Котонеръ, который очень заботился о своемъ туалетѣ и поддерживалъ его съ большимъ трудомъ въ приличномъ видѣ для парадныхъ обѣдовъ и визитовъ, освѣдомлялся у Лопеса де-Соса съ искреннимъ удивленіемъ о прогрессѣ его гардероба.
– Сколько у васъ теперь галстуховъ, Рафаэль?
Около семисотъ; онъ недавно пересчиталъ ихъ. И стыдясь, что онъ не дошелъ до тысячи, молодой человѣкъ сообщалъ, что онъ собирается пополнить эготъ пробѣлъ въ туалетѣ во время ближайшаго путешесгвія вь Лондонъ, гдѣ были назначены автомобильныя гонки. Сапоги онъ получалъ изъ Парижа, но шилъ ихъ одинъ важный сапожникъ въ Швеціи, посгавщикъ короля Эдуарда. Брюки онъ насчитывалъ дюжинами и никогда не одѣвалъ одну пару больше восьми или десяти разъ; бѣлье поступало въ пользу его экономки почти новое; шляпы всѣ были изъ Лондона. Каждый годъ онъ дѣлалъ себѣ восемь фраковъ, которыхъ часто не одѣвалъ ни разу. Они были всевозможныхъ фасоновъ и покроя, чтобы служить смотря по обстоятельствамъ. Одинъ, напримѣръ, изъ матовой матеріи, съ длинными фалдами, строгій и суровый, былъ сшитъ по модной, иностранной картинкѣ, изображавшей дуэль, и надѣвался только въ торжественные дии, напримѣръ когда какой-нибудь пріятель просилъ его выступить, въ качествѣ безупречнаго и авторитетнаго человѣка, въ судѣ чести.
Портной удивлялся всегда его поразительному умѣнью и вѣрному глазу въ выборѣ матеріи и фасона. Всего Лопесъ де-Соса тратилъ на свой туалетъ около пяти тысячъ дуро въ годъ и говорилъ обоимъ художникамъ съ величайшимъ простодушіемъ:
– Порядочный человѣкъ не можетъ тратить меньше, если хочетъ одѣваться прилично!
Лопесъ де-Соса являлся въ домъ Реновалеса въ качествѣ хорошаго знакомаго послѣ того, что тотъ написалъ его портретъ. Несмотря на свои автомобили, шикарный туалетъ и знакомство съ титулованными особами, ему не удавалось прочно пустить корни въ высшемъ обществѣ. Онъ зналъ, что за нимъ водилось прозвище «маринованный красавчикъ» въ видѣ намека на отцовскую фабрику, и что барышни въ томъ кругу, гдѣ онъ бывалъ, ужасались мысли выйти замужъ за «молодого человѣка съ консервами», какъ его тоже называли въ обществѣ. Поэтому онъ очень гордился знакомствомъ съ Реновалесомъ.
Онъ попросилъ художника написать его портретъ и заплатилъ, не торгуясь, чтобы портретъ успѣлъ появиться на выставкѣ картинъ. Это былъ недурной способъ выдвинуться и втереться въ среду знаменитыхъ людей, съ которыхъ маэстро писалъ портреты. Затѣмъ онъ сошелся ближе съ маэстро, разсказывая повсюду о «своемъ пріятелѣ Реновалесѣ» такимъ естествениымъ тономъ, точно тотъ не могъ жить безъ него. Это обстоятельство сильно подняло его въ глазахъ знакомыхъ. Кромѣ того онъ относился къ маэстро съ искреннимъ уваженіемъ съ тѣхъ поръ, какъ тотъ, уставъ однажды выслушивать его скучныя повѣствованія про успѣхи въ фехтованьѣ, бросилъ кисть и, снявъ со стѣны старую шпагу, обмѣнялся съ нимъ нѣсколькими ударами.
– Браво, донъ Маріано! Вы не забыли того, чему выучились въ Римѣ.
Бывая часто въ домѣ художника, Лопесъ де-Соса скоро обратилъ вниманіе на Милиту, которая отвѣчала его брачнымъ идеаламъ. За недостаткомъ лучшаго, онъ могъ удовлетвориться положеніемъ зятя Реновалеса. Вдобавокъ послѣдній слылъ за очень богатаго человѣка. Въ обществѣ не мало говорили о высокой цифрѣ его заработка, и передъ художникомъ было еще много лѣтъ трудовой жизни, что должно было сильно увеличить его состояніе, единственною наслѣдницею котораго была дочь.
Лопесъ де-Соса сталъ ухаживать за Милитою, пустивъ въ ходъ всѣ свои чары. Онъ являлся каждый день въ новомъ костюмѣ, подкатывая къ особняку то въ роскошномъ экипажѣ, то на одномъ изъ своихъ моторовъ. Изящный молодой человѣкъ завоевалъ расположеніе матери, что было дѣломъ нелегкимъ. Такой мужъ подходилъ ея дочери. Художника она не желала имѣть зятемъ. Тщетно надѣвалъ Сольдевилья яркіе галстухи и шикарные жилеты; соперникъ затмевалъ его. А хуже всего было то, что супруга маэстро, относившаяся къ нему прежде съ отеческою любовью, хотя и говорила ему по старой памяти ты, но принимала его теперь холодно, словно желая отнять у него всякія иллюзіи относительно брака съ дочерью.
