Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коконнас, возбужденный криками, опьяненный запахом крови, ожесточенный горячей долгой травлей, протянул руку к королевскому алькову. Одно мгновение – и он пронзил бы сердце Ла Моля, а может быть, и сердце королевы.
При виде обнаженного клинка, а еще больше при виде этой невероятной наглости дочь французских королей выпрямилась во весь свой рост и вскрикнула, но в этом страшном крике было столько негодования и яростного гнева, что пьемонтец застыл на месте под властью неведомого ему чувства. Конечно, если б эта сцена продлилась в составе тех же действующих лиц, то и его чувство растаяло бы так же быстро, как снег в апреле под лучами солнца.
Но дверь, скрытая в стене, вдруг распахнулась, и в комнату вбежал юноша лет семнадцати, бледный, с растрепанной прической, одетый в черное.
– Сестра, не бойся, не бойся! Я здесь! Я здесь! – крикнул он.
– Франсуа! Франсуа! На помощь! – закричала Маргарита.
– Герцог Алансонский! – прошептал Ла Юрьер, опуская аркебузу.
– Дьявольщина! Брат короля! – пробурчал Коконнас, отступая.
Герцог Алансонский поглядел вокруг.
Маргарита с распущенными волосами, более красивая, чем обычно, стояла, прислонясь к стене, одна среди мужчин, а в их глазах светилась ярость, по лбу струился пот, и губы покрывала пена.
– Мерзавцы! – крикнул герцог.
– Спасите меня, брат! – сказала Маргарита, теряя силы. – Они хотят меня убить.
Бледное лицо герцога вдруг вспыхнуло. С ним не было оружия, но, полагаясь на свое звание, он, судорожно сжав кулаки, стал наступать на Коконнаса и его товарищей, а они в страхе отступали перед его сверкавшими как молнии глазами.
– Может быть, вы убьете и брата короля? Ну-ка!
Они продолжали отступать.
– Эй, капитан моей охраны! – крикнул он. – Сюда! И перевешайте всех этих разбойников!
Испуганный гораздо больше видом этого безоружного юноши, чем целым отрядом рейтаров или ландскнехтов, Коконнас уже допятился до двери. Ла Юрьер с быстротой оленя умчался вниз по лестнице, а солдаты теснились и толкались в вестибюле, так как размеры двери не соответствовали их страстному желанию покинуть поскорее стены Лувра.
Маргарита инстинктивно набросила на молодого человека, лежавшего без чувств, свое камчатное одеяло и отошла прочь.
Когда последний убийца исчез за дверью, герцог Алансонский обернулся и, увидев, что вся одежда Маргариты в кровавых пятнах, воскликнул:
– Сестра, ты ранена?
Он кинулся к сестре с такой тревогой, какая сделала бы честь братской его нежности, если бы в этом порыве не сказывалось чувство сильнее братского.
– Нет, не думаю, – ответила сестра, – а если и ранена, то легко.
– Но на тебе кровь, – говорил герцог, ощупывая дрожащими руками тело Маргариты, – откуда же она?
– Не знаю. Один из этих негодяев схватил меня – возможно, он был ранен.
– Схватить мою сестру! – воскликнул герцог. – О, если бы ты указала мне его, если бы ты сказала мне, какой он из себя, – лишь бы мне его найти!
– Тс! – произнесла Маргарита.
– Почему? – спросил Франсуа.
– А потому что, если вас увидят в этой комнате и в такой час…
– Разве брат не может зайти к своей сестре?
Королева взглянула на герцога Алансонского таким твердым и грозным взглядом, что юноша отошел подальше.
– Да, да, Маргарита, ты права, лучше я пойду к себе. Но тебе нельзя оставаться одной в такую ночь. Хочешь, я позову Жийону?
– Нет, нет, не надо никого. Ступай, Франсуа, ступай тем же ходом, каким пришел.
Юный принц вышел. Едва успела закрыться за ним дверь, как в проходе за кроватью раздался вздох. Маргарита кинулась к потайной двери, заперла ее на засов, затем побежала к входной двери и заперла ее в ту самую минуту, когда по другому концу коридора несся как ураган большой отряд стрелков, преследуя гугенотов, живших в Лувре.
Королева пристально оглядела все кругом и, убедившись, что она действительно одна, вернулась к проходу за своей кроватью, положила на место камчатное одеяло, скрывшее Ла Моля от глаз герцога Алансонского, с трудом вытащила бессильное тело на середину комнаты. Заметив, что бедняга еще дышит, она присела на пол, положила голову молодого человека себе на колени и плеснула ему водой в лицо, чтобы привести в чувство.
Вода очистила лицо раненого от слоя пыли, пороховой копоти и крови, и только теперь Маргарита узнала в нем того красивого дворянина, который, полный жизни и надежд, три или четыре часа тому назад явился к ней просить ее посредничества перед королем Наваррским и расстался с ней, ослепленный ее красотой, да и на нее произвел большое впечатление.
