соседней комнате тренировочного зала, а когда возвращается, я сразу же чувствую перемену. За непроницаемой маской Сандра трудно понять, что именно не так, но он ведет себя еще более сдержанно, чем обычно, а от его холодности могла бы застыть вода в кулере.
Он не смотрит на меня и показывает, как снять страховку будто стене. Затем кладет обе системы на место, а после кидает бесцветное «до завтра» и уходит так быстро, что я не успеваю его расспросить о том, что находится в третьей комнате тренировочного зала.
Две недели тренировки проходят по одной и той же схеме: разминка, отработка узла, изучение трассы и подъем. Я учусь контролировать приступы адреналина и не терять самообладания. В основном получается. Мне кажется, будто я занимаюсь скалолазанием давным-давно, да и каждый сантиметр трассы уже знаю вдоль и поперек. Вот только про третью комнату ничего. Каждый день перед уходом, я хочу спросить о ней, но куратор покидает зал после тренировки слишком быстро.
– Почему дальний отдел зала всегда закрыт? – спрашиваю я как-то Марка.
– Потому что это комната виртуальных проекций и попасть туда можно только схиту во время тренировки, – отвечает он.
– Но я ведь тоже схит и каждый день тренируюсь на скалодроме, а там не была.
– Да, конечно, каждый день тренируешься с Сандром, – хмыкает Марк и отворачивается, уставившись в глубь ожившего в вечернее время Эрановума. – Не понимаю, зачем тебе это нужно?
– Я ведь говорила уже много раз – хочу выбраться из города, – отвечаю я.
– Из города никому не выбраться! За стеной больше нет того мира, в котором мы родились! Понимаешь? Нет!
Он со злостью швыряет последние слова и разворачивается так резко, что я даже не успеваю ничего ответить. Так и застыла с полуоткрытым ртом, прикованная взглядом к толпе Эрановумцев, среди которых силуэт Марка растворяется почти мгновенно. Впервые вижу его таким. Я заметила, что в последнее время его что-то гложет внутри, но он не говорит об этом, а я не уверена, что обладаю правом лезть к нему в душу, даже не смотря на собственную тревогу и нашу дружбу. Взаимное молчание больно бьет током.
Спустя месяц я без зазрения совести могу сказать, что отлично освоилась на скалодроме, видимо сказывается спортивное прошлое. Я научилась быстро справляться со страховкой, крепко завязывать узлы, а еще контролировать прилив адреналина на трассе, чтобы снова не поддаться ему и не потерять равновесие. Спокойствие в скалолазании играет большую роль. Теперь-то я уж точно могу посоревноваться с парнями. Гордая своими достижениями хожу все еще пока на работу в отдел, но верю, что тот день, когда смогу выйти во Внешний мир не за горами. Когда я рассказываю Тане о том, чему научилась, она искренне радуется за меня. Возможно даже больше, чем Лисса и Ник. Что касается Марка, так он даже разговаривать стал со мной сухо и нехотя. Это очень сильно задевает.
– Да что с ним такое? – спрашиваю я Лиссу о Марке.
Девушка сидит, скрестив ноги на маленьком холмике возле душистых магнолий, что растут на Острове и медленно вдыхает их аромат. Она всегда так делает, когда мы приходим сюда. Говорит, что подобная аромотерапия ее способ расслабления и подзарядки. Услышав мой вопрос, она открывает глаза и смотрит в сторону Марка, а затем брови девушки удивленно взлетают вверх. Лисса тут же от души заливается смехом. Я растерянно смотрю на подругу и жду, когда она перестанет хохотать. Наконец, успокоившись, Лисса шутливо толкает меня локтем в бок и улыбаясь говорит:
– О, милая, ты дальше носа своего не видишь. Ты так поглощена этой странной целью выбраться за границу города, что не замечаешь очевидных вещей. Марк ревнует тебя к Сандру, неужели не ясно?
– В каком смысле ревнует? – недоумеваю я. Лисса закатывает глаза.
– Ты серьезно? Ева, ты абсолютно ничего не смыслишь в любовных делах.
Я вздыхаю. Что правда, то правда. Я полный ноль по этой части и даже думать не думала, что могу кому-то нравится. Или может не хотела думать? Я всегда умела только дружить с мальчишками и то волнение, которое ощущаю при виде Сандра чужое, не свойственное мне. Оттого, оно и пугает. Но теперь, когда куратор держится отстраненно, я меньше отвлекаюсь и даже чувствую облегчение. Но вот Марка по-настоящему не хватает. Я с грустью наблюдаю, как он вместе с Артуром и Робертом проходит мимо Острова, где мы сидим и направляется к выходу из города. Когда он скрывается с поля зрения внутри образуется пустота, будто вместе с ним меня покидает что-то важное.
Сандр больше не контролирует тренировки и дает мне полную свободу. В свою очередь, я старательно оттачиваю навыки и с удовольствием замечаю, как здорово мне дается скалолазание. Вот бы в пещеру. Там уж точно можно разгуляться, не то, что здесь: один и тот же зазубренный маршрут. Мне кажется, что я даже по памяти смогу зарисовать все выступы и впадинки, которые есть на нем. После тренировки, иду выполнять скучную работу в кабинете. Одно радует, Таня оказалась приятной, милой девушкой и вместе со своим маленьким сыном составляет хорошую компанию. Мальчик разговорчивый не по годам. Многочисленными детскими вопросами, от которых разбирает смех, он сильно напоминает Алису, видимо поэтому я очень привязалась к нему.
В очередной раз я поднимаюсь на четвертый этаж, прикладываю браслет к считывателю и открываю кабинет под номером 427. Передо мной трогательная картина. Таня держит на коленях Даниса, прижимаясь щекой к его макушке и в красочных эмоциях читает книгу о волшебных приключениях. Я усаживаюсь напротив. Мальчик целиком погружен в историю. На его лице мелькают разные выражения: он хмурится, улыбается или грустит, сопереживая героям детской книги. Также и лицо Алисы менялось когда-то под слушанье моих или маминых сказок. В груди больно кольнуло, но я все равно хочу помнить эти чудесные моменты из детства.
Приятную атмосферу разрушает приход Катарины. Как только она появляется в дверях, улыбка с лица Тани моментально исчезает. Девушка закрывает книгу и тихонько ставит Даниса на пол. Она старается улыбаться, но ребенок чувствует фальшь. Малыш хмурится и придается капризам так, что Катарине приходится силой уводить его с собой.
– Я хочу к маме! – кричит ребенок, заливаясь слезами.
От душераздирающей картины замирает сердце. Я смотрю на Таню, ожидая, что она сделает хоть что-нибудь, ведь это как-никак ее сын, но она лишь стоит, опустив глаза и роняет крупные слезы. В одно мгновение мое отношение к ней в корне меняется. Теперь я вижу перед