Я стал медитировать еще усерднее, и весь день меня не покидало ощущение, что я могу трансформировать свое тело, парить над землей и творить чудеса. А ночью во сне я мог свободно и беспрепятственно исследовать всю вселенную – от края до края. Преображая себя в сотни различных веществ и духовных форм, я посещал мандалы Будд и слушал поучения. Я учил Дхарме множество существ. Мое тело могло быть и в огне, и в потоке воды одновременно. Овладев такими невероятными чудесными силами, я радостно продолжал практику.
Отныне я мог летать над землей; поэтому я переместился в высокогорную пещеру «Тень Орла» и медитировал там. Во мне проснулось мощное пламя туммо, излучающее тепло и блаженство, совершенно несравнимое с любым моим переживанием в прошлом. Возвращаясь к белой скале, я пролетал над маленькой деревушкой под названием Ландо. Внизу какой-то мужчина вместе с сыном возделывал поле. Приглядевшись, я узнал его – это был старший брат одного из гостей, погибших при обрушении дома моего дяди от урагана, который я вызвал с помощью черной магии. Сын вел вола, а отец направлял плуг и вспахивал поле. Увидев меня, юноша воскликнул:
– Отец, взгляни на это чудо! Человек летит по небу!
Остановившись, отец посмотрел вверх.
– Невелико твое чудо! Это сын злобной старухи, Белой Драгоценности из Ньянга, коварный и своенравный Мила, измученный голодом. Продолжай работать, но не позволяй его тени упасть на тебя! – приказал он.
Сам отец ходил по полю, старательно уклоняясь от моей тени.
– Своенравен он или нет, но он умеет летать, и это что-нибудь да значит! Смотри, отец! – юноша помахал рукой, бесстрашно глядя в небо.
Я решил, что отныне вся моя жизнь должна быть отдана благу всех существ. Пока я об этом размышлял, на меня снизошло благословение Йидама: «Посвяти себя одной лишь практике Дхармы, как велел Лама. Нет задачи выше, чем служить Учению Будды, приводя других к Просветлению с помощью медитации».
Тогда я подумал, что, практикуя все оставшиеся годы, стану наилучшим примером для грядущих последователей Дхармы. Я был уверен, что принесу огромную пользу бессчетному множеству существ.
«Я слишком надолго здесь задержался и чересчур трубил о своем знании Дхармы, – размышлял я дальше. – Люди видели, как, пережив прозрение, я парил над землей. Если я пробуду здесь еще немного, то окажусь среди толпы, столкнусь с препятствиями Мары, и восемь мирских забот разрушат мою медитацию. Я должен отправиться в Чувар и практиковать там в одиночестве, как предсказал мне Лама».
Тогда я взял котелок, в котором варил крапиву, и покинул белую скалу Лошадиный Зуб. Однако мое тело ослабло от постоянных лишений, а ноги огрубели и потрескались, и, едва выйдя из пещеры, я оступился и упал. Ручка котелка отломилась, и сам он покатился вниз по склону. Я побежал за ним. Сосуд разбился, и из него вывалился твердый осадок наслоившегося крапивного отвара – цельный зеленый кусок в форме котелка. Я утешал себя мыслью, что все составные вещи непостоянны. Понимая, что это лишь еще один повод для медитации, тем не менее я был потрясен. Успокоившись, я спел такую песню:
Котелок существует и не существует одновременно.Непостоянству подвержено все составное,И особенно человеческое тело,Наделенное свободами и благоприятными обстоятельствами.
Вот почему я, отшельник Мила,С превеликим усердием буду медитировать, не отвлекаясь.Драгоценный котелок, весь мой обусловленный скарб,Сегодня, разбившись, стал мне учителем.Урок непостоянства явлений – великое чудо.
Пока я пел, подошли несколько охотников и остановились на привал.
– Отшельник, твоя песня благозвучна, – сказал один из них. – Что же ты теперь будешь делать без котелка? И почему твое тело такое тощее и зеленое?
– Потому что мне нечем его кормить, – ответил я.
– Чудеса, да и только! Вставай же и иди к нам!
Они поделились со мной своими пожитками. Во время обеда один молодой охотник сказал:
– Ты очень талантлив. Если бы ты не нищенствовал, а жил мирской жизнью, ты ездил бы на прекрасной лошади, подобной молодому льву. Облаченный в броню, ты повергал бы всех врагов. Богатый и благоденствующий, ты защищал бы свою драгоценную семью. Потерпев неудачу, начал бы новое дело и снова был бы себе хозяином. В худшем случае, даже будучи слугой, ты имел бы хорошую еду и одежду и был бы здоровее телом и умом. Если прежде ты об этом не задумывался, то теперь ступай и сделай что-нибудь во имя своей жизни.
