ужасна, совершенно ужасна! У тебя просто отвратительный вкус! — ворчу я минуту спустя, когда мы немного приходим в себя и перестаем ржать как ненормальные. Артем протягивает мне руку, помогая переступить через осколки битого стекла, и прижимает меня к стене:
— Забудь, козочка…
Я шиплю:
— Осторожно, обои запачкаем… — но он меня не слушает и не отпускает, сжимая горячими ладонями мою талию и склоняясь лицом к лицу. Мы оба пахнем шампанским. Еще бы клубничку со сливками — и можно устраивать праздник! Его губы растягиваются в улыбке, а разноцветные глаза впервые не просто чертовски близко, но еще и долго, внимательно, вдумчиво смотрят в мои. Я почти смущаюсь, невольно спрашивая:
— Что такое?
— Ничего, — мужчина качает головой. — Ты такая сладкая и липкая. Хочу сожрать тебя с головы до ног.
— Смотри не опьяней, — фыркаю я с улыбкой.
— Я уже и так пьяный по уши… Крышу сносит…
Он утыкается носом в мои мокрые волосы и глубоко вдыхает, шумно набирая в легкие воздух. Я чувствую, как бегут по телу горячие мурашки, нетерпеливо хватаюсь пальцами за мужские плечи, подставляю шею его ласке. Под кожей бешено бьется пульс, и Артем ловит его губами, ведет языком вдоль дрожащей вены, слизывая капли шампанского. Кусает где-то под ухом, прихватывая зубами мышцу, и нервные окончания взрываются, вытягиваются, ноют… Я закусываю губу и прижимаюсь к нему плотнее, желая ощутить низом живота твердый стояк, но он не спешит, словно специально мучает, изводит меня… Долго выцеловывает шею, ключицы, плечи, оставляет везде жадные собственнические засосы, которые расцветут к утру багровыми синяками, и только потом, схватив обеими руками ворот платья, дергает его в разные стороны, с треском разрывая мокрую ткань и оставляя меня в одних трусиках и босиком.
— Всегда мечтал сделать так… С того первого дня в подсобке, когда ты нарычала на меня за один чертов подол…
— Ты даже не представляешь, сколько это стоило, — шепчу я, не в силах на него злиться, а он подхватывает меня на руки и несет в спальню:
— Мне глубоко наплевать, козочка, глубоко наплевать…
Вопреки сложившейся традиции яростного и бездумного траха на любой горизонтальной или вертикальной, подходящей или неподходящей для этого поверхности, сейчас он бережно опускает меня на постель, тут же через голову стягивая с себя футболку и позволяя мне ощутить под пальцами напряженный пресс с четко вырисованными кубиками. Я тянусь ниже, к ширинке, но он перехватывает мои руки и вытягивает их над головой, ухмыляясь в губы:
— Не так быстро, козочка.
— Что ты задумал? — ерзаю я под ним.
— Хочу, чтобы ты меня умоляла.
34 глава. Сладко и липко
Я вздрагиваю и нетерпеливо ерзаю под ним, отчаянно не желая признавать, что уже насквозь промокла и безумно, безумно, безумно хочу его… А мужчина специально не торопится, дразнит и играет со мной: похоже, он и вправду намерен довести меня сегодня до исступления, заставить умолять его… Быть обнаженной, но не чувствовать под пальцами и его обнаженную кожу — это странное и непривычное ощущение, но Артем по-прежнему держит мои руки вытянутыми высоко над головой, а потом и вовсе связывает мои запястья галстуком, взявшимся в его руках черт знает откуда. Я не могу удержаться и насмешливо хмыкаю:
— Ты ж мой Кристиан Грей…
— Не провоцируй, — предупреждает он хрипло и строго, и разноцветные радужки в тонких щелках глаз выглядят зловеще. Я прикусываю нижнюю губу, не переставая улыбаться, но в то же время ощущаю, как по телу волнами растекается желание. Я доверяю ему, мне нравится то, что он делает. Я тянусь за поцелуем, и Артем охотно отвечает, забирая мои податливые губы в плен своих, ведя по контуру языком, а потом проникая им внутрь, так бессовестно и жарко, что я не могу дышать. Языки переплетаются, он кусает мой, а я его, слюна перемешивается, и кажется, что я вот-вот задохнусь. Он наконец дает мне схватить ртом воздух, а сам уже впивается поцелуями в изогнутую шею, кусает ключицы и косточки плеч, скользит языком по сладкой и липкой от шампанского коже, оставляя мокрые дорожки и вызывая мурашки. Одновременно с этим он завязывает мне глаза вторым галстуком. Я напряженно выдыхаю, чувствуя, что истекаю пахучей смазкой, а мужчина вовсе не спешит трахнуть меня — членом, пальцами или хотя бы языком… Я сосредотачиваюсь на своих ощущениях, готовая к его мучительной сладкой пытке.
Набухшие и затвердевшие соски сами просятся ему в рот. Он перекатывает их губами, как спелые ягоды, вылизывает медленно и методично горячим шершавым языком, зажимает губами, вытягивая и выкручивая почти до боли, но я слишком возбуждена, чтобы эту боль по-настоящему прочувствовать. Розовые ореолы становятся красными, кожа покрывается неровными пятнами и багровыми точками там, где он оставляет засосы. Завтра все мое тело будет истерзанным полем боя, а Артем — победителем этой битвы. Но я совсем не против быть помеченной его властью. Из горла рвутся хриплые стоны, и я не сдерживаюсь, позволяя себе быть громкой и откровенной.
Он скользит пальцами и губами по моему животу, вырисовывая узоры языком, ныряя в пупок, заставляя вздрагивать и выгибаться на простынях. Я призывно раскрываю бедра, приглашая его, и он послушно цепляет пальцами трусики, стягивая их по моим ногам, а потом кусает внутреннюю сторону бедра, от коленки и глубже, ближе к заветному, истекающему соком и распахнутому влагалищу. Я подаюсь ему навстречу, и мужчина на мгновение прижимается языком к набухшему клитору. Я громко стону — а он уже отстраняется, перемещаясь поцелуями на покатые бедра и ноги…
— Садист! — возмущаюсь я совсем не в шутку, извиваясь под ним.
— Неправда, — он улыбается и прикусывает кожу под моей коленкой, а нервные окончания тут же передают сигнал в пах, и между ног все сладко сводит. Меня пробирает до кончиков пальцев. Я ерзаю и задыхаюсь:
— Ненавижу тебя, придурок! — а Артем в ответ довольно кивает:
— Взаимно, козочка!
— Мне что, правда нужно просить тебя?!
— Умолять, — с улыбкой уточняет он, на мгновение возвращаясь к моему лицу и быстро чмокая в губы. Его пальцы скользят между моих ног, мнут бедра, касаются клитора, порхают по чувствительной кожной складке между влагалищем и анусом. Один его палец погружается в истекающую щель на одну фалангу и тут же выныривает, чтобы через секунду вкрутиться в задницу. Я захлебываюсь собственным дыханием, чувствуя, как на глазах выступают непрошеные слезы. Мои руки связаны, но ногами я умудряюсь схватить Артема в плен, зажать крепко между своих бедер и потребовать хрипло на