отвлекающем маневре Блюхера.
— Хорошо. Наших контрразведчиков я конечно же предупрежу о ваших подозрениях. — Пообещал Фрунзе и затем спросил: — Вы один здесь?
— Где-то здесь находится мой адъютант.
В горнице уже вновь, после перерыва, собрались здоровые, крепкие и загорелые комдивы и комкоры, окружили Фрунзе, тихо между собой переговариваясь, ждали продолжения совещания.
— Идите, — отпустил Кольцова Фрунзе. — Я распоряжусь, чтобы вас проводили.
— Не нужно, — воспротивился Кольцов. — Тут езды…
* * *Прежде дремотное село Новосёлки, где находился сейчас штаб Фрунзе, зажило в другом, торопливом ритме.
Пугая заполошных кур, по селу носились всадники. С ленивым лаем, высунув языки, бегали за тачанками и телегами лохматые кобели. Иногда к штабу или от него пробегали легковые автомобили, и на рокот их мотора в одночасье сбегались все сельские собаки. За что они так не любили «начальственные» автомобили, вряд ли кто смог бы объяснить. До недавних дней автомобилей здесь, в заброшенной богом глухомани, отродясь никто не видел. С неистовым злобным лаем они провожали автомобиль далеко за село, а иные бежали и дальше, насколько хватало сил. И тогда они лениво и устало, с чувством выполненного долга возвращались обратно к своим будкам.
- Чужая луна - Игорь Болгарин - О войне
- Над Москвою небо чистое - Геннадий Семенихин - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Девушки в погонах - Сергей Смирнов - О войне
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне