– Господи, я уж решил, что напугал вас до смерти. Было бы неловко, если бы мой хозяин пришел по вашу душу, – я сегодня сказался больным. Здравствуйте, лейтенант.
– Ты же мертв, – произнес Редж, глядя на призрак Горовица, казавшийся удивительно живым. Красные шрамы покрывали его изрытое оспинами лицо, кожа выглядела более воспаленной, чем могла быть у призрака. У призраков вообще есть кожа?
– Совсем напротив, – Горовиц протянул ему руку. Реджинальд не принял ее и остался неподвижно лежать на полу.
– Не понимаю. Ты же был убит. Тебя утопили в реке во Вьетнаме.
– О нет. Я действительно провел в воде некоторое время. Те парни крепко меня связали. Долго плавал среди валунов в поисках острого камня, чтобы разрезать им путы.
– Ты… Почему ты здесь?
Горовиц безмятежно улыбнулся.
– Дело в том, что мне требуется свидетель на свадьбе. Шафер, если позволите. А вы первый и – надеюсь, простите мне это признание – единственный человек, кто приходит на ум. У меня не так много друзей, – Горовиц покосился на свою протянутую руку. – Желаете, чтобы наш дальнейший разговор проходил в горизонтальном положении?
Редж с помощью Горовица поднялся на ноги и сказал:
– Шафер? Горовиц, да ты же едва меня знаешь. Мы встречались всего раз, в ночь перед твоей смертью.
– Да, но при этом вы оплакивали меня. Стремились восстановить мою честь. И я, можно сказать, привязался к вам, Реджинальд Солар. А поскольку закон предписывает присутствие на свадьбе свидетеля – того, кто знает меня, – мне бы хотелось, чтобы этим человеком были вы.
– Я считал, что тебя убили по моей вине.
– Увы, меня, как я уже объяснял вам в 1972 году, очень сложно убить.
Редж, разумеется, до сих пор не верил в то, что Горовиц – ученик Смерти, даже несмотря на его удивительное спасение. И все же пригласил его в дом, где они вместе выпили молока, пока Горовиц объяснял, что Смерть тоже может любить. Он в самом деле мгновенно влюбился во вьетнамскую женщину, которая обнаружила его в реке плавающим лицом вниз – он сильно ослабел за те несколько дней попыток освободиться.
– Ты хотел сказать, несколько минут, – поправил его Реджинальд.
– Уверяю вас, лейтенант, несколько дней.
Реджинальд покачал головой и плеснул им еще по стакану молока. Горовиц продолжил рассказ. Мрачному Жнецу не полагалось влюбляться – такое поведение сильно порицалось, объяснял он. На весь срок пребывания в должности Смерти ему даровалась долгая жизнь и освобождение от такого неприятного дела, как смерть, в отличие от его спутника. И это, разумеется, стало причиной некоторых неприятностей в прошлом. Горовиц не мог утверждать наверняка, но ходили слухи, будто «черный мор» 1346–1353 годов стал прямым следствием депрессии Жнеца, вызванной внезапной и неожиданной гибелью его любимого человека: тот был убит в результате несчастного случая, который даже Смерть не мог предупредить. Доведенный до отчаяния, он ходил по улицам Европы на протяжении семи лет; десятки крыс, зараженных бактериями чумной палочки Yersinia pestis, бежали за ним. В состоянии глубокой скорби он прикасался к щекам юных влюбленных, пока те спали, дабы они тоже познали его горе.
Горовиц называл это тяжелое испытание «тыловым кошмаром» – и все же продолжал любить женщину по имени Лан. Любой, кто осмеливался любить, так или иначе рисковал потерять любимого человека, так почему он должен отличаться от них? Едва ли из-за ее смерти он впадет в неистовство, к тому же она красива, молода и здорова, так с чего ей умирать в течение последующих пятидесяти лет? Пока она будет стареть, он останется молодым. А после, когда она мирно уйдет во сне в окружении своих детей, внуков и правнуков, он подготовит себе преемника, сложит полномочия и встретится с ней в загробной жизни. Даже будучи Смертью, однажды ему придется умереть, но он может выбрать как, где и когда (одно из немногих преимуществ его работы).