А насмѣшливая Милита улыбалась и не выказывала предпочтенія ни одному изъ своихъ послонниковъ: Она была, повидимому, равнодушна къ обоимъ. Художника, бывшаго ея другомъ дѣтства, она приводила иной разъ въ отчаяніе, то унижая его своими насмѣшками, то привлекая полною откровенностью, какъ въ тѣ давнія времена, когда они играли вмѣстѣ. Но въ то же время ей нравилось изящество Лопеса де-Соса, и она весело смѣялась съ нимъ. Сольдевилья опасался даже, что они переписываются, какъ женихъ съ невѣстою.
Реновалесъ былъ въ восторгѣ отъ того, какъ дочь водитъ за носъ обоихъ молодыхъ людей. Она была мальчишкой въ юбкѣ; ее скорѣе можно было назвать мужчиной, чѣмъ обоихъ поклонниковъ.
– Я знаю ее, Пепе, – говорилъ Реновалесъ Котонеру. – Ей надо предоставить полную волю, Какъ только она выскажется въ пользу того или другого, придется сейчасъ же повѣнчать ихъ. Она не изъ тѣхъ, что ждутъ. Если мы не выдадимъ ее замужъ скоро и по ея желанію, то она способна удрать съ женихомъ.
Отецъ вполнѣ понималъ желаніе Милиты поскорѣе выйти замужъ. Бѣдняжка видѣла много горя дома. Мать была вѣчно больна и изводила ее слезами, криками и нервными припадками; отецъ работалъ въ мастерской; единственною собесѣдницею служила ей противная Miss. Спасибо еще Лопесу де-Соса, что онъ увозилъ ихъ иногда кататься; головокружительная ѣзда успокаивала немного нервы Хосефины.
Самъ Реновалесъ отдавалъ предпочтеніе своему ученику. Онъ любилъ его почти какъ родного сына, и вынесъ не мало сраженій, чтобы добиться для него стипендіи и наградъ. Правда, Сольдевилья огорчалъ его иногда мелочною измѣною, потому что, завоевавъ себѣ нѣкоторое имя въ области искусства, занялъ независимую позицію, расхваливая за спиною маэстро все, что онъ считалъ достойнымъ презрѣнія. Но даже при этихъ условіяхъ мысль о бракѣ Сольдевилья съ Милитою была ему пріятна. Зять – художникъ, внуки – художники; родъ Реновалесъ продолжался бы въ династіи художниковъ, которые наполнили бы исторію блескомъ своей славы.
– Но знаешь, Пепе! Я боюсь, что дѣвочка выберетъ другого. Она – настоящая женщина, а женщины цѣнятъ только то, что видятъ – здоровье, молодость.
И въ словахъ маэстро звучала нѣкоторая горечь, какъ будто мысли его были далеки отъ того, что онъ говорилъ.
Затѣмъ онъ заговаривалъ о заслугахъ Лопеса де-Соса, какъ будто тотъ успѣлъ окончательно втереться въ семью.
– Онъ – славный малый, не правда ли, Пепе? Немного глупъ для насъ и не можетъ говорить десять минутъ безъ того, чтобы мы не начали зѣвать. Прекрасный человѣкъ… только не нашего круга.
Реновалесъ говорилъ съ нѣкоторымъ презрѣніемъ о крѣпкой, здоровой молодежи съ дѣвственнымъ умомъ, чуждымъ всякой культуры. Эти люди брали радости жизни приступомъ. Что это ча народъ! Гимнастика, фехтованіе, футболъ, верховая ѣзда, сумасшедшее катанье на автомобилѣ – вотъ что заполняло все ихъ время. И всѣ – отъ королей до послѣднихъ бѣдныхъ мѣщанъ – предавались этимъ дѣтскимъ развлеченіямъ, какъ будто цѣль человѣческой жизни состояла въ томъ, чтобы развивать мускулы, потѣть и интересоваться всѣми перипетіями спорта. Мозгъ оставался бездѣятельнымъ, и всѣ жизненныя силы сосредоточивались въ конечностяхъ тѣла. Умъ не культивировался и оставался окутаннымъ облакомъ дѣтской довѣрчивости. Современные люди застывали, казалось, въ четырнадцатилѣтнемъ возрастѣ и не шли дальше, удовлетворяясь моціономъ и развитіемъ мускуловъ. Многіе изъ нихъ не знали или почти не знали женщинъ въ такомъ возрастѣ, когда прежнія поколѣнія мужчинъ успѣвали уже пресытиться любовью. Все ихъ время уходило на безцѣльный спортъ; они не успѣвали думать о женщинахъ. Любовь должна была скоро объявить забастовку, не выдерживая конкурренціи со спортомъ. Молодые люди чуждались женщинъ и держались отдѣльно, находя въ атлетическихъ упражненіяхъ удовлетвореніе, которое отнимало у нихъ всякій интересъ къ инымъ удовольствіямъ. Это были большія дѣти co здоровыми кулаками. Они могли выступать на бояхъ быковъ, но глядѣли робко на приближающуюся женщину. Всѣ ихъ жизненныя силы уходили на физическія упражненія. Черепъ ихъ былъ пустъ, и весь разумъ сосредоточился, казалось, въ рукахъ. Но каковы могли быть результаты всего этого?.. Можетъ-быть, это новое направленіе служило залогомъ болѣе здороваго и сильнаго человѣчества, которое не будетъ знать ни любви, ни страстей, и признавать физическую близость между полами только съ цѣлью продолженія рода человѣческаго. А можетъ-быть этотъ культъ силы и совмѣстная жизнь мужчинъ, постоянно обнажающихъ свои тѣла другъ передъ другомъ и восторгающихся сильно развитыми мускулами, поведутъ къ гадкимъ извращеніямъ и воскресятъ древнеклассическія времена, когда атлеты, привыкшіе къ презрѣнію женщинъ, доходили до самыхъ унизительныхъ поступковъ.