– Он поистине праведный отшельник, – возразил его старый спутник, – и вряд ли воспользуется нашими мирскими советами. Так что держи язык за зубами.
Меня же он попросил:
– Йогин с мелодичным голосом, пожалуйста, спой песню ради нашего духовного постижения.
– Я могу казаться вам жалким, – ответил им я, – но знайте, что перед вами самый счастливый и здравомыслящий человек. Я покоюсь в наивысшей радости, и вы сможете ее ощутить, прослушав мою Песню йогина, несущегося галопом:
Простираюсь у ног духовного отца, сочувственного Марпы!Мое тело – горное жилище отшельника.Моя грудь – священный храм.В сердце, на алтаре из трех лучей,Вздыбился конь ума, подобный ветру.Если ловить его, то каким арканом?Если привязывать его, то к какому столбу?Если он голоден, чем его накормить?Если он изнывает от жажды, чем ее утолить?Если он замерзает, в какое стойло его отвести?
Изловлю его арканом недвойственности.Привяжу к столбу медитативной стабильности.Голод его утолю устными наставлениями Ламы.От жажды избавлю потоком внимательности.Если он замерзает, окружу стенами Пустоты.
Седлом и уздечкой мне служат искусные средства и мудрость.Я седло увенчаю непоколебимой стабильностью.Пусть, крепко держа поводья жизненной силы,Правит конем ребенок осознавания.
На шлеме его печать Просветленного настроя;На нем доспехи слушания, размышления и медитации.Спина прикрыта щитом терпения,В руках длинное копье правильного взгляда,К груди пристегнут меч запредельной мудрости.
Если согнется тонкая стрела всеобщей основы,Он распрямляет ее без гнева,Снабдив опереньем из Четырех неизмеримыхИ наконечником из остроты проникающего видения.Поднимает лук ПустотыИ натягивает тетиву глубокого пути искусных средств.
Измеряя бесконечность совозникновения,Выпущенная стрела облетает весь мир.Настигая всех, кто исполнен доверия,Она убивает демона привязанности к «я»,Побеждает врагов – мешающие чувства,И защищает друзей – всех существ шести миров.
По равнинам великого блаженства конь мчится галопом,Неустанно преследуя цель – состояние Победоносных.Спускаясь в ущелья, он отсекает корни сансары;Поднимаясь в гору, приближается к Просветлению.
Оседлав этого скакуна, обретешь состояние Будды.Посмотрите, таково ли ваше счастье?Мирские блага – не то, к чему стоит стремиться.
Выслушав песню, охотники поклонились мне и ушли восвояси.
Я же отправился в Чубар. Дорога через Палкю привела меня в Дингри. Там я присел на обочине, чтобы отдохнуть. Несколько миловидных девушек, украшенных драгоценностями, проходили мимо меня в сторону Нокме. Одна из них, увидев мое истощенное тело, воскликнула:
– Посмотрите! Какой страдалец! Пускай же я никогда не обрету подобное рождение!
– Какой же он жалкий! Что за унылое зрелище, – сказала другая.
Испытывая невероятное сочувствие к этим запутанным существам, я поднялся и произнес:
– Дочери, не говорите так. У вас нет причин впадать в уныние. Вы не смогли бы обрести подобное перерождение, даже если бы пожелали. Изумительно! Ваше сострадание вызвано гордостью и заблуждениями. Послушайте же мою песню!
И я запел:
Обращаюсь к сочувственному Марпе:Одари меня своим благословением!Страдающие существа с жалкой кармойНе видят ни себя, ни других.
Несчастные девушки, вам ведома лишь заурядная жизнь.Тщеславие сжигает вас, как пламя.Как же я сочувствую незрелым существам!
В эту темную эпоху упадкаКоварных людей почитают, как богов,Превыше золота ценится лицемерие,А искателей истины отбрасывают в сторону,Словно камушки на дороге.Как же я сочувствую запутанным существам!
Вы, девушки в богатых украшениях,И я, Миларепа из Гунгтханга,Жалеем друг друга.Давайте же сравним наше сочувствиеИ, направив друг на друга копья сострадания,Увидим, кто выйдет победителем.
Запутавшимся и погрязшим в праздных беседахМиларепа дает поучения Дхармы.Предлагает вино в обмен на воду,А на зло отвечает добром.
Я закончил свою песню, и девушка, которая меня пожалела, воскликнула: