Читать интересную книгу Слово и мысль. Вопросы взаимодействия языка и мышления - А. Кривоносов

Поскольку многие лексемы переходят из класса в класс, т.е. являются многофункциональными, значит они имеют широкую сферу употребления, специализируются как многофункциональные лексемы (38% лексем, привлечённых для анализа – многофункциональны). Бесконечное количество единиц опыта разнесено по конечным знакам языка. В основе этого соотношения единиц опыта и единиц языка лежит конечный характер языка, связанный с ограниченностью человеческой памяти. Конкретность опыта беспредельна, ресурсы же самого богатого языка строго ограничены. Способность языка как набора конечных единиц отражать бесконечный калейдоскоп опыта зиждется на том, что язык представлен в нейронных связях мозга чрезвычайно экономно как сжатая структура, в которой все элементы, будучи конечными, существуют только как элементы этой структуры. Поэтому одна и та же лексема, обладая набором различных грамматических свойств, производит разный эффект в различных контекстах, выступая, например, то как модальная частица, то как качественное наречие, то как прилагательное и т. д. Можно сказать, что каждый знак, только превратившись в слово какой-либо части речи, представляет собой общий семантический сегмент, некий семантический инвариант значения, перекрещивающийся в различных структурно-функциональных классах слов или частях речи. Почти все классы слов данного языка, обнаруживая общие или перекрещивающиеся сегменты (секторы, поля), втянуты в сложнейшую систему взаимопроницаемости классов слов, систему, являющуюся отражением механизма фиксации языка в мозгу и свойств человеческой памяти.

Неверно смотреть на язык как на набор звуков, букв, отдельных значений. Реальные языковые значения не находятся внутри слов, они представлены системой отношений между ними. «Эти соотношения и составляют систему языка. Внутренняя система является характерной для данного языка в отличие от других языков, в то время как проявление языка в звуках и письменных знаках остаётся безразличными для самой системы языка и может изменяться без всякого ущерба для системы» [Ельмслев 1950 – 1951:57].

Знак неизбежно обязан быть многозначным – иначе наша память не смогла бы вместить безграничное количество знаков для всех отдельных понятий – каждое значение фиксируется грамматической формой, присущей только для этого значения. Если бы первичным в языке была субстанция, а не отношения, т.е. семантика слов, а не их грамматические свойства, то знаковая система языка (это была бы уже не система, а беспорядочный набор слов), то все слова были бы представлены как наклейки этикеток. Конкретное значение данного слова выявляется только во встрече с другими словами, в грамматической конструкции. Немыслимо наделять слово только одним значением для одного предмета, ибо, во-первых, количество реальных предметов в мире, их качеств, свойств, отношений бесконечно и человеческой памяти не хватило бы для именования всего сущего. Во-вторых, если бы слово имело только одно значение, то при обнаружении новых реальных фактов, свойств, вещей пришлось бы их именовать новым знаком с новым значением. Это разрушило бы язык как знаковую систему мышления, познания и общения ввиду небесконечности нашей памяти.

Надо заметить, что смысл многих языковых знаков понятен уже на уровне словаря, вне их значимости, вне структуры предложения. Но это типичные значения, всеобщие, статистически преобладающие, наиболее часто употребляемые. Но и эти значения вытекают из самой системы. Понятия, значения каждого слова чисто дифференциальны, т.е. определены не положительно своим содержаниям, а отрицательно своими отношениями с другими элементами системы.

Если обывателя спросить, а какая ещё нужна структура для слов дом, стол, и так понятно – жилище, где живём; предмет, за которым едим и работаем. Но это такие субстанции, которые на слуху, с которых начинает учить язык ребёнок, это самые частотные, избитые и самые первичные субстанциональные вещи, которые понятны и без структур, хотя эти структуры их только и делают семантически значимыми, мы к ним привыкли с детства. А остальные многие тысячи слов? Большинство из них не так легко определить без их синтаксической структуры. Самые «чистые», привычные, не требующие каждый раз своей структурной проверки слова в языке – это знаменательные части речи, особенно существительные и глаголы, обозначающие знакомые всем вещи, предметы, действия, процессы. Но и среди них ни одно слово не может находиться вне морфологической и синтаксической структуры языка.

