ЭЙХМАН. Господин капитан, если бы мне в то время сказали: "Твой отец изменник", то есть что мой собственный отец изменник и я должен его убить, то я сделал бы это. В то время я тупо следовал приказам, тупо и послушно исполнял приказы и в этом находил - как бы мне выразиться - свое назначение. Все равно, какое бы мне ни давали задание, господин капитан.
ЛЕСС. Если бы вам сказали, что ваш отец изменник, вы бы не потребовали хоть немного больше доказательств, прежде чем выполнять такой приказ?
ЭЙХМАН. Господин капитан, я не думаю, что в то время такое рассуждение имело смысл... имело смысл, не думаю. Везде мы видели мертвых, и было свое личное отношение к этим вещам, которого сегодня уже нет.
ЛЕСС. Вы, значит, должны были прийти к убеждению, что спасение немецкого народа может быть только в уничтожении евреев?
ЭЙХМАН. Господин капитан, таких понятий у нас вообще не было, не было их. Нам приказывали - и поэтому приказанное выполнялось. Если я получаю приказ, то я не должен его толковать, а если я отдаю приказ, то запрещено его обосновывать, этот приказ. Я получаю приказ - и обязан слушаться.
ЛЕСС. Но не обязаны, если речь идет о явно незаконном действии.
ЭЙХМАН. Вы сказали, господин капитан, - незаконном. Сегодня я совсем иначе отношусь к этим вещам - не только я, но... э... э... но, наверное, почти все, за исключением нескольких тронутых упрямцев, которые бывают всегда. Но тогда? Я бы не считал это незаконной деятельностью. Я совершенно честно говорю о своем тогдашнем отношении, господин капитан. Если бы меня спросили о чем-то таком до 8 мая 1945 г., до конца войны, я бы ответил: "Это... это правительство, которое... э... э... выбрано большинством германского народа; все... э... э... культурные страны мира имеют свои представительства и так далее". Зачем мне, маленькому человеку, задумываться над этим? Я получаю приказ от своего руководителя и не смотрю ни вправо, ни влево. Потому что это не мое дело. Мое дело слушаться и повиноваться.
ЛЕСС. Если, например, ваш руководитель даст приказ расстреливать гражданское население - не заложников, а просто так - схватили людей и приказывают: "Расстрелять!" Что, подчиненный должен исполнить такой приказ?
ЭЙХМАН. Точно так же, господин капитан, как пилоты союзных бомбардировщиков сбрасывали свои бомбы на немецкие города и убивали женщин, и детей, и стариков. Точно так же! Он может сделать одно: он может - в этом свободен каждый - застрелиться.
ЛЕСС. Здесь надо различать между боевой операцией и невоенной акцией.
ЭЙХМАН. Да, да, все это случалось на войне, господин капитан. Но я никогда не стоял перед этой альтернативой - расстреливать или отдавать приказ о расстреле.
ЛЕСС. Но если ваш подчиненный выполняет явно преступное приказание, будет он отвечать за это?
ЭЙХМАН. Во время войны есть только одно: следовать приказу. Если кто-то ослушался, его ждет военный суд. Если он исполнил приказ, а это был приказ неправильный, к ответственности должен быть привлечен отдавший приказ. Так было всегда. Все эти вещи, они в нас уже въелись, постепенно... Мы со всем этим срослись, ничего не знали, кроме следования приказу; были закованы в цепи присяги.
ЛЕСС. В чем состояли в отделе IV В 4 функции вашего сотрудника Дитера Визлицени?
ЭЙХМАН. Визлицени был придан германскому посольству при правительстве Словакии в Братиславе. Это было Heсколько двойственное положение, потому что в первую очередь он был обязан выполнять указания германского посланника Лудина. Его отношения с полицией безопасности были там чисто информационными - он посылал им отчеты.
ЛЕТОПИСЕЦ. Такие "атташе" назначались в столицы стран, которые не были захвачены Германией путем военных действий, но под давлением Гитлера вовлекались в сферу его господства. Эти сотрудники представляли спецслужбы рейха, но в первую очередь были "советниками по еврейскому вопросу"; их задача заключалась в проведении в стране пребывания антисемитской политики. Почти все эти люди были из СС. Формально они числились по ведомству министерства иностранных дел рейхсминистра фон Риббентропа, постоянно конфликтовавшего с Гиммлером и СС, в том числе по вопросу о круге обязанностей и подчиненности таких атташе, большинство которых считало себя принадлежащими к "рати Гиммлера" в гораздо большей степени, чем к дипломатическому корпусу.
ЛЕСС. Находились ли вы в мае 1942 г. в Братиславе, или, если хотите, в Прессбурге?
ЭЙХМАН. Могло быть, но я уже не помню.
ЛЕСС. Вы беседовали с министром Махом?
