Читать интересную книгу "Андрей Боголюбский - Николай Воронин"

Боже, наследья твоего… Спаси мя, погыбшаго, к Сыну ти вопиюща…» Эти строки близки к тексту «Службы на Покров». Еще более интересно, что и в молитвенном обращении к Богородице автор называет ее просто «покровом» («надеже и покрове мой, не презри мене, благая…»). Если все тексты этой молитвы, как доказано Шляковым, восходят к молитвам из «Триоди постной» и частью к акафисту и канону Богородице{240}, то последний фрагмент находит аналогию лишь в «Службе на Покров». Все это убеждает нас в принадлежности рассматриваемой молитвенной вставки Владимирскому Андреевскому своду 1177 года; обращение же к Андрею Критскому и личный характер самой молитвы могут наводить на мысль о причастности самого князя к ее составлению и внесению в летописный свод, в подготовительной работе над которым Андрей, видимо, принял участие. Чтение, еще до внесения в свод, «Поучения» Мономаха и письма к Олегу произвело на Андрея глубокое впечатление, и он добавил к высоко поэтичным и мудрым писаниям великого деда свою покаянную молитву. Сравнивая полный надежд и оптимизма текст «Службы на Покров» с тревожным настроением этой молитвы «погибшего» человека» «в скорбех погружающася», мы с большей остротой воспринимаем ощущение Андреем надвигавшейся катастрофы и тревоги за судьбу его любимого Владимира.

VII. Искусство и культура

Войти еще глубже в мир идей эпохи Боголюбского помогает анализ памятников архитектуры, украшавших стольный город Андрея и его Боголюбовский замок.

И литература, и искусство служили одним и тем же целям, поставленным политическим курсом Андрея. Архитектура была связана целиком с его обширным церковным и дворцовым строительством. Но это не значит, что она была оторвана от народа. Огромный объем княжеского строительства требовал участия многочисленных владимирских строителей, каменосечцев и мастеров других специальностей. Здесь перед ремесленниками — строителями и, в особенности, декораторами открывалась возможность широко проявить свое дарование и свой вкус. Высокое художественное совершенство и одухотворенность памятников времени Андрея обязаны таланту этих художников-горожан.

Мы видели, какое значение придавал Андрей делу обстройки своего города, стремясь сделать его соперником Киева, как Киев в свое время был соперником Царьграда. Он прекрасно оценивал огромную убеждающую идейную силу монументального искусства. Летопись рассказывает, что Андрей любил вводить на хоры своего дворцового собора гостей и послов из других стран и от соседних народов и показывать им великолепие своего храма. В «Повести» о смерти Андрея киевский священник Кузьма (Кузьмище) вспоминал: «Теперь тебя, господин, не хотят знать даже твои слуги. А было время, когда приходил гость из Царьграда, или из иных краев Русской земли, или из латин, из христианских или языческих стран, и ты говорил: «Введите их в церковь и на хоры, пусть видят истинное христианство и крестятся». И так и было: и болгары, и евреи, и все язычники, видевшие славу Божию и украшение церковное, еще больше оплакивают твою кончину» (перевод){241}.

Каждый памятник андреевского зодчества проникнут определенным идейным содержанием, связанным с общим направлением и духом первых лет княжения Андрея{242}.

Когда мы смотрим на Успенский собор Владимира и представляем себе его первоначальный облик, какой был создан мастерами Андрея в 1158–1161 годах, нас поражает первое и основное впечатление царственной, державной красоты этого храма. Она связана и с самим господствующим положением Успенского собора в городе и природе: он стоит на высоком углу Мономахова среднего города, видный с далеких путей, ведущих от Суздаля, Мурома и Юрьева. Белоснежный, блещущий позолотой наружных украшений и золотым шлемом главы, он подобен издали сверкающей короне, венчающей городской холм. Храм как бы осеняет город своей сияющей красотой, но он же подобен величавому каменному стражу столицы, золотой шлем которого сверкает, уходя в небо. Наружное убранство храма исполнено благородной сдержанности. В поясе стройных колонок, обнимающем тело собора, были фресковые изображения «святых», павлинов и растений. Отдельные резные камни оживляли белизну стен; сочная листва резных капителей как бы шевелилась, полная внутренней силы. В отделке деталей главы и порталов была применена вызолоченная медь.

Собор стоял среди зданий епископского двора, но его двери были открыты для горожан и пришедших издалека богомольцев. В праздник Успения соборяне развешивали на двух натянутых «вервях» драгоценные ткани, пелены и облачения. Этот многоцветный, колеблемый ветром коридор сверкавших красками узорчатых тканей начинался перед собором от владычных сеней и входил в храм, вводя паломников и молящихся внутрь собора. Здесь, около царских врат, сияла золотым убором икона Владимирской Богоматери, — «небесной покровительницы» города, горожан и князя. Внутри храм поражал своими удивительно стройными пропорциями. Легкие столбы, казалось, без усилия несли могучие своды и залитый светом огромный 12-оконный барабан купола, как бы висящего в сиянии лучей. Украшенный золотом и серебром амвон возвышался перед входом в полный драгоценной утвари алтарь. Золотые и серебряные хоросы и паникадила, опускавшиеся на цепях со сводов, струили свет бесчисленных свечей. Их мерцание повторяла зеркальная поверхность цветного майоликового пола. Стены, столбы и своды покрывала превосходная фресковая роспись. Под сводами княжеских хор была размещена картина Страшного суда, ада и рая — центральная дисциплинирующая тема росписи{243}.

Таков был созданный Андреем главный храм Владимирской земли.

В его плане ясно ощутима схема Успенского собора киевского Печерского монастыря; лестничные башни, придающие особую величавость силуэту, напоминают о лестничных башнях киевской Софии; общая конструктивная система крестовокупольного храма восходит к Византии. Но эти основные «образцы» глубоко переосмыслены. Иные пропорции, иная техника кладки из белого камня, дающая исключительный эффект, иная, чрезвычайно богатая декоративная система, вводящая в убранство фасада резной камень, фреску, вызолоченную медь, — все это решительно изменяет облик храма, далеко уводя его от киево-византийских образцов.

Этот отход от старых эстетических принципов был весьма решителен. Андрей приказал сломать храм Спаса на Мономаховом дворе, построенный киевскими пришлыми мастерами еще в начале XII века: он, видимо, не удовлетворял вкусам нового времени своей строгостью и простотой. На его месте в 1164 году Андрей построил изящный белокаменный храм, родственный по стилю Успенскому собору.

Но лучшее творение зодчих Андрея — храм Покрова Богородицы на реке Нерли (1165), созданный в честь нового праздника «покровительницы» Владимирской земли. Мастера здесь руководились теми же конструктивными и декоративными принципами, что и в Успенском соборе. Однако этот храм особенный. Он не сравним с тяжеловесными мужественными и простыми храмами Юрия, посвященными Спасу и культу воинов — Георгия, Бориса и Глеба. Его тело проникнуто женственной стройностью и изяществом, его пропорции легки и летучи — он как бы стремится к