Маргарита вскрикнула от страха за него, чувствуя теперь к нему не только сострадание, но и участие; для нее он стал не просто какой-то человек, а почти знакомый. Под ее заботливой рукой сделалось чистым красивое, но бледное, истомленное страданием лицо Ла Моля.
Маргарита, замирая от боязни, почти такая же бледная, как он, приложила руку к его сердцу – оно еще билось; тогда она протянула руку к стоявшему рядом столику, взяла флакончик с нюхательной солью и дала ее понюхать Ла Молю.
Ла Моль открыл глаза.
– О господи! – прошептал он. – Где я?
– Вы спасены! Успокойтесь! – ответила Маргарита.
Ла Моль с трудом перевел глаза на королеву и, поглядев на нее восхищенным взглядом, чуть слышно произнес:
– Какая вы красавица!
Молодой человек, точно ослепленный, сразу опустил веки, тяжело вздохнул и побледнел как будто больше прежнего. Маргарита тихо вскрикнула, думая, что это был его последний вздох.
– Боже, боже, сжалься над ним! – сказала она.
В эту минуту раздался сильный стук в дверь из коридора. Маргарита слегка приподнялась, продолжая поддерживать за плечи Ла Моля.
– Кто там? – крикнула она.
– Мадам, мадам, это я, я! – ответил женский голос. – Я, герцогиня Невэрская.
– Анриетта! – воскликнула королева. – Это не опасно, это друг, вы слышите, месье?
Ла Моль сделал усилие и приподнялся на одно колено.
– Постарайтесь не упасть, покамест я отворю дверь, – сказала королева.
Ла Моль оперся рукой о пол, чтоб удержаться в равновесии.
Маргарита пошла было к двери, но вдруг остановилась, задрожав от страха.
– Так ты не одна? – воскликнула она, услыхав звяканье оружия.
– Нет, со мной двенадцать человек охраны; мне дал их мой деверь, герцог Гиз.
– Герцог Гиз! – прошептал Ла Моль. – О! Убийца! Убийца!
– Тс! Ни слова! – сказала Маргарита и поглядела вокруг себя, придумывая, куда бы спрятать раненого.
– Шпагу!.. Кинжал! – шептал Ла Моль.
– Для защиты? Это бесполезно; разве вы не слышали, что их двенадцать, а вы – один!
– Не для защиты, а чтобы не даться живым им в руки.
– Нет, нет, я вас спасу, – сказала Маргарита. – Да… кабинет! Идем, идем!
Ла Моль напряг все силы и при поддержке Маргариты дотащился до кабинета. Маргарита заперла за ним дверь и спрятала ключ в свой кошелек.
– Ни крика, ни стона, ни вздоха – и вы спасены! – сказала она ему сквозь дверь.
Затем она набросила на плечи ночной халат, открыла дверь своей подруге, и обе бросились в объятия друг к другу.
– Мадам, с вами не приключилось ничего плохого? – спросила герцогиня Невэрская.
– Нет, ничего, – ответила Маргарита, запахнув свой халат, чтобы не видно было следов крови на пеньюаре.
– Тем лучше! Но герцог Гиз отрядил двенадцать телохранителей, чтобы проводить меня до его дома, а мне такая большая свита не нужна, и я оставлю шестерых вам, на всякий случай. В такую ночь шесть телохранителей герцога Гиза стоят целого полка королевской гвардии.
Маргарита не решилась отказаться: она расставила шестерых телохранителей по коридору, расцеловалась с герцогиней, а герцогиня в сопровождении других шести отправилась в дом Гиза, где она жила, пока был в отъезде ее муж.
IX. Палачи
Удаляясь из покоев королевы Наваррской, Коконнас не бежал, а «произвел отступление». Что же касается Ла Юрьера, то он даже не сбежал, а со всех ног удрал. Первый удалился, как тигр, второй – как волк.
Таким образом, Ла Юрьер уже стоял на площади Сен– Жермен-Л’Озеруа, когда Коконнас еще только выходил из Лувра. Ла Юрьер, очутившись с аркебузой среди людей, бегавших туда-сюда по площади, где свистели пули, а из окон все время выбрасывали трупы, то целые, то изрезанные в куски, почувствовал непреодолимый страх и стал благоразумно пробираться к своему трактиру, но, выходя из переулка Аверон на улицу Арбр-сек, он наткнулся на отряд швейцарцев и легкой конницы, которым командовал Морвель.
– Вы что ж, уже закончили? – крикнул Морвель, сам придумавший себе прозвище – Королевский Истребитель. – Вы уже домой? А какого черта вы сделали с нашим пьемонтским дворянином? С ним не случилось ничего плохого? Было бы жаль: он вел себя отлично.
– По-моему, нет, – ответил Ла Юрьер, – надеюсь, он еще придет к нам.
– Вы откуда?
– Из Лувра, где, надо сказать, нас встретили неласково!
- Волшебная сказка - Лидия Чарская - Детская проза
- Лесовичка - Лидия Чарская - Детская проза
- Огонёк - Лидия Чарская - Детская проза