Читать интересную книгу Перехлестье - Алёна Алексина

Грехобор спокойно ответил:

– А теперь подумай, Глен, и подумай обстоятельно. Колдуны ненавидят магов. Ведь так? Ненавидят по очень понятной причине – не было бы нас, вы остались бы людьми. А мы… мы даже не знаем, каково это – быть людьми. Но вы знаете, и оттого потеря еще горше. Нас ждет Клетка магов, а потом мы живем, пусть это и сложно назвать жизнью. А вы с момента получения дара обречены на смерть. Более того…

– Маги помогают дэйнам истреблять колдунов, – с ненавистью выдохнул Глен.

– Да. А теперь объясни мне, колдун, почему бы я вдруг должен тебе подыгрывать? Даже если все маги перемрут, ни один человек не станет по нам горевать. А уж вы-то и подавно. И чего же ты так всполошился, а? С чего вдруг воспылал любовью к таким, как я?

– Потому что правила изменились. – Глен смотрел на Грехобора, а в груди разливалась горечь напополам с отчаяньем.

Этот маг такой же пустой внутри, как и остальные. Дети еще могут быть спасены, эти же… они и впрямь не люди. Нет в них ничего человеческого. Лишь обличье. Однако колдун попытался в последний раз достучаться до собеседника и потому сказал:

– Поразмысли, если еще есть чем. Магов истребят, а следом за вами наступит наш черед…

Грехобор пожал плечами, давая понять, что все это ему ясно, и уточнил:

– Вот только какая разница именно тебе? – он внимательно осмотрел колдуна. – Ты-то ведь уже мертв.

Перепутье. Маркус

– Что-то вы зачастили меня навещать, небожители, – усмехнулся Жнец, глядя на приближающегося Маркуса.

– Я не первый?

– Ты всегда был немного позади, – мужчина снова усмехнулся. – Что вполне объяснимо для полубога.

– А ты все подмечаешь, – задумчиво промолвил собеседник.

– Чего ты хочешь?

– Сам знаешь. Ты все знаешь.

– И какая мне от этого польза? Я лишь страж Перехлестья. И мне неинтересны чужие игры.

– Согласен. Но я знаю, что тебя увлечет. – Небожитель протянул Жнецу тонкий свиток. – И знаю, что смогу дать то, чего ты хочешь.

– Все вы думаете, будто вам ведомо, чего я хочу. – Мужчина вздохнул, принимая свиток. Развернул его, изучил содержимое, а потом коротко бросил: – Уходи, божок. Тебе тут не место.

Перехлестье. Дэйн и призраки прошлого

Выйдя из харчевни на свежий воздух, дэйн задумался. Как ни хотелось ему быстрого и скорого суда над магом и вздорной стряпухой, он не мог не понимать, что во всем случившемся виноват был… сам. Ну кто его тянул за язык? А самое главное – зачем? Ведь в душе-то он вовсе не жаждал смерти Грехобора. Да и с Василисой, нареченной его, тоже ничего делать не собирался. Какие-то диковинные и уж слишком противоречивые желания им овладели… Стоп. Дэйн выпрямился, заново вспоминая случившееся в харчевне. А с чего они, собственно, вообще возникли, эти желания? С чего…

– А-а-а, здрав буде, сокол ясный, – скрипучий, полный добродушия и искренней радости голос отвлек мужчину от размышлений. – Чегой-то ты такой озадаченный, а, дэйн? Все никак ту кикимору лесную не сыщешь? Шаришь, шукаешь, ан нет ее? Таится, поганка коварная?

– Здравствуй, дед Сукрам, – дэйн поприветствовал старика легким кивком и искренне ответил: – Не до поганки было.

Сидевший на облучке скрипучей телеги старичок осуждающе покачал головой:

– Это ты зря. Старая Шильда – стервоза редкостная, таких каверз натворить может, разгребать замаешься. Вот как сейчас помню, лет эдак сорок назад…

– Старая Шильда? – перебил собеседник, но, заметив, как старик сердито нахохлился, осекся.

– Она, – важно ответил дед, обрадованный такому почтению. – Я ее силушку лютую в нашем лесу еще лет восемь назад почуял. Пришла помирать. Думал, так и сгибнет, а вот поди ж ты – уперлась, кочерыжка старая, решила сама выбрать преемницу – вот и терпела лютые муки восемь лет кряду. Вот же народ эти бабы, да? На что угодно пойдут, лишь бы насолить!

– Много ты знаешь, дед, – усмехнулся дэйн и, придержав фадира, забросил себя в седло. – Откуда вот только?

– Дак… – старик тронул поводья, и старая кобылка, уныло покачивая головой, побрела вперед. Дэйн придержал своего скакуна, вынуждая гордое животное шагать в ногу с тощей клячей. – Народ-то нонче болтливый. Отчего ж не поделиться со стариком-торговцем сплетнями да слухами? Себе развлечение, ему забава. Мне такое ведается, чего тебе и не снилось.

