кивнул. Он принял решение Филипа как неизбежное и все-таки, прощаясь по вечерам с Алиной и покидая ее дом, каждый раз злился на приора. И сейчас он понимал негодование матери.
— Все же это ненадолго, — снова как бы уговаривая себя самого, сказал Джек.
— А что говорит Алина?
Джек скорчил гримасу:
— Ей тоже несладко. Она считает во всем виноватой себя. Говорит, не надо было ей выходить замуж за Альфреда.
— Правильно говорит. Но и ты тоже хорош: уперся — хочу, мол, строить церкви — и все тут.
Обидно, что мать не хотела его понять.
— Мама, но все остальное не стоит того. Церкви — самые большие, самые высокие и красивые здания на свете. Поэтому и строить их так непросто, поэтому и требуется от мастеров настоящее умение и талант.
— И ты не согласишься ни на что другое?
— Конечно нет.
Она в замешательстве покачала головой:
— Я никогда, наверное, не пойму, откуда у моего сына такая вера в то, что ему предначертано стать великим. — Она бросила остатки кролика в котел и стала вычищать шкурку: мех ей еще пригодится. — Это ты унаследовал явно не от своих предков.
Джек ждал, что мать вспомнит об этом.
— Мама, когда я странствовал за морем, мне кое-что удалось узнать о моей родне.
Она оторвалась от шкурки и посмотрела на него.
— Ты о чем?
— Я нашел семью моего отца.
— О Боже! Как тебе удалось? Где они? Кто они?
— Есть такой городок в Нормандии, называется Шербур. Там он и родился.
— А ты уверен?
— Я очень похож на него. Мы как две капли воды. Меня даже приняли за призрака.
Мать тяжело опустилась на табуретку. Джек почувствовал себя виноватым за то, что расстроил ее, но разве мог он предположить, что она с такой болью воспримет его слова.
— И что… что они за люди? — промолвила она.
— Отец его давно умер, а мать жива. Она очень хорошо приняла меня, когда поняла, что я никакой не призрак. Его старший брат — плотник. У него жена и трое детей. Мои двоюродные братья и сестры. — Джек улыбнулся. — Правда, здорово? У нас теперь есть родня.
Мысль о родне, казалось, огорчила ее, причинила боль.
— Джек, мне так жаль, что я не смогла дать тебе нормального воспитания.
— А мне — нисколько, — легко ответил он. Ему всегда было не по себе, когда мать вдруг начинала мучиться угрызениями совести: это было не в ее характере. — Я очень рад, что у меня появились братья и сестры. Даже если нам не суждено больше увидеться, все равно приятно знать, что они есть.
— Понимаю, — сказала она и горестно кивнула.
Джек тяжело вздохнул:
— Они думали, отец утонул во время кораблекрушения двадцать четыре года назад. Судно называлось «Белый Корабль». Оно вышло как раз из Барфлера. Все пассажиры считались погибшими. Но отцу удалось спастись, хотя об этом так никто и не узнал, потому что он больше не вернулся в Шербур.
— Он оказался в Кингсбридже, — сказала она.
— Но как это случилось?
— Он уцепился за бочонок, и его выбросило на берег, неподалеку от замка. Отец пошел туда сообщить о кораблекрушении. В замке были какие-то знатные вельможи, они очень испугались, увидев его, схватили и привезли в Англию. Через несколько недель, а может, и месяцев — точно не помнил — он оказался в Кингсбридже.
— А больше отец ничего не рассказывал о крушении?
— Говорил только, что корабль сразу пошел ко дну, как будто в днище образовалась огромная пробоина.
— Такое чувство, что отец кому-то мешал.
Мать кивнула:
— А потом, когда они поняли, что больше не могут держать его в пленниках, они убили его.
Джек опустился перед ней на колени так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. Дрожащим от волнения голосом он спросил:
— Но кто были эти люди, мама?
— Ты меня об этом уже спрашивал.
— А ты все время отмалчивалась.
— Потому что не хотела, чтобы ты потратил свою жизнь на месть за отца.
Джек почувствовал, что она все еще относится к нему, как к ребенку, скрывая от него то, что может ему повредить. Он старался держать себя в руках, как положено взрослому мужчине.
— Всю свою жизнь я хочу посвятить тому, чтобы строить новый собор в Кингсбридже и растить наших с Алиной детей. Но я также хочу знать, за что повесили моего отца. А об этом знают только те, кто оклеветал его. И мне надо знать, кто эти люди.
— Тогда я не знала их имен.
Джек видел, что мать опять избегает говорить всю правду, и это его разозлило.
— Но теперь-то ты знаешь!
— Да, знаю. —