В три часа дня мы взлетели и с левым разворотом пошли по кругу, набирая высоту. Зашли на расчетную прямую, и я дал сигнал технику самолета открыть дверь. Подошел к ней и, глядя на землю, стал подворачивать самолет, действуя то правой, то левой рукой. Пилот самолета в зависимости от того, какой рукой я давал сигнал, поворачивал в нужную сторону.
Подходим к точке отделения, которую я мысленно наметил еще на земле. Пора. Прикладываю руку к летному шлему, приветствуя экипаж самолета, и, не берясь за вытяжное кольцо, резко отталкиваюсь и выбрасываюсь в воздух. Воздушным вихрем от левого мотора меня резко бросает под хвостовое оперение и я, кувыркаясь в воздухе, начинаю падение. Постепенно принимаю горизонтальное положение и, ведя счет времени, гляжу на землю. Все идет нормально. В воздухе Франции падение идет точно так же, как и в воздухе Гатчины, где я совершил большую часть своих прыжков…
До земли остается около четырехсот метров. Взглядом ловлю вытяжное кольцо, беру его правой рукой и резко дергаю. Сильный хлопок раскрывшегося парашюта — и затем плавное снижение. На высоте двухсот метров, учитывая сильный ветер на земле, я отстегиваю ножные обхваты и грудную перемычку, вывожу правую, а затем и левую руку из окон подвесной системы и, крепко держась за нее, вытянутыми ногами встречаю быстро идущую под меня землю.
Резкий толчок, отпускаю руки, и подвесная система, увлекаемая куполом парашюта, соскальзывает с меня, а я, проехав по инерции около полутора метров по земле, быстро встаю на ноги. Купол парашюта, увлекаемый ветром, пролетает еще несколько десятков метров в воздухе и ложится бесформенной грудой на земле. Все. Демонстрация прыжка выполнена.
Подъезжает автомобиль, два солдата в традиционных красных широких шароварах подбирают парашют, и скоро мы подъезжаем к стоящему возле здания Васильченко, который с большой группой летчиков и работников института наблюдал за моими действиями. Кто-то подходит ко мне и пытается заговорить, но я беспомощно развожу руками и показываю на Васильченко, который переводит на русский язык задаваемые мне вопросы.
Кратко отвечаю. И когда в ответ на чей-то вопрос я называю количество совершенных мною прыжков, в толпе проносится легкий шум одобрения. В то время в моем активе числилось около четырех сотен прыжков. Сейчас эта цифра не звучит, но тогда это было внушительно.
Выполнив кое-какие формальности, мы прощаемся и на той же машине едем домой. Уже в дороге Васильченко рассказал мне, что, по его наблюдениям, эффект от прыжка был хорошим.
Каждый вечер я выходил из отеля и бродил по улицам Парижа. Заблудившись, опускался в метро и по карте, висевшей на стене, восстанавливал ориентировку. Впрочем, парижское метро не шло ни в какое сравнение с нашим московским метро, которое открылось в начале мая. Мне как участнику воздушного парада представилась тогда возможность проехать по линии первой очереди и осмотреть эти подземные дворцы.
Для того чтобы как-то объясняться в повседневной жизни с французами, я купил русско-французский разговорник и скоро смог уже кое-как говорить с окружающими…
В первых числах ноября офицер воздушных сил Ле Фор и я отправились на юг Франции в авиационный гарнизон небольшого городка Истр. Там были размещены курсы парашютистов, с которыми мне предстояло проводить занятия.
…Утром следующего дня состоялось мое первое знакомство со всеми шестнадцатью слушателями курсов. Майор Жей построил всех в одну шеренгу. На правом фланге стояли офицеры, лейтенанты Папа, Вильямс, Лефевр, затем сержанты Диде, Орват, Пишо и другие. Майор называл фамилию, названный делал шаг вперед, и я по очереди пожимал всем руку.
Занятия с парашютистами я проводил на русском языке, а переводчик переводил на французский. Слушатели были весьма понятливы, и заниматься с ними было легко. Я делал все точно так же, как у себя дома, больше всего применял метод показа, действия. Словом, не зная языка друг друга, мы все же ухитрялись достигать взаимопонимания.
Прежде всего мы осмотрели металлическую парашютную вышку, построенную по советскому проекту. Кое-что надо было доделать, исправить. Вокруг вышки не было, в частности, мягкого грунта для приземления.
Когда вышка была готова, началась отработка прыжков и техники приземления. И тут случился небольшой казус. Начав прыжки утром при слабом ветре, мы продолжали работать и по мере того, как ветер усиливался. Когда он достиг такой силы, что приземление могло произойти за чертой мягкого грунта, я посоветовал прекратить занятия. Майор Жей, однако, не внял моему предостережению. Подойдя к переводчику, я снова попросил передать начальнику, что дальше прыжки проводить опасно. И верно, минут через пятнадцать налетевшим порывом ветра один парашютист был отнесен за черту мягкого грунта и во время приземления получил растяжение правой ноги.
Вообще ветер сильно досаждал нам. В это время года всегда задувал знаменитый марсельский мистраль, который имел обыкновение не прекращаться по нескольку дней. В «дни мистраля» прыжки с вышки не производились, и все занятия проходили в классе.
Мы уже закончили всю теорию прыжка, изучили укладку нашего тренировочного парашюта — словом, подошли к прыжкам с самолета. А прыгать нельзя. Мистраль не прекращался. Пользуясь вынужденным бездельем, я несколько раз ездил осматривать Марсель.
В один из дней моего петровского «сидения» в гарнизон приехал американский промышленник Ирвин, владелец нескольких фабрик, изготовлявших парашюты. Вместе с техническим директором Турнером Ирвин продемонстрировал свои спасательные и тренировочные парашюты в надежде получить солидный заказ на изготовление их от французского правительства.
Мистер Ирвин, рыжеватый человек среднего роста, лет что-то около пятидесяти, на мой вопрос, не тот ли он Ирвин, который совершил прыжок с задержкой раскрытия в 1919 году, ответил, что это он самый и есть.
Циркач по профессии, он стал капитаном американских ВВС в первую империалистическую войну и очень увлекся парашютизмом. Об этом он рассказывал сам на английском языке. Парашютист Вильямс переводил его рассказ на французский, и уже де Стольгане передавал мне все на русском. Теперь Ирвин был уже миллионером, владельцем нескольких предприятий, изготовлявших парашюты. На них он сделал свой бизнес.
После того как американцы вдвоем показали укладку своих спасательного и тренировочного парашютов, ловко действуя двумя никелированными крючками для укладки строп в соты ранца, мне было довольно трудно доказывать легкость укладки нашего тренировочного парашюта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});