– Это что же, например? – усмехнулся собеседник.

– Что, что… А вот хотя бы… – Сукрам замолчал, глядя вперед.

Привыкший к этим его старческим причудам, дэйн просто ехал рядом и безмолвствовал. Путники двигались прочь из города, петляя по извилистым улочкам, и, казалось, дед уже и вовсе утратил нить беседы и позабыл, о чем, собственно, велась речь. Однако, когда городские ворота остались за спиной, старичок, рассеянно направляя свою кобылку в лес, вдруг снова оживился и продолжил как ни в чем не бывало:

– Хотя бы, что Морака зачем-то явилась в Аринтму, надев личину человека.

– Морака? Ты уверен?

– Да, – закивал дед и почесал жидкую бороденку. – Пришла, проклятая, кровушку нашу пить да козни плести.

Палач магов задумался. Что ж. Если сплетни Сукрама верны, то это многое объясняет – и странное для дэйна поведение, и то, что вдруг все нити власти разом выскользнули у него из рук, рассыпались, перепутались и превратились в безобразную мешанину. Морака, старшая сестра богини любви, терпеть не могла, когда жизнь текла упорядоченно и гладко. Эта коварная и жестокая богиня постоянно устраивала всевозможные происки и каверзы, направленные на всех подряд. Она никому не благоволила, а потому никто из живущих не чтил ее. Какой смысл поклоняться той, от которой не дождешься ни милости, ни помощи, ни снисхождения?

Морака. Надо сказать Шахналу.

– Как там девка-то? – вдруг спросил Сукрам. – Прижилась аль нет?

– Прижилась, – дэйн прикрыл глаза, пытаясь уловить силу мага. – Стряпухой хлопочет у Багоя, жениха нашла.

Старик с удивлением посмотрел на собеседника.

С каждым шагом, отдалявшим его от города, палач магов все больше и больше походил на себя обыкновенного, того, с кем дед виделся очень часто. Старому торговцу нравился дэйн. Спокойный, гордый, мрачноватый, он не был лишен столь редкого среди других дэйнов чувства справедливости. И тем отличался от своих братьев по служению, хоть и не показывал этого. Его чувства и переживания были скрыты и загнаны глубоко внутрь сердца. С виду дэйн был такой же бездушный, как и все остальные. Вот только… дед улыбнулся своим мыслям, пряча усмешку в бороду. Занятный он.

– Жениха нашла? Жених – это хорошо.

– Он маг, – коротко сказал мужчина, которого сейчас это обстоятельство уже не вводило в прежнюю ярость. – Не просто маг. Грехобор.

Дед присвистнул и пригладил плешивую голову.

– Ишь ты! Неужто сам Грехобор вылез из своей скорлупы? Как он только смог кольцо-то девке предложить? Он же и говорить, поди, разучился.

– Да нет, – усмехнулся дэйн. – Когда хочет, вполне себе понятно изъясняется. Хотя, что невеста согласится, он, конечно, не ждал. Да и никто не ожидал.

Он даже начал было пересказывать попутчику то, что приключилось в харчевне, как едва уловимые нотки чужой силы заставили его резко остановиться.

– Бывай, Сукрам, – коротко попрощался палач магов и пустил жеребца в лесную чащу.

– И тебе не хворать, – старичок покачал головой, глядя вслед мужчине. – Эх… такую историю не рассказал…

Хижина Шильды отыскалась почти сразу. Видимо, после смерти хозяйки скрывающее заклятие рассеялось без следа. И теперь дэйн качал головой, с усмешкой глядя на полянку, мимо которой проезжал не один раз. Вот ведь нутром чуял, что магесса где-то рядом, а найти не мог. В трех соснах блуждал, чуть вон колею не натоптал. Тьфу. Сильна… сильна была старая, раз даже дэйна вокруг пальца обвела. Трудно представить, что натворит колдун, перенявший ее дар…

Спешившись, мужчина направился к покосившейся землянке. Низенькая дверь просела и разбухла, а уж открылась с таким противным скрипом, что, казалось, во всем лесу птицы должны были испуганно смолкнуть.

Палач магов осторожно зашел в темную хижину, стараясь ни к чему не прикасаться – мало ли что могла задумать ее обитательница перед смертью. Сейчас важно было не тряпье перебирать, а отыскать хотя бы призрачный намек на то, кем стала преемница коварной старухи.

Встав посреди убогого домишки, дэйн повернулся лицом к входу и закрыл глаза. Дар, до сей поры мирно спящий внутри него, начал медленно пробуждаться, волнами расходиться в стороны, подниматься вверх, заставляя сердце колотиться у самого горла, а кровь мчаться по жилам, горяча и будоража. Миг-другой, и высокую мужскую фигуру окутало серебристое сияние