Однако не только ученые так высоко ценят р-состояние. Художники и поэты тоже понимают необходимость этого инструмента, хотя они осторожны в отношении зарождения творческих порывов и очень боятся их задушить. Как говорил Альфред Хаусман, «умственные способности не являются источником поэзии, они могут помешать ее появлению, на них даже нельзя положиться, если нужно распознать поэзию, когда она проявляется». Но при этом многие творческие люди уверены: чтобы отсеять ненужные плоды интуиции и придать форму нужным, а затем сформировать из них конечный продукт, требуется более рассудительный, или управляющий, режим работы мозга. Вольфганг Амадей Моцарт проводил различие между условиями для творческого процесса и условиями выбора, говоря: «Когда я предоставлен сам себе и нахожусь в хорошем расположении духа… именно в это время идеи свободно текут в моей голове и их в избытке. Каким образом они приходят, я не знаю и не могу ускорить их появление. Те идеи, что мне приятны, я запоминаю…»{81} Но не все идеи, которые «свободно текут», остаются на будущее, – только те, которые «приятны». Джон Драйден так говорит об интуиции, или о фантазии: «Сумрачные Образы движутся по направлению к Свету, чтобы их можно было разглядеть, а затем огласить Приговор: выбрать или отвергнуть»{82}. Даже поэты-романтики, например Уильям Вордсворт, были также уверены, что «стихи, которые высоко ценятся, могли быть написаны только тем человеком, который много и долго думал и обладал при этом не только обычной чувствительностью. Поскольку наши чувства и впечатления изменяются и управляются нашими мыслями»{83}.
Скульптор Генри Мур подробно описал «двуличность» особых умственных способностей:
«Если скульптор или художник слишком часто говорит или пишет о своей работе, он совершает большую ошибку. Для нашей работы необходимо сбросить напряжение. Пытаясь точно и логически выразить законченную цель, художник становится теоретиком, а его работы – понятиями, выраженными словами и терминами. Но несмотря на то, что важную роль в работе играет нелогический, инстинктивный или подсознательный аспект разума, художник использует еще и сознательный аспект разума, который тоже работает. Художник творит, сконцентрировавшись на себе, и его сознательное разрешает конфликты, выстраивает в логическую цепочку воспоминания и не дает ему двигаться в двух направлениях одновременно»{84}.
Мне кажется, раскрывшиеся творческие способности можно сравнить с биологической эволюцией. Еще в 1946 году Ральф Джерард предположил, что воображение и интуиция по отношению к идеям делают то же самое, что мутация для животных. Они создают множество новых форм, часть из которых менее жизнеспособна и в меньшей степени отвечает требованиям окружающей среды, чем те, которые уже существуют. Но другие – вероятно, их меньшинство – имеют новые особенности и качества, которые могут приспособиться к среде. Субразум обеспечивает приток идей, как годных, так и неподходящих. Рассудок и логика в этом случае играют роль среды, испытывая на прочность каждую идею, и выживают только самые достойные{85}. Позже нейрофизиолог Джеральд Эдельман, автор теории нейродарвинизма, предположил, что похожий процесс представляет собой развитие разных цепочек в мозгу. Те связи, которые работают на пользу животному, усиливаются, а те, что невостребованы, – постепенно исчезают{86}. Однако подобная аналогия не совсем правильна, потому что субразум, в отличие от процесса образования генетических мутаций, создает не случайные вариации того, что уже существует, а сложные, тщательно проработанные идеи; не просто предположения, а хорошие, обоснованные предположения. Субразум «разумен», в то время как мутация, насколько мне известно, таковым качеством не обладает.
Многие художники и писатели говорят о необходимости сознательного мышления, оно помогает спасти творческий процесс, когда интуиция застаивается (что происходит с ней нередко). Если повезет, как, например, Кольриджу с «Кубла-ханом», субразум сделает все за вас. Творческая идея сама прокладывает себе путь, а сознанию остается только записать ее. Однако это не всегда так. Интуицией не получится управлять, и иногда она «начинает забастовку» еще до того, как работа закончена. Эми Лоуэл как-то сказала: «Подсознательное… неуравновешенный союзник. Часто он опускает руки в самые критические моменты, и от него не добиться ни слова. И тут необходимо обратиться к профессиональным поэтическим навыкам, которые должны заполнить пропуски, которые оставило подсознательное… Вот почему нужно быть одновременно прирожденным поэтом и сознательно развивать поэтическое мастерство. Подсознательное должно постоянно работать на него, иначе ему никогда не стать поэтом, но при этом он должен обладать знаниями и талантом, чтобы вовремя “залатывать дыры”»{87}.
