Неосознанное восприятие может проявляться не только в движении, но и при различных видах восприятия. Если вам дать две металлические банки, одинаковые по весу и разные по размеру, и спросить, какая тяжелее, то вы скажете, что маленькая тяжелее, потому что она тяжелее, чем мы можем предположить, глядя на ее размер. Вы просите принести вам чашку чая, отпиваете один глоток, и вам кажется, что чай странный на вкус, и только потом вы понимаете, что вам принесли кофе. Сначала вам нужно пересмотреть свои ожидания, и только потом вы сможете распознать вкус, который на самом деле вам знаком и даже нравится.
Мы видим, чувствуем на вкус или на ощупь совсем не то, что находится «непонятно где»; сознательное восприятие искажает реальность, но делает это в наших интересах. Во время чтения глаза совершают множество скачкообразных движений вдоль строчек печатного текста – эти движения называются «саккады», – при этом наше сознание воспринимает неподвижную страницу книги. Если бы вам пришлось держать книгу в два раза дальше от глаз, чем сейчас, вряд ли она выглядела бы меньше, несмотря на то, что ее изображение на сетчатке глаза уменьшится вполовину. И даже если часть страницы попадает в «слепую зону» сетчатки, вы не видите никакой дыры в пространстве: субразум, как положено, усредняет все полученные данные перед тем, как передать их в сознание, потому что для него так удобнее.
Подобные примеры неосознанного восприятия часто касаются проявлений окружающего мира, которые не попадают в сознание, несмотря на то что субразум их замечает, при этом их видно, слышно и т. д. Они оказывают на нас влияние, оставаясь незамеченными. В экспериментальных исследованиях Питтмана и Борнштейна чаще используются слабые раздражители, которые проявляются на короткое время практически на границе восприятия. Эти ситуации очень четко демонстрируют природу неосознанного восприятия, и они интересовали психологов с самого начала изучения работы мозга.
В классическом исследовании 1898 года Борис Сидис[19] показывал участникам эксперимента карточки, на каждой из которых была напечатана цифра или буква. Но карточки находились на таком расстоянии от глаз, что прочитать изображение было невозможно. Сидис писал, что «испытуемые часто жаловались, потому что не могли разглядеть вообще ничего или только тусклое размытое пятно, которое иногда вообще исчезало из поля зрения». Однако когда он просил их назвать символ на карточке, ответы были правильными гораздо чаще, чем в случае простого угадывания, хотя участники признавались, что именно это они и делали. В результате эксперимента Сидис пришел к выводу, что «внутри нас существует второе, дремлющее, “я”, воспринимающее вещи, которые первое, бодрствующее “я” постичь неспособно»{94}.
Еще раньше, в 1884 году, философ Чарльз Пирс провел серию экспериментов вместе со своим студентом Джозефом Ястровом в американском Университете Джонса Хопкинса. В ходе экспериментов ученые снова и снова пытались выяснить, какой из двух практически одинаковых по весу предметов на самом деле тяжелее. Снова, несмотря на тот факт, что их осознанная уверенность была, в сущности, равна нулю, им удалось сделать гораздо больше, чем это можно было бы объяснить случайностью. Они провели тысячи экспериментов, и каждый раз ответы назывались наугад. Тем самым они показывали, что у них нет никаких предпочтений вплоть до того, что смысла отвечать не было совсем, но при этом они были правы примерно в 60–70 % попыток.
Важно, что ученым удалось не просто удовлетворить любопытство: они получили наглядные свидетельства тому, как люди взаимодействуют с миром и между собой. Пирс и Ястров писали:
«Общий факт принес очень важные практические плоды: он дает новый повод предполагать, что мы накапливаем то, что приходит в наш разум, в значительной степени из слабых ощущений, и они настолько слабы, что мы даже не способны осознать, были они у нас или нет, не можем четко себе объяснить, как приходим к каким-либо выводам в подобных вопросах. Таким образом можно объяснить и телепатические способности, и женскую интуицию. Психологам просто необходимо изучать подобные слабые ощущения, а все остальные должны тщательно их совершенствовать»{95} (курсив автора).