ЭЙХМАН. Я думаю, это был министр внутренних дел. Так мне кажется - но точно я этого не знаю. Припоминаю фамилию... Теперь вспомнил: я с ним говорил, я с ним... Если это был министр внутренних дел, значит, я с ним говорил. Я был в гостях у министра внутренних дел - был у него однажды вечером в гостях.
ЛЕСС. Было ли так, что вы обещали Маху и премьер-министру Туке, что словацкие евреи - речь здесь идет о 17.000 евреев, которые были высланы из Словакии в Польшу в феврале 1942 г., причем их семьи должны были следовать с ними, - что с этими евреями будут обращаться прилично, по-человечески?
ЭЙХМАН. Этого я не помню... я не знаю... Я так говорил?.. Мы договаривались?
ЛЕСС. Были ли после этого отправлены в Польшу примерно тридцать пять тысяч евреев?
ЭЙХМАН. Из Словакии? Тридцать пять? Господин капитан, если вы так говорите, так, наверное, и есть, но я действительно не знаю сколько...
ЛЕСС. Я не говорю. Я спрашиваю вас!
ЭЙХМАН. Ах, так. Пожалуйста, может быть... если... если число как-то названо... было названо, то оно, несомненно, верно. Но я... я не берусь приводить вообще никаких цифр, потому что не могу назвать их даже приблизительно.
ЛЕСС. Визлицени сообщил вам, что словацкое правительство хотело послать делегацию в Польшу, чтобы убедиться в благополучии словацких евреев?
ЭЙХМАН. Я не хочу... не хочу отрицать, господин капитан, но не могу в настоящее время дать об этом никаких показаний.
ЛЕСС. Были вы официально уведомлены словацким правительством, что такая делегация должна быть послана в Польшу?
ЭЙХМАН. Меня об этом уведомляли? Господин капитан... Теперь мне кажется... что-то такое я вспоминаю. Но об этом уведомляли не меня, а МИД, а уже оттуда сообщили полиции безопасности.
ЛЕСС. Когда Визлицени в конце июля - начале августа 1942 г. был в Берлине, вы с ним беседовали о судьбе словацких евреев в Польше?
ЭЙХМАН. Словацких евреев в Польше? Я не знаю... я не думаю.
ЛЕСС. Вы тогда сообщили Визлицени, что большинства этих словацких евреев уже нет в живых?
ЭЙХМАН. Прошу вас, господин капитан, я пытаюсь теперь реконструировать... Если такое ходатайство словацкого правительства поступило в полицию безопасности, то я должен был автоматически получить сведения - что произошло с этим контингентом? Я должен был реагировать и обратиться в Главное управление делами и хозяйством. В этом случае я послал бы Гюнтера, а Гюнтер обсудил бы вопрос с Либехеншелем или с Глюксом: что там случилось? Скорее всего, ни Либехеншель, ни Глюкс не могли бы сразу ответить, а должны были сначала узнать сами. Вот так это могло происходить.
ЛЕСС. Таким образом, существует возможность, что после выяснений вы при случае сказали Визлицени, что большей части словацких евреев уже нет в живых.
ЭЙХМАН. Если... Но теперь разрешите продолжать - если меня поставили в известность о том, что произошло с еврейским контингентом, я бы, разумеется, сказал Визлицени правду.
ЛЕСС. Когда после войны был процесс по делу Визлицени, он показал на суде: "В 1943 г. Эйхман вызвал меня в Берлин и сказал, что я должен ехать в Салоники, чтобы там вместе с германским военным командованием в Македонии решить еврейский вопрос. Далее Эйхман сообщил мне, что техническим исполнителем всех мероприятий в Греции он назначил гауптштурмфюрера Брукнера. В Салониках евреи должны быть сначала сконцентрированы в определенном квартале города. После того как эта концентрация была проведена, в начале марта Брукнеру пришла телеграмма от Эйхмана, содержавшая приказ: немедленно отправить всех находящихся в Салониках и в Македонии евреев в Освенцим. Там было больше 50.000 евреев, я думаю, 54.000 евреев; их и увезли". Вы желаете как-то прокомментировать это?
ЭЙХМАН. Бруннер действовал в Салониках самостоятельно? Но ведь ясно, что командовал Визлицени как старший по званию. Это само собой разумеется. Это не может быть иначе, это невозможно, чтобы от одного и того же ведомства, в одной и той же области, в одном и том же городе возились два офицера разного ранга, и каждый делал, что он хочет. Такого не бывает. Разумеется, Визлицени... имел... у него... как мне сказать... он имел задание.
ЛЕСС. Ему был задан вопрос: "Находились ли в числе назначенных на отправку евреев больные?" Он ответил: "Собственно в лагере... в концентрационном лагере не было замечено каких-либо особых случаев заболевания. Но в кварталах города, заселенных евреями, свирепствовал сыпной тиф и другие заразные болезни, особенно туберкулез легких. В разговоре по телефону я обратил внимание Эйхмана на заболевания тифом. Он не реагировал на это обращение и приказал немедленно приступать к отправке".