Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посреди зала стояли длинные столы, на которых тоже были разложены книги и географические карты.
За одним из этих столов Антонина увидела склонившегося над книгой пожилого человека.
«Ранняя пташка! — подумала девушка. — Как бы он не испугался нас с Риком!»
Она вежливо откашлялась и проговорила:
— Извините, я здесь первый раз и, кажется, заблудилась. Вы не подскажете мне, как пройти в комнату сторожа? Это которая оформлена под каюту старинного корабля!
Человек оторвался от книги, поднял голову и спросил:
— Вы ищете Платона Николаевича?
Тут что-то в его лице изменилось, и он удивленно проговорил:
— Тоня, это вы?
Тут и Антонина узнала его: это был Павел Арнольдович, старый преподаватель, который полгода заменял у них в колледже учительницу истории, которая уехала в Финляндию. У них тогда сложились неплохие отношения — Антонина варила для него кофе, приносила из соседней булочной пирожки, а Павел Арнольдович рассказывал ей много интересного.
— Павел Арнольдович! — удивленно проговорила Антонина. — А что вы здесь делаете, да еще в такую рань?
— Могу задать вам точно такой же вопрос, — усмехнулся старик.
— Да я-то сюда случайно попала… — пробормотала Тоня, чувствуя, как неправдоподобно звучит ее объяснение. — Дом, где я жила, сгорел, и Платон Николаевич меня здесь временно приютил. А встала я так рано, потому что собака на прогулку запросилась…
— Ну-ну. — Старик недоверчиво улыбнулся. — Впрочем, всякое бывает… А я здесь, Тонечка, работаю.
— Вы — сотрудник этого музея?
— Да нет, я не в этом смысле работаю. Я работаю здесь над своей новой книгой.
— И так рано приступаете?
— Понимаете, Тонечка, — старик замялся, — у меня проблемы со сном. То есть последнее время я почти перестал спать. Либо засыпаю очень поздно, либо, наоборот, просыпаюсь ни свет ни заря. А что просто так лежать, время тратить? В моем возрасте время особенно дорого, никто не знает, сколько еще его осталось. А книгу закончить очень хочется — чтобы после меня осталось что-нибудь значительное. Хочется, знаете ли, оставить свой след на земле… Вот я и договорился, чтобы меня пускали сюда, в библиотеку музея, рано утром…
— Ясно! Ну, тогда не буду вас отрывать от работы…
— Ну, ничего, мне тоже нужно время от времени делать перерывы. Давайте я провожу вас до комнаты сторожа, сама вы ее вряд ли найдете — здесь такая сложная планировка, что даже некоторые сотрудники на первых порах не могут разобраться.
Долго уговаривать Антонину не пришлось, и Павел Арнольдович повел ее по комнатам и коридорам музея.
Скоро девушка поняла, что без провожатого и вправду не нашла бы дорогу. Она удивлялась только тому, как легко первый раз нашла выход на улицу — должно быть, ее вывел Рик, которому очень не терпелось вырваться на свободу.
Наконец они дошли до той подсобки, куда поселил Антонину ночной сторож, причем зашли в нее не через «каюту» Платона Николаевича, а с другой стороны — с той же, с какой до того, чуть больше часа назад, Тоня вышла прогулять Рика.
— Ну, вот, здесь меня приютили… — протянула Антонина, обведя рукой тесную комнатку. — Но это, конечно, ненадолго, сегодня же надо будет искать другое место.
Павел Арнольдович хотел ей что-то ответить, но вдруг его взгляд остановился на чем-то за спиной девушки.
— Интересно… — протянул он заинтересованно. — Очень интересно… Раньше я этого здесь не видел…
Антонина обернулась, чтобы посмотреть, что это так заинтересовало старого ученого, и увидела, что тот разглядывает шкатулку — ту самую шкатулку, которую она нашла на чердаке дома Самохиных, ту шкатулку, которую она таскала с собой весь вчерашний день и привезла наконец в этот музей.
— Конечно, не видели, — ответила она Павлу Арнольдовичу. — Эта шкатулка — не из коллекции музея, это я ее сюда принесла.
— Вот как? — Старик осторожно взял шкатулку в руки, оглядел ее с разных сторон, поворачивая к свету. — Очень интересная шкатулка… Как она к вам попала?
Антонина вкратце рассказала ему, как эта шкатулка оказалась у нее, как она чудом не сгорела.