Мужчины говорили до полудня – в основном о войне и минувших годах после ее окончания. Реджинальд показал Горовицу фотографии своей жены и детей, а тот в свою очередь показал снимки маленького белого домика, который купил на острове Санторини. С голубыми ставнями, голубой дверью и маленькой козой, пасущейся во дворе, идеальном для приготовления сыра. Лан, его суженая, обожала оливки, солнце и просыпаться под шум волн, разбивающихся о скалы – именно это и обеспечил ей Горовиц.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Уверен, вы будете там счастливы, – заверил его Редж, возвращая снимки.
– Реджинальд, я вынужден просить тебя сохранить мою страшную тайну.
– Э-э-э…
– Моя возлюбленная, она… В общем, она не знает, кто я. Или, точнее, что я. Знаю, с моей стороны несправедливо ничего ей не говорить, но кто тогда, узнав правду, полюбит такого, как я?
– Если ты ей не рассказал, то я и подавно не стану, – ответил Редж, хотя и считал иначе: человек имеет право знать, что выходит замуж за возможного психа, возомнившего себя Мрачным Жнецом. Но раз женщина до сих пор не поняла, что Горовиц болен психозом и несет бред, он не станет ей об этом сообщать.
Свадьба Горовица состоялась на следующий день в местной городской часовне. На Лан был бледно-розовый сарафан, шею украшала нить жемчуга. Мужчина, ставший Смертью, нарядился в лавандовый смокинг, рубашку с рюшами и белые сверкающие туфли. Реджинальд считал, что предполагаемый Жнец должен обладать хорошим вкусом, но поскольку Горовиц родился на юге и вырос, как сам утверждал, на ферме, от него не стоило ожидать особого стиля.
Бабушка Эстер, Флоренс Солар, тоже присутствовала на этой свадьбе, однако у Эстер не было возможности узнать ее мнение о Жнеце и его невесте: она умерла в ту самую ночь, когда дедушка впервые рассказал ей эту историю. Интересно, знала ли она, что Горовиц был Смертью? Поразилась ли, обнаружив в миг своего последнего вздоха, что молодой человек с рябым лицом, на чьей свадьбе она была почти три десятка лет назад, пришел забрать ее бессмертную душу?
После свадьбы пути двух мужчин снова разошлись; Редж по-прежнему не считал Горовица Смертью, но был рад узнать, что тот все-таки жив, здоров и счастлив.
Пока Эстер рассказывала эту историю, Джона, слушая ее, рассеянно сплел венок из кукурузных листьев и надел ей на голову.
– Королева Смерти, – заявил он в конце рассказа. К тому времени солнце почти скрылось за горизонтом, у дрона сели батарейки, а кукуруза все так же шепотом призывала их уйти.
– Хочешь теперь отправиться на свидание? – предложила Эстер.
Джона согласился, и они двинулись в путь.
* * *
– Чтобы закадрить девчонку, нужно сделать четыре простых шага, – объяснял Джона спустя час. Они с Эстер стояли напротив фургончика с мексиканским фастфудом. – Сначала я покупаю им мексиканскую еду, потом – пиво, потом везу в свое любимое место, а после достаю свое секретное оружие.
– Я искренне надеюсь, что под секретным оружием ты имеешь в виду не гениталии.
– Фу, Эстер! Что за пошлости у тебя в голове в самом деле.
– Постой, хочешь сказать, ты сейчас пытаешься меня закадрить?
– Я пытался это сделать еще с начальной школы. А ты была вечно занята и не замечала. Думаешь, я помогаю обивать диваны абы кому?
– Бросить человека и не общаться с ним на протяжении шести лет – никудышный способ его закадрить.
– Согласен.
– Кстати, где ты был? Ты мне так и не ответил.
– Ты не спрашивала.
– Спрашиваю сейчас.
– Это долгая история, связанная с путешествием во времени и попыткой убить Гитлера. Поверь мне, тебе это будет неинтересно.
Ребята съели по буррито, сидя на водосточной трубе рядом с фургончиком, а после, запрыгнув на мопед, ехали до тех пор, пока не добрались до таблички «Добро пожаловать» на окраине города. Они устроились по другую сторону от нее, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, – теперь они официально выехали за пределы того места, которое засасывало их словно черная дыра. Это было потрясающе, здесь Эстер могла дышать свободно. Всего два шага от границы – и путы вокруг груди ослабли, а металлический колпак, сдавливавший мозг, исчез.