Ее лицо было очень близко от моего лица.
— Я тебя не понимаю, — сказала Тэйт. — Сначала ты целыми днями прячешься ото всех, а потом отплясываешь на сцене, как рок-звезда и тебе нечего скрывать! Слушай, да кто ты такой?
На это мне нечего было ответить. Я не знал, что она там во мне разглядела, но вдруг перестал чувствовать себя расслабленно — по крайней мере, в такой близости от нее.
Тэйт покачала головой и пошла прочь, но, вопреки ее злому взгляд и написанному на лице отвращению, мне отчего-то захотелось ее догнать.
Но я, в беспрецедентном порыве благоразумия, стал пробиваться к Дэни, который согнулся над биллиардным столом, выстраивая комбинацию.
— Ты неплохо выступил, — сказал он, не поднимая головы. Насколько я понял, он решил забить восьмеркой двойку в угловую лузу.
Дэни сделал открытый упор и закатил с первого раза.
Я смотрел на его опущенную голову и улыбался до ушей.
— А ты меня узнал?
Дэни выпрямился, смерил меня скучающим, недоверчивым взглядом.
— Ну, да-а.
— Боже! — воскликнул Дрю. — Блин, да мы все тебя видели! И мы, между прочим, пока не в маразме!
— А я выглядел как-то по-другому?
Дэни стукнул кием об пол.
— О да, только в хорошем смысле. Ты был счастлив, Мэки. Знаешь, я уже забыл, когда видел тебя счастливым!
— Просто… просто я стал лучше себя чувствовать.
Дрю крутил в руках мелок, выписывая пальцем голубые полоски на тыльной стороне ладони.
— Вот и хорошо, — сказал он, не глядя на меня.
— В чем дело? Что-то не так?
Дэни покачал головой.
— Ничего. Просто будь осторожен. Ты же понимаешь?
Я кивнул, дожидаясь, когда он объяснит, чего мне надо остерегаться и почему, но Дэни не прибавил ни слова, и братья вернулись к игре.
Через минуту Дрю снова поднял голову. Посмотрел на Тэйт, стоявшую возле игровых автоматов, и выразительно пошевелил бровями.
— Слушай, что между вами такое, а? Я все жду, кто первый бросит гранату.
Я промолчал. Признаться, я сам не знал, как назвать то, что с нами происходило — за исключением, что это было глупо и немного стыдно — просто когда Тэйт упрямо выпячивала подбородок, мне почему-то хотелось быть к ней гораздо ближе, чем нужно.
Выйдя в зал, я стал прокладывать себе дорогу сквозь толпу, обходя ребят из нашей школы и незнакомцев.
Тэйт играла в пинбол, с ледяной невозмутимостью скармливая автомату четвертак за четвертаком.
— Эй, — сказал я, останавливаясь рядом.
Она оттянула пружинную катапульту и отправила первый мячик в море мигающих огоньков и ярких пластиковых сирен.
Я облокотился на крышку автомата.
— Слушай, тебе понравился концерт?
Тэйт продолжала игру, следя за мячиком, катившемся по минному полю препятствий и колокольчиков.
— Ничего так, для тех, кому такое нравится.
— А какую ты музыку любишь?
— Всякую. Разную. Слушай, ты не мог бы отойти от стекла?
Когда она говорила, у меня по шее бежали мурашки, то ли от нервов, то ли… от того, что мне нравился ее голос… как бы… Я встал рядом с автоматом и стал смотреть, как мячик снует среди препятствий и ловушек.
Напиток Морриган потихоньку выветривался, меня слегка вело, но это не было неприятно. Напротив, появилось ощущение расслабленности и свободы, как в легком подпитии.
Я пребывал в том волшебном состоянии, когда мир кажется податливым и ничто не выглядит ни непреодолимым, ни слишком страшным. Я стоял перед игровыми автоматами и смотрел на Тэйт. Она орудовала лапками с таким видом, будто занималась серьезным делом. И больше не разговаривала со мной.
Когда последний шарик скрылся в брюхе автомата, она со вздохом повернулась ко мне.
— Ну, что? Чего тебе надо?
— Не подкинешь меня домой? — Слова вырвались прежде, чем я успел их обдумать.
Она подняла голову, чтобы взглянуть на меня; ее лицо было непроницаемо, а подбородок торчал так упрямо, что мне захотелось схватить ее за плечи и трясти, чтобы она перестала так на меня смотреть.
После долгого молчания, заполненного пиликаньем сирен и миганием огоньков пинбола, Тэйт кивнула.
Мы отъехали всего на квартал от «Старлайт», когда я понял, что принял неправильное решение. Этой ночью боярышник выветривался гораздо быстрее, чем накануне, а вместе с ним улетучивалась и эйфория, вызванная моей игрой перед полным залом. Теперь каждый неровный участок дороги и каждая выбоина, на которой подскакивала машина, пробирали меня до костей.
Тэйт, похоже, ничего не замечала. Она смотрела прямо перед собой, сквозь залитое дождем ветровое стекло, и болтала о школе и независимом кино. Она держалась абсолютно спокойно, как будто никуда не спешила и ждала своего звездного часа. То есть минуты, когда она задаст свой роковой вопрос, и мне ничего не останется, кроме как ответить.
Воздух загустел от запаха железа. Я проглотил ком в горле и приоткрыл окно.
Мы были в шести кварталах от моего дома, когда наступила расплата — отвратительная и неизбежная. Я закрыл глаза и стал считать в обратном порядке, пытаясь унять дрожь и выдавить отравленный воздух из легких. В животе что-то всколыхнулось, но я заставил себя не обращать внимания и медленно, глубоко дышать. Пот лил с меня градом.
Когда теплая судорога снова скрутила желудок, я откашлялся.
— Тэйт, остановись, пожалуйста.
— Эй… Эй, что с тобой?
— Мне что-то очень нехорошо.
Что было огромным преуменьшением. Мне никогда в жизни не было так плохо, даже от чертового железа или нержавеющей стали, даже в самых худших случаях.
Головокружение накатывало волнами, перед глазами все плыло. В ушах шумело, пелена черных точек мешала смотреть. Запах металла стоял во рту и носу. Он просочился мне под кожу, в кровь, пульсировал в костях и суставах.
Тэйт схватилась за рычаг и переключила передачу в режим парковки.
— Это…
Но я уже рывком открыл дверь.
Я вывалился наружу, но ноги отказались меня держать. Из кромешной тьмы земля вздыбилась мне навстречу. Я упал на четвереньки и постоял так, не шевелясь, пережидая самое худшее, пока не нашел в себе силы лечь. Мне нужно было побыть в тишине и одиночестве. Свернуться клубочком в темной комнате, где ни звука, ни движения.
Прижавшись щекой к траве, я вдыхал зеленые запахи листьев, стеблей и корней. Дождь легко и прохладно падал мне на лицо. Мне нужна была Морриган.
— Мэки, ты как?
Тэйт согнулась надо мной с протянутой рукой, словно хотела взять меня за плечо, но боялась дотронуться. Все мое тело приступами сотрясала страшная судорожная дрожь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});