Сейчас молодая ведьма вновь возвратилась в старинную усадьбу своих предков по материнской линии.
Гермиона больше не боялась Волдеморта, не избегала Черную Вдову. В ней поселилась твердая апатия — не к жизни вообще, но ко всему хорошему, всему, что она раньше подсознательно защищала.
Почему должна она жалеть тех, кто ей безразличен, и осуждать тех, кто добр с ней — не важно по каким причинам, и не важно как надолго? Почему должна ратовать за некую всеобщую справедливость, которой нет, и не может существовать в природе?
Ей часто вспоминались слова, сказанные Молли Уизли в день похорон Джинни: «Что‑то случилось с этим миром, я перестала понимать, что происходит вокруг, — призналась тогда убитая горем мать. — Всё не так. Всё встало с ног на голову. Гарри Поттер убил мою дочь. Он, тот, кем мы гордились и на кого уповали, убил мою девочку… А самые проникновенные слова над ее телом произнес Тот–Кого–Боялись–Называть. Я ничего не понимаю, Гермиона. Я больше не в силах ничего понять! Наверное, я всю свою жизнь ничего не понимала…»
Потом Гарри Поттер убил еще двоих ее сыновей.
Быть может, Лорд Волдеморт не менее жесток. Но кругом царит одна сплошная жестокость — и Гермиона предпочла вовсе забыть о той ее части, что не касается лично ее. Она и сама сейчас хотела быть жестокой.
И бесчувственной.
Ей даже удавалось…
Маленькой Етте понравилось жить с grands‑parents в новом доме, да еще и вместе с огромной змеей Нагайной, к которой она была неравнодушна давно. От последнего обстоятельства юная мисс Саузвильт и вовсе пришла в бурный восторг.
Расставание с родным поместьем девочка перенесла с удивительной легкостью. Как и смерть своего отчима. Казалось, Етту куда больше печалила утрата погибшей в огне кошки Мельпомены.
Домовики Оз и Формоз, уцелевшие благодаря милонской фиалке, перебрались с пепелища вслед за своими хозяйками и присоединились к шустрому эльфу Меньрозу, следившему за Блэквуд–мэнор с тех пор, как туда въехали Лорд Волдеморт с супругой.
Гермиона порвала всякие связи с высшим магическим обществом. Из всех соболезнующих визитеров поговорила только с Волденом Макнейром, да и то лишь потому, что предвидела в его словах возможную искренность.
Вдова Малфой уверенно отвергала свет, а ее в свою очередь отвергал оживший портрет почившего супруга. Он только улыбался ей странно: задумчиво, наблюдающе, в чем‑то по–отечески; так создатели великих вещей порою улыбаются, глядя на свои творения, прошедшие воду и огонь, погубившие их, но всё же признанные миром.
Непостижимый всегда, Люциус со своих портретов глядел тем же всеведущим мудрецом, скучающим и парадоксальным. Но он молчал, лишь иногда подмигивая ей с этой рвущей сердце усмешкой.
Ей так и не удалось его обыграть, даже в смерти.
А ведь Гермиона знала, что этот портрет отвечал Волдеморту. Ему, но не его дочери.
Зато маленькое изображение Генри говорило с ней постоянно: красноречиво убеждало в возможности счастливой жизни, невзирая ни на что. В необходимости продолжать обычные свои дела, стараться искать новых и старых развлечений, отвлекаться от безнадежности: на окружающих, на Генриетту, на работу.
Не думать о мести, но жить ради жизни.
Задумчиво и решительно молодая вдова убрала портрет своего первого мужа в шкаф. Что‑то, окончательно надломившееся в ней, похоронило женщину, которую когда‑то любил Генри, вместе с прошлым. Возможно, на время. Но очень глубоко.
Через две недели, в середине апреля, Гермиона вернулась к преподавательской практике, которую до того за нее временно взял на себя Снейп.
Леди Малфой стала жестче, холоднее и суровее. Во всём. Она так же много общалась с Амарантой и не переставшим франтить Роном, но неуловимо переменилась в самом отношении к жизни.
Не прервала Гермиона и коротких отношений с Тэо, находя в его грубых и молчаливых, отдающих извращением ласках некое отдохновение для своей очерствевшей души.
Раскаленный обруч под именем Гарри Поттер не пал, а лишь восполнил ушедший было жар.
А жизнь шла своим чередом.
Преподавателем летного мастерства и тренером квиддичных сборных в Даркпаверхаусе стал теперь Виктор Крам.
Когда его кандидатуру, по совету, разумеется, Габриэль Делакур, еще только рассматривали, новая мрачная Гермиона пришла к своему отцу и сообщила ему, что Виктор — член подпольного отделения Ордена Феникса, противодействующего господствующему строю. А Темный Лорд усмехнулся со странным лукавством и сказал, что может предоставить ей свитки с полным перечнем всех официальных и тайных членов как Ордена Феникса, так и других относительно крупных левых движений на территории Соединенного Королевства и за его пределами.
— Пускай себе работает, — заметил он по поводу назначения Крама. — Мне проще держать этих людей на виду. А он хорошо летает и в состоянии научить этому гимназистов.
Так мистер Крам поселился в Даркпаверхаусе.
Это было последней заслугой Габриэль Делакур перед Орденом Феникса. Потому что вскоре после этого девушка бесследно исчезла.
И только живущая в Блэквуд–мэнор Гермиона знала о том, что с ней сталось.
Волдеморт действительно перевоплотил свою Нефелу, но не в Эйлитию, а в Персефону[140]. Лишил двуличную «богиню» связи со своими соратниками и тайно заключил в собственном доме, точнее в его бескрайних подземных катакомбах, где окружил ироничным уходом, в ожидании, пока та произведет на свет его дитя.
В начале лета и Беллатриса безвылазно обосновалась в Блэквуд–мэнор. С сентября ее обязанности в школе должен был взять на себя Рабастан Лестрейндж, тогда как Черной Вдове предстояло позабыть все свои бесчинства до самого Нового года и не показываться на людях вовсе.
Младенца, которого должна была родить Габриэль зимой, не планировалось представлять свету, его должны были растить тайно вплоть до того дня, когда угроза Гарри Поттера перестанет существовать. Но следовало оставить возможность впоследствии выдать ребенка за чадо законной супруги Темного Лорда.
В старой усадьбе Блэков собралась весьма своеобразная компания. Но новую Гермиону не смущало и это.
Дабы никто не видел Беллатрису не обремененной, гувернантку Рут Рэйджисон рассчитали и к маленькой Етте был приставлен ее давний друг домовик Оз, а на время визитов учителей, готовивших юную мисс Саузвильт к гимназии, леди Волдеморт скрывалась в своих покоях. Она откровенно скучала в этом вынужденном заточении и жила лишь временем, когда Темный Лорд бывал дома.
Однако сложившаяся ситуация отнюдь не подтолкнула Беллу сблизиться со своей юной petite‑fille[141] — она никогда не любила детей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});