Читать интересную книгу Злые куклы - Елена Юрская

Почему же Ляля сама до этого не додумалась? Потому что ей, хорошей и умной, ТАК — не надо!

Этой последней школьной весной они уже не сидели в беседке и не плевали в песочницу. Выросли другие… ребята с нашего двора. Компания распалась. Изредка приезжала Наталья… Толик, все-таки ушедший в армию, писал ей письма на адрес своих родителей. Укреплял семейные связи. Наталья всегда выходила от будущих родственников немного прибитая и чуть заплаканная. Вместе с Толиковой мамой они обсуждали, что будет, если его пошлют туда — в жаркую страну, откуда присылают цинковые гробы. Обсуждали, а потом, накрутив себя, обе женщины начинали тихо скулить, а то и плакать во весь голос. А наплакавшись, обнимались и прощались со значением — до следующего раза. Мама Толика все ждала, что Наташка или родит, или ходить перестанет. А Наташа все ждала, когда та назовет ее невесткой и пригласит немного пожить… Ездить в училище от родителей Толика было бы гораздо удобнее. Наташа в их дворовые дела не лезла, но была в курсе. Ляля старалась держаться от нее подальше. На зимних каникулах она случайно встретила Наталью у подъезда, и та сначала молча съездила Ляле по физиономии, а потом сказала, по-бандитски сплюнув сквозь зубы:

— Какая же ты гнида. Какая же ты ехидна. Змею пригрели… Это я тебе за Дашку… А насчет Жанки — пока предупреждаю.

Наташа схватила Лялю за воротник и подтянула к себе. Ляля поморщилась, изо рта старшей подруги несло гремучей смесью чеснока и самогона, видно, она возвращалась от родителей Толика.

— А про Жанну — ты бы помолчала, а? — Ляля дерзко усмехнулась. Она не умела делать покорное лицо, маска брезгливости прилипла к нему, как вторая кожа.

— Ясно… — спокойно сказала Наташа. — Суду все ясно. Цыпа, придется звать на помощь моих друзей с района. — Она отпустила Лялю и пренебрежительно оттолкнула ее от себя. — Жди, цыпа, жди. За мной не заржавеет.

С тех пор Ляля боялась. Это бандитское отродье было способно на многое. Плебейское происхождение и незнание элементарных законов жизни о том, кто правит миром, и о том, что надо соблюдать этику и субординацию, делало Наталью очень опасной. Ляля надеялась только на то, что страсть по армейцу утихнет и Наташа исчезнет отсюда. Выйдет из игры, в которой ей с самого начала не было места. Напрасно надеялась.

Перед выпускным сочинением, когда трезвая Лялечкина мама созванивалась с подругой из гороно, чтобы уточнить темы из конверта, Наташа явилась к ним в дом и потребовала, чтобы Ляля немедленно вышла.

— Лучше ты заходи, мне некогда. Я готовлюсь, — сказала Ляля, надеясь, что мама ее поддержит. Или, во всяком случае, не отпустит.

— Тебе и так все купят, не переживай. И ты бледная, тебе просто необходимо выйти подышать свежим воздухом. — В голосе Наташи звучала неприкрытая угроза.

— Да, деточка, хоть на полчасика, — почему-то обрадовалась мама. — Понимаете, все сидит и сидит, все учится и учится. — Мамины щеки были подозрительно алыми. Ляля посмотрела на нее почти с ненавистью. Чего это ей так приспичило выгнать дочь из дома? Видно, мамочке очень хотелось выпить. Но Ляли она почему-то стеснялась. За полчаса мама уговорит бутылку и к ее возвращению будет спать нервным, но глубоким сном. — Иди, Лялечка, выйди с подружкой. — Мама почти вытолкнула Лялю за дверь и оставила ее один на один с неуправляемой Наташей.

— Ну и что ты теперь будешь делать, крыса? — Наташа прищурилась так, что глаза почти исчезли с лица. — Кого звать будешь? Ты знаешь, что на беременных у нас женятся? Тебе папка никогда не говорил? А про статью? Ты во что Афинку втравить решила, кобыла ты иностранная…

— Пусть женятся. — Ляля вяло отмахнулась. — Мне-то что?

— Так пойди и скажи ей, потому что Феня не ест, не спит, все боится, что вы с папочкой сошлете ее куда-нибудь на сто первый километр.

— Это уже другая область, — улыбнулась Ляля. — Повторяю для интеллектуально ослабленных — пусть женятся, я тут ни при чем…

— Да? — Наташа пропустила мимо ушей «ослабленных» и чуть подобрела. — Значит, лезть не будешь? Вот и славно, подруга. На свадьбе погуляем… Может, и мой к тому времени в отпуск придет… Вдвойне праздник. Ну, рада? Скажи, что рада.

— Без памяти. Очень рада. Тем более, что разводы в нашей стране не запрещены, — огрызнулась Ляля.

— Так они уедут. На стройку века. Им здесь никак нельзя… Никак, сама понимаешь…

— Ты зачем пришла? — строго и спокойно спросила Ляля. — Что тебе нужно?

