из ледяных нищенствующих. Чем могу угодить через вас Господу?
На экране замаячило тощее лицо с квадратным подбородком и глазами совы, попавшей на дневной свет, – глазами, которые буквально излучали спокойную благожелательность, невзирая на то, что один был оттенен темно-лиловым синяком.
– Так-так, – произнес я. – Брат Алексей. Очень приятно. Что случилось? Споткнулись о свою мотыгу?
– Не уверен, что понимаю вас, друг мой.
– Отлично, я немного освежу твою память. Меня зовут Таннер Мирабель. Я прибыл на «Орвието» и прошел через хоспис несколько дней назад.
– Я… не уверен, что помню вас, друг мой.
– Забавно. А ты не помнишь, как мы кое-что пообещали друг другу в пещере?
Он скрипнул зубами, удерживая на лице доброжелательную улыбку:
– Нет… извините. Ничего такого не припомню. Но продолжайте, пожалуйста.
На нем была мантия ледяных нищенствующих, руки сцеплены в замок на животе. За спиной брата Алексея уступами поднимались террасы с виноградниками. Высоко над его головой они смыкались в арку, утопающую в солнечном свете, отраженном экранами обители. Террасы были усеяны шале и павильонами – прохладными белыми кубиками в буйной роскоши зелени, походившими на осколки айсберга в пенящемся соленом море.
– Я бы хотел поговорить с сестрой Амелией, – сказал я. – Она была очень добра ко мне и помогла в делах. Если не изменяет память, ты с ней знаком?
Его безмятежное лицо не дрогнуло.
– Сестра Амелия – одна из добрейших душ. Неудивительно, что вы желаете выразить ей свою благодарность. Но боюсь, она занята – обслуживает криокапсулы. Могу ли я оказать вам посильную помощь? Конечно, мне не сравниться с самоотверженной преданностью блаженной сестры Амелии…
– Что ты ей сделал, Алексей?
– Ничего, прости вас Бог.
– Хватит строить из себя невинность. Я тебе шею блаженную сверну, если ты хоть пальцем тронул девчонку, понятно? Вообще-то, надо было это сделать еще в прошлый раз.
Он ненадолго задумался.
– Нет, Таннер… Я ничего ей не сделал. Вы удовлетворены?
– Тогда позови ее.
– Почему вы так хотите поговорить именно с ней, а не со мной?
– Из наших разговоров мне известно, что сестра Амелия имела дело со многими иммигрантами, прошедшими через хоспис. Я хочу узнать, не помнит ли она господина…
«Квирренбаха». Я едва не сказал это, но вовремя прикусил язык.
– Извините, я не расслышал имени.
– Не важно. Просто соедини меня с Амелией.
Он помедлил, затем снова попросил меня представиться, словно нас только что познакомили.
– Таннер, – процедил я сквозь зубы.
– Попрошу минутку вашего… терпения, друг мой.
Он продолжал изображать спокойствие, но в голосе появились напряженные нотки. Задрав рукав рясы, он заговорил, обращаясь к бронзовому браслету на запястье, еле слышно, на особом наречии нищенствующих. На браслете появилась картинка – слишком мелкая, ничего не видно, кроме туманного розового пятна. Это было человеческое лицо, оно могло принадлежать кому угодно, в том числе и сестре Амелии.
Через пять-шесть секунд Алексей опустил рукав.
– Ну как?
– Сейчас я не могу с ней связаться, друг мой. Она копается в слякоти… простите, занимается вновь прибывшими, поэтому беспокоить ее крайне нежелательно. Однако мне сообщили, что она тоже вас разыскивает.
– Разыскивает меня?
– Если хотите, можете оставить сестре Амелии свои коорди…
Я прервал связь с хосписом, прежде чем Алексей успел договорить. Должно быть, бедолага стоит посреди виноградника и мрачно пялится на темный экран в надежде, что я восстановлю связь. Какая блаженная досада… Похоже, он хотел определить мое местонахождение, однако не удалось. Да, люди Рейвича времени зря не теряют, уже обзавелись агентами среди нищенствующих. Они догадывались, что я попытаюсь связаться с обителью и по неосторожности засвечусь.
Их план едва не сработал.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы узнать телефон Зебры. Я вспомнил, что сначала она назвала себя Тарин и лишь потом именем, под которым ее знали друзья-саботажники. Я понятия не имел, сколько в Городе Бездны женщин по имени Тарин. На сей раз мне повезло – их оказалось меньше дюжины. Даже не пришлось обзванивать: на экране появилась карта Города с соответствующими пометками. Поблизости от Бездны располагалась лишь одна точка. На сей раз меня соединили гораздо быстрее, но все равно не мгновенно. По-прежнему досаждали статические разряды, – казалось, сигналу приходится ползти по телеграфному проводу на другой конец континента, а не перепрыгивать через пять-шесть километров отягощенной смогом атмосферы.
– Таннер, где ты? Почему сбежал?
Я замялся, чудом удержавшись, чтобы не сообщить ей, что нахожусь возле Гранд-Сентрал. Впрочем, при желании она могла разглядеть вокзал у меня за спиной.
– Меньше знаешь, крепче спишь. Я доверяю тебе, Зебра, но ты слишком тесно связана с «Игрой».
– Думаешь, выдам?
– Нет, хотя в упрек я бы этого не поставил. Просто не могу допустить, чтобы кто-то узнал мои координаты через тебя.
– А кому нужны твои координаты? Слышала, ты успел поквитаться с Уэверли. – Ее полосатое лицо заполнило экран, так что я увидел розоватые жилки в уголках глаз.
– Он координировал «Игру» и должен был знать, что рано или поздно я его убью.
– Конечно, Уэверли садист… но он был одним из наших.
– А что мне было делать – мило улыбнуться и сказать «я в домике»?
Внезапный заряд ливня заставил меня спрятаться под карнизом здания. Я прикрыл рукой трубку, и лицо Зебры покрылось рябью, словно поверхность озера.
– Если хочешь знать, лично я ничего против Уэверли не имел. Ничего такого, за что следовало бы пустить пулю в лоб.
– Насколько мне известно, ты пользовался не пулями.
– Он припер меня к стенке, не оставил выбора, вот и пришлось убить. И я справился быстро, имей в виду.
Я не стал подробно расписывать, как на самом деле погиб Уэверли. Он стал жертвой жителей Мульчи, но что это меняет?
– Вижу, ты вполне способен о себе позаботиться. Мне стоило догадаться, когда я нашла тебя в том доме. Обычно до него добраться не успевают. Тем более получив до этого ранение. Кто ты такой, Таннер Мирабель?
– Человек, который очень