Пирс и Ястров не увидели непосредственного отношения этих открытий к нашей повседневной жизни, но предположили, что люди могут развить чувствительность к слабым ощущениям подобного рода. Так же как можно развить и обострить интуицию (о чем я писал в главе 5), можно научиться использовать слабые воздействия, которые лежат в основе наших обычных способов познания и восприятия и которыми мы, как правило, пренебрегаем. Представьте, что у разума две границы: одна – нижняя, ниже которой разум не воспринимает ничего, а вторая – верхняя, над которой все воспринятое становится осознанным. Между двумя границами находится прослойка субразума, где все воздействия активны, но неосознанны. И предположение Пирса и Ястрова сводится к тому, что расстояние между этими границами может меняться, то есть можно расширить область сознательного восприятия за счет той области, которая ранее относилась к уровню бессознательного.
Ранее способность неосознанного восприятия влиять на то, что появляется в сознании, была продемонстрирована австрийским психиатром Отто Пётцлом, который работал с ранеными во время Первой мировой войны. Он протестировал несколько солдат, раненных в голову с поражением затылочной части обоих полушарий – частью мозга, отвечающей за реакции на зрительные раздражители. Пётцл обнаружил странную вещь. Солдаты были практически слепыми (в центре зрительного поля), но при этом, если они некоторое время не отрывали глаз от картинок (которых не видели), то к ним в голову начинали приходить образы и идеи, непосредственно связанные с невидимыми для них изображениями. Картинки таинственным образом всплывали в сознании сами по себе и не были связаны с визуальным восприятием. Пётцл задумался, можно ли добиться подобного эффекта у людей с нормальным зрением, и провел следующее исследование. Желающим стать участниками показывали картинку – примерно на одну сотую долю секунды, в виде вспышки, после чего их просили нарисовать то, что они видели. Как правило, участники либо не рисовали ничего, либо изображали нечто невразумительное, затем их просили (да, просьба эта звучала весьма странно) пойти домой, лечь спать и увидеть сон. На следующий день они возвращались, рассказывали о своих снах и рисовали то, что они запомнили. Когда Пётцл проанализировал рисунки и рассказы участников исследования, он обнаружил, что в них было много ассоциаций с оригинальной «невидимой» картинкой{96}.
Несмотря на то что эти исследования проводились давно и, на наш взгляд, не были тщательно продуманы, основные результаты были подтверждены еще раз при более жестких условиях. Например, Марк Прайс, психолог из Кембриджа, доказал, что люди, даже если им показать слово слишком быстро, чтобы они успели его прочитать, могут «догадаться», к какой категории оно относится. Если участникам при вспышке показывали слово «морковь», они не могли точно определить, что это за слово, но угадывали, что это был овощ. Вероятность правильного ответа была выше просто случайной догадки. В одном из исследований, когда в качестве испытуемого был брат Прайса, ученому случайно удалось повторить опыт с эффектом Пётцла. В какой-то момент было показано слово «верблюд», но брат не смог его определить. Однако во время следующей презентации он начал тихонько хихикать. Когда Марк спросил, что случилось, брат ответил, что смеется, потому что внезапно у него в голове возник образ верблюда, вот так – сам собой.
Похожий эффект можно получить, когда сигнал трудно уловить не потому, что он слабый, а потому, что он возникает в периферическом поле зрения. Джон Брэдшоу из австралийского Университета Монаша продемонстрировал возможность неосознанного чтения слов, которые находятся на границе поля зрения, а также показал, что подобное неосознанное восприятие влияет на то, как мы передаем информацию, полученную сознательно. В центре экрана он показывал слово, имеющее два значения, например «коса». Одновременно на границе поля зрения возникало другое слово, связанное с одним из значений центрального слова, например «трава». Несмотря на то что люди видели второе слово неосознанно, они чаще объясняли, что «коса» – это инструмент для скашивания травы, а не прическа{97}. Информация, которой более чем достаточно, чтобы перейти грань узнаваемости, но не быть при этом осознанной, действительно оказывает влияние на то, что появляется в сознании. Как мы уже видели на примере интуиции, сознание требует более точных подтверждений, чем субразум.