— А посмотреть, что бывает, когда не по-твоему… Интересно ведь. — Наташа улыбнулась, и ее тугие щеки метнулись чуть не за уши. — Давай ты будешь жить по-своему — в верхах, которые могут, а мы будем по-своему — в низах, которые хотят. — Она грубо хихикнула. — А на самом деле просто по-человечески прошу — не лезь. Потому что не нравишься ты мне. И твои обещания Афине мне тоже не нравятся. А Жанке не смей даже слова сказать. Вот такой капкан…

— А если нет? — Ляля вдруг успокоилась. А что, собственно, такого плохого она хотела сделать? Помочь подруге пересидеть позор? Устроиться в институт? Да ради бога, пусть попробует переломить сопротивление Марьи Павловны и выйти замуж за Кирилла. Только все это с пузом, со скандалом. С десятью классами образования. И без каких-то перспектив. — Да живите вы как хотите, оставьте вы меня в покое, — завопила Ляля так, что Наташа тотчас приняла ее за свою.

— Ишь ты, — только и сказала улыбаясь.

А вечером примчалась Афина. Мертвецки пьяная мама спала в ванной. Ляля осторожно спустила воду, накрыла ее одеялом и выключила свет.

— Без соплей, — сказала она Афине, — помыться негде… Там мать.

— Лялечка, Лялечка! — Афина вдруг бухнулась на колени и прижалась пятнистой щекой к Лялиным ногам. — Ты не слушай эту дуру Наташку, это она сама, по собственному желанию. Она же — без полета. Ей только Толик — потолок. У нее же в жизни только Толик и жопы больных… Прошу тебя, не сердись. Пусть будет так, как мы договаривались. Пожалуйста… Ну пожалуйста… Только мне в Москву поступать надо, — вдруг совершенно спокойно заявила она, подымаясь и отряхивая клетчатую юбку-шестиклинку.

— Куда? — Ляля даже поперхнулась от такой наглости. — Куда? Куда тебе надо?

— В Москву или в Ленинград. Везде же экзамены в августе. А у меня до августа уже видно будет…

— У тебя — не будет, — отрезала Ляля. — Ты толстая. И в этом твое спасение.

— У нас в семье все с большими животами ходят. И мама, и тетки, все…

— Я подумаю, — холодно сказала Ляля. — Уходи.

Сегодня она видела Кирилла. Стояла на балконе и видела. Как он размахивал руками и что-то очень эмоционально рассказывал Жанне. Та хмурилась, но слушала, по всему выходило — верила… Ляля смотрела на них так пристально, так упорно, что Кирилл не выдержал и повернул голову. Он почувствовал ее взгляд. Это была маленькая победа. Незримая нить уже связывала их, только сам он, Кирилл, еще не понимал этого…

Отцу пришлось сказать все. Или почти все. То, о чем она умолчала, расстроило Глебова больше всего. Городить такие редуты ради сорванца без роду и племени? Ради любви? Кому это нужно? И как же потом она об этом пожалеет. Но дочь была одержимой, иначе не скажешь… И объяснить ей, что такие сильные чувства проходят вдруг, в один день, он просто не решился.

— А что она будет делать с ребенком? — только и спросил Глебов.

— Не знаю. — Ляля просто пожала плечами, недоумевая, при чем тут какие-то дети, если с глаз долой — из сердца вон.

— А надо знать, дочка. Потому что дети — это навсегда. Ты понимаешь?

— Ну и что? Мои дети — это навсегда. А чужие меня не интересуют…

Глебов вздохнул. И пожалел о том, что сейчас он не мог уехать из города и тем самым сорвать всю эту нелепую программу поддержки начинающих матерей. Он был завязан в систему, она диктовала условия, условия создали ловушку. А слезы дочери — это было единственное, чего Глебов не переносил.

— А если я откажусь тебе помогать? — спросил Виктор Федорович, понимая, что это будет лучшим вариантом решения всех Лялечкиных проблем.

— Я умру, — спокойно сказала она. — Я готова к этому. — Голос ее стал пустым и прохладным. У Глебова волосы зашевелились. Такой вот голос любимой дочери…

— Ты слишком избалована, — сказал он.

— Не слишком, папа. Совсем не слишком. Ты же сам все понимаешь…

В Пензе сдавали экзамены так же, как в Москве… В виде эксперимента, чтобы дети могли отдохнуть или попробовать свои силы где-то в другом месте. Афина уехала в Пензу. Глебов решил не посвящать дочь во все тонкости этого дела, но он все-таки провел переговоры с матерью подруги и даже помог ей устроиться в Пензе на работу. Две женщины вполне могли справиться и с ребенком, и с учебой. Так было правильнее. И спокойнее. Во всяком случае, они могли совсем не возвращаться… Главное, чтобы ничего не знал отец ребенка… Вот тогда, первый раз в жизни, Глебов рассчитал неправильно, ошибся в своих расчетах. Подвел его нюх.