Хаусман, который больше всех знал о разрушительной силе рассудка, тем не менее был вынужден обратиться нему, чтобы закончить стихотворение:
«Выпив кружку пива за обедом… я уходил прогуляться на 2–3 часа. Я бродил, не думая ни о чем конкретном, просто наблюдая, что происходит вокруг, как сменяются времена года. Вдруг непостижимым образом в голове начинали возникать то строчка или две, то целое четверостишие, при этом их сопровождало, но никак им не предшествовало слабое представление о том, что это должно быть стихотворение… Когда я возвращался домой, то все записывал, оставляя пропуски в надежде, что однажды ко мне снова придет вдохновение. Иногда так и получалось, если я выходил на прогулку в благоприятном расположении духа, открытый новым идеям. Но иногда мне приходилось брать все в свои руки и заканчивать стихотворение сознательно, с помощью рассудка, при этом я нервничал и беспокоился. Такая работа сопровождалась расстройствами и была для меня тяжелым испытанием, а иногда оканчивалась провалом. Я отчетливо помню, как создавалось стихотворение, которое напечатано в самом конце 1-го тома. Два четверостишия (я не уточняю, какие именно) пришли мне в голову, когда я шел по парку Хэмпстед-хит от паба “Испанец” к храму Фортуны, причем именно в том виде, в котором они напечатаны в книге. Третье появилось, пока я пил чай, но его пришлось поуговаривать. Нужно было еще одно, но оно никак не сочинялось. Тогда я решил придумать его сам, и это было очень тяжело. Я переписывал его 13 раз, и прошел почти год до того, как я его закончил»{88}.
Творческий ум постоянно балансирует между созерцанием и размышлением. Он, как на качелях, может свободно переноситься от сознательного образа мысли – целенаправленного, четкого и сосредоточенного – к интуиции – расплывчатой и эфемерной. Однако можно потерять равновесие и застрять в каком-то одном режиме. И если сбить это раскачивание от одного режима к другому, понадобятся время и усилия, чтобы снова его запустить. Процесс восстановления взаимодействия между разными режимами познания наглядно представлен в исследовании путей познания у женщин, которое проводила Мери Беленки с коллегами{89}. Они подробно исследовали опыт женщин разных возрастов и происхождения, имеющих формальное образование, и выделили пять стадий, которые они прошли на пути к самосовершенствованию и уверенности в себе как в субъекте познания.
Результаты исследований показывают, что на ранних стадиях развития многие женщины, особенно те, у которых был весьма небольшой опыт обучения в учебных заведениях, чувствовали себя беспомощными и даже глупыми, когда сталкивались с рациональным и четким способом познания. Они чувствовали себя так, как будто у них нет собственного голоса, и трепетали перед теми, чье р-состояние заявляло о себе громко и уверенно (главным образом это касалось мужчин, хотя были и женщины). Но в какой-то момент они осознавали, что их опыт, ощущения и интуиция имеют вес. На этом этапе, который авторы исследования назвали «субъективное познание», опрашиваемые почувствовали первые ростки «гносеологической компетенции», несмотря на то что это было связано не со способностью рассуждать и мыслить четко, а с формированием нового отношения к внутреннему голосу. Истина была найдена не в споре или обсуждении, а путем пробуждения внутренних ощущений. Как будто «непреложная истина» перевесила мнения «внешнего мира».
«…Я просто знаю. Я стараюсь не думать о проблеме, потому что решение уже, как правило, найдено внутри меня, и когда приходит время, если ты доверяешь себе, то просто знаешь ответ… Есть часть меня, о которой я даже не знала до недавнего времени, – это инстинкт, интуиция или что-то еще. Она оберегает меня. Она связана с проницательностью и восприятием. Я просто прислушиваюсь к тому, что происходит внутри меня, и знаю, что делать… чую сердцем. Сердце – мой самый преданный друг, оно никогда не предаст, не обманет и не отвернется от меня».