— Это ведь — шкатулка с секретом, — проговорила она под конец. — Я помню, как вы рассказывали о таких шкатулках. Может быть, вы догадаетесь, как ее открыть? Там внутри что-то есть, если потрясти, слышен звук…
— Да, там действительно лежит что-то тяжелое, — подтвердил Павел Арнольдович, встряхнув шкатулку. — Однако открыть такую шкатулку с секретом — не такое простое дело. Для этого хорошо бы знать, какой мастер ее сделал — потому что у каждого известного мастера были свои особенные секреты…
— Вот уж чего не знаю — того не знаю! — вздохнула Антонина. — Я рассказала вам, как она ко мне попала, а больше ничего про нее мне не известно.
Павел Арнольдович разглядывал шкатулку с разных сторон, поднося ее к свету и отдаляя от него.
— Интересно… — повторял он. — Какой необычный узор инкрустации… Словно кружево или морская пена… Ну-ка, Тонечка, посветите мне с этой стороны…
Тоня зажгла настольную лампу и поднесла ее к шкатулке, чтобы свет падал на нее сбоку.
— Интересно… — снова проговорил ученый. — Вот здесь… Это не просто узор, это надпись. Видите, она становится заметной только при боковом освещении.
— Надпись? — переспросила Антонина. — Какие странные буквы! Это арабский язык?
— Нет, Тонечка, не арабский. Хотя буквы и похожи, так что иногда даже знающий человек может ошибиться, однако это все же совсем другой язык — персидский, иначе фарси. Здесь написано: «Чтобы открыть сию шкатулку…
— Как, — удивленно перебила его Антонина. — Вы что — еще и по-персидски читаете?
— Да, читаю. Жизнь была долгая, так что я многому успел научиться. Итак, послушайте, что здесь написано: «Чтобы открыть сию шкатулку, вспомни имена четверых, без которых морской конь не выйдет из своего стойла».
— И что это значит? — разочарованно протянула Тоня. — Что это за четверо? И что за морской конь?
— Что это значит… — Павел Арнольдович напряженно думал, потирая пальцами переносицу. — Не такой простой вопрос… Ну, морской конь — это, скорее всего, корабль… Да, я думаю, это корабль…
— И кто же те четверо, без которых он не выйдет из стойла? Дайте, попробую сама догадаться. Капитан, штурман, рулевой и матрос? Я правильно догадалась?
— Не думаю. — Старик покачал головой. — На маленьких средневековых кораблях капитан обычно сам был и штурманом, иногда же сам и стоял за штурвалом. А матросов на парусных судах всегда было довольно много… Нет, здесь что-то другое…
— Может быть, это имена четырех ветров? — предположила Тоня. — Вот без ветра парусный корабль не двинется с места, и ветров как раз четыре: северный, южный, западный и восточный!
— А ведь знаете, Тоня, вы совершенно правы! Вот что значит — молодая голова!
— А какие же у них имена… — задумалась девушка. — Я помню, что есть Борей и Зефир, а вот еще два других — забыла…
— В греческой мифологии их действительно так называли: суровый северный ветер — Борей, западный — Зефир, южный — Нот и восточный — Эвр…
— Зефир… Это как кондитерское изделие вроде пастилы! Обожаю бело-розовый зефир!
— Верно, это кондитерское изделие и названо в честь западного ветра — в Греции он считался самым приятным и ласковым. Да только я думаю, что наша шкатулка не имеет никакого отношения к Греции. Надпись на ней — персидская, значит, и имена ветров нужно искать где-то на Востоке, поближе к Персии, то есть современному Ирану…
— Ну, уж персидские названия ветров я точно не знаю, — пригорюнилась Антонина.
— Персидские и я не знаю, — признался Павел Арнольдович. — Но персы широко пользовались арабским языком, и арабские названия ветров у них тоже были в ходу.
— Что, у арабов, как и у греков, ветры имели собственные имена?
— Да, только у греков за каждый ветер отвечало отдельное божество, а у арабов — злой дух, джинн или дэв. Но у этих джиннов тоже были собственные имена.
— И вы их знаете? — недоверчиво осведомилась Антонина.
— Да, дайте-ка припомнить… Ирифи, Калема… Еще, если я не ошибаюсь, Каскици и Хабибаи. Были и еще какие-то, но эти четыре — самые главные.
— И как теперь нам использовать эти имена? Как открыть шкатулку?
— Хороший вопрос… — Павел Арнольдович снова стал поворачивать шкатулку, внимательно разглядывать ее с разных сторон и при разном освещении.
— Ирифи, Калема… — бормотал он. — Не знаю, как применить эти имена…
Еще немного повозившись со шкатулкой, он решил подойти с другой стороны: выписал на листке бумаги имена четырех джиннов, властителей ветра, арабскими буквами и в русской транскрипции, и принялся так и этак поворачивать их.
В это время в дверь кто-то постучал, затем она открылась, появилось озабоченное женское лицо.