Слово, как и другие единицы языка, всегда реализуется в ансамбле других. Даже употребляя слова дом, стол, и понимая их значение, мы понимаем эти слова не просто как изолированные от их синтаксического окружения слова, но в уме бессознательно, автоматически держим их лексическое окружение и грамматические формы. Стоит эти слова употребить в необычном для них семантическом значении, мы тут же эксплицитно вспомним об их лексическом и грамматическом окружении. Любое слово может быть использовано не по «назначению». Но так захотелось мозгу, и он приписал несвойственное этому слову семантико-грамматическую структуру и, следовательно, наделил его в своих нейронах новым понятием. В этом, кстати, и состоит новизна слов и ценность художественного произведения (вспомним новаторство Маяковского!).

Наиболее общее структурное отношение между знаками – это отношение импликации. Если говорящий (пишущий) выбирает один знак, то это ограничивает возможность следующих выборов, часть таких выборов оказывается запрещённой. Это отношение предсказуемости. Выбор одного элемента предсказывает появление данного элемента и непоявление других. Язык – это живой, функционирующий организм, поэтому все его единицы связаны органически и подчинены единой системе данного языка. Однако, как бы ни был самостоятельным какой-либо элемент и как бы он ни был изолирован от других элементов языка, сам по себе он тоже является органическим целым данного целого. Язык всегда динамичен, как продукт процесса мышления. Принцип валентности языкового знака относится к самой специфике языка, понимаемого строго динамически.

Нам привычна вода и её свойства. Но она состоит из своих ингредиентов – кислород, водород, различные органические элементы, соли и пр. Каждый из этих элементов не обладает свойством воды. Следовательно, связь разнородных элементов даёт качественно новое вещество – воду. Аналогичный процесс противоречий заложен в самой природе: молекула отлична от физического тела, которому она принадлежит. Это закон противоречия, качественного взаимоперехода вещей, количество ведёт к качеству. Ср. температуру воды: сперва это жидкость, но при изменении температуры вода переходит в лёд и пар. В языке тот же переход количества в качество: слово и предложение. Смысл предложения не равен сумме значений слов. Это качественно новое образование, основной закон диалектики в языке: звуки, буквы дают морфемы, морфемы – слова, слова – предложения, предложения – текст. Смысл текста не состоит из значений отдельных предложений. Слово отличается от предложения так же, как предложение от текста. Значимость имеет свою иерархическую структуру: есть слова – понятные уже из словаря, но лишь только потому, что они в мозгу психически отложились как самые частотные слова, хотя, как и все слова, опознаются только в грамматической структуре, которая в словаре не отражена. А, например, неизменяемые, многозначные слова требуют своего опознания в структуре предложения, в узком или в широком контексте, т.е. в оппозици и к другим словам. Весь язык пронизан этой структурой, нет изолированных слов вне структуры, и их понятия стоят во взаимосвязи со всеми остальными понятиями.

Среди коммуникативных систем, используемых человеком, естественный язык является той условной системой, в которой структура, контекст выступает в качестве основного и наиболее сильного средства актуализации. Путём почти не ограниченных метафорических сдвигов контекст способен вывести актуальное значение языкового знака далеко за пределы его привычного значения. Предложение Я страшно устал равно тому же, что Я очень устал. Слово страшно приобрело новое значение в релятивистских, синтаксических связях слов. Это возможно потому, что носители языка слову страшно придали высокую степень абстракции понятия чего-то отрицательного, нежелательного, оно обладает семантическими признаками степени чего-то ужасного, неприятного, чуждого человеку, выведенных, опять же, из иных структур языка. Слово страшно существует в мозгу как самое частотное слово со значением ужасно. Но мозг ищет для него новую связь, чтобы по-иному показать, в данном случае, степень усталости. Для этого мозг стремится создать многозначность слов, т.е. способность вступать в свободные, самые непредсказуемые синтаксические отношения.