Тон-Ат. – Где же было ваше с Хор-Архом внимание к девушке, вошедшей в столь опасную своими обольщениями юность?
– Она как влюбилась впервые, так и сбежала от нас к своему аристократу. Где же уследить? А уж потом…
Тон-Ат покачал головой, – И у Инары, похоже, детей не будет. Но тут причина именно в её собственной природе, в тех мутациях, что ей и передали родители. А я, Инэлия, воздействовать на подобные тончайшие структуры с целью их выправления так и не научился.
– Природа шепчет свои подсказки, – сказала Инэлия. – Моя Икри не просто так к землянину взглядом своим прильнула. Только вряд ли он тут останется надолго.
– Прильнула, шепнула! Без толку это! Что Инара, что Икри – пустоцветы они! Им любого ярого мужа дай – результата не будет.
– Зачем-то же она взор свой кинула на землянина? Зачем-то же напросилась сегодня идти со мною? Она не так проста. Она от Хор-Арха многому сумела научиться. Он вдумчива и любознательна.
– Пустая затея. Никто из землян на Паралее не останется. Им нечего тут делать. Отец не расстанется ни с кем из своих близких, поскольку мечтает закончить свои дни на Родине в окружении своих чад. Не то чтобы отец стар в их земном понимании, да устал он, сильно подорван его жизненный ресурс. Да и всем путешественникам нужна будет длительная реабилитация под родными небесами после столь длительных странствий. Они всё же хрупкие и недолговечные существа, а не каменно-ледяные кометы, чтобы им вечно скитаться. Не удастся твоей красавице искривить траекторию движения юного землянина.
Задумчивая улыбка или горькая усмешка? Опять тронула губы Инэлии, – Откуда же я знаю, на что она уповает? Она верит в чудо.
– Чудо, – пробурчал Тон-Ат. – Эта планета на чудеса скупая, зато на страдания щедрая. Тебе ли того и не знать. – Он поднялся и пошёл прочь, поражая Инэлию всё той же осанистой выправкой, скользящей походкой, так что со спины на старца он похож не был.
– Особенно ты сам был всегда щедр на те деяния, что и причиняли страдания многим и многим, – сказала она ему вслед. – А часто и погибель. Ишь, как уверовал, что стал для всех отцом-благодетелем, счастья дарителем. Едва не светится от собственной сиятельной чистоты. Злодей-праведник.
Тон-Ат как будто услышал, а скорее всего, уловил её послание себе. Он обернулся, и странная улыбка, больше похожая на гримасу, исказила его лицо. Что бы он ни ответил, она бы не услышала с такого расстояния, а возвращаться к ней он не собирался. Он только поднял руку вверх, растопырив ладонь, – тем самым жестом, каким и приветствовались, а также и прощались те чужаки, с которыми он и общался недавно. После чего скрылся среди приозёрных зарослей.
Немного о прошлом Инэлии
… Открылась дверь в иные времена,/ Незримо и неслышно для других,/ И в том пространстве я опять одна/ Перед наплывом бед и дней глухих./ Холодный воздух беспощадно светел,/ Как палый лист дрожу душой нагой,/И золотом неоценимым ветер/ Шуршит невнятно под чужой ногой /…
Инэлия перебирала как рассыпанные бусины из давно заброшенной, но вдруг найденной шкатулки, чьи-то странные слова странного языка, пытаясь вспомнить, чьи же они? Кому принадлежали? К ней подошла приёмная дочь Икри. Тряхнула светлыми волосами, радостно скаля зубы и красуясь собою, как будто рядом мог быть созерцатель её красоты. Но рядом не было никого. Скорее всего, Икри просто не успела сменить внезапно-праздничный облик на свой обычный и давно привычный для матери. – Ты заметила, мама, как прекрасен был тот человек…
– Который? Их четверо там было, если не считать Тон-Ата.
– Я говорю о том, кто купался с нами рядом. О светловолосом и юном.
– Остальные тоже на стариков не похожи, – Инэлия, безразличная к слишком уж необычному возбуждению дочери, вновь погрузилась в себя. Дочь уже давно не занимала ни её мыслей, ни её чувств, и разговор об Икри с Тон-Атом возник как-то неожиданно, поскольку сам же Тон-Ат и начал первым. Родного и прежнего отношения к Икри как не было, так и не возникло. Когда Икри избрала себе недостойного человека и сама стала жить недостойно, Инэлия стала к ней почти равнодушна. Живёт рядом какая-то молодая женщина, иногда хлопочет по хозяйству, убирается, готовит, воркует с Хор-Архом, который в своём отношении к Икри так и остался по родному добр, и пусть себе. А Инэлия поняла, что Икри обманула её ожидания, родной по-настоящему не стала. Всегда себе на уме, двойственная, скрытная. Да ведь и прежняя Икри – внучка, рождённая первой дочерью, тоже не была слишком-то близка Инэлии. А правильнее, сама Инэлия не была никому близка и открыта.
«Мама» – обращалась к ней в своей чистой юности приёмная дочь Икри, – «Почему ты никогда не рассказываешь мне о своей жизни»? «Зачем»? – отвечала Инэлия. – «Если жизнь прожита бездарно, то выслушивать постороннему о ней так же непереносимо, как читать бездарные тексты. Точно такое же ощущение, как зубами вязнуть в древесной смоле». «Я не посторонняя», – не соглашалась Икри, – «к тому же, разве ты ела хоть когда древесную смолу»? «Ты же любишь читать», – отвечала Инэлия, – «Ты же у меня девочка необычная и любознательная. Вот и подумай о том, помнишь ли ты о содержании бездарных книг? Нет. Поскольку их и прочитать невозможно. Так и я, не помню ничего». «Не верю я тебе», – обижалась та, кто стала заменой и дочки и внучки. – «Ты просто не хочешь ничего рассказывать, поскольку твоя жизнь была в прошлом очень горестной. Папа Хор-Арх так и говорит. Прости, мама. Я не буду больше тебя одолевать своим любопытством».
– Я тех, других, даже не рассмотрела, – сказала Икри. – А этот мальчик совершенство! Ты так не считаешь, мама?
– Нет. Не считаю. Они все недоразвитые существа. Но тебе будет в самый раз. Только ведь всё одно он тут не останется навсегда. Он рано или поздно покинет наши места ради тех иных пространств, откуда его и забросило. Поскольку их мир более развитый, более светлый и добрый.
– Чего загадывать на всю жизнь? Да и все мы рано или поздно отправимся в иные миры. Туда, куда дорог никто не знает, а всё равно с неизбежностью туда уходит. – Икри присела рядом с матерью, протянула сорванный спелый плод.
Инэлия отпихнула руку дочери, – Кого ты хочешь обмануть? Ты каждый день ждёшь своего негодного аристократа, хотя все аристократы теперь бывшие к их несчастью. К чему тебе этот юный пришелец?
– Я влюбилась с первого взгляда. Я устала быть одной. Я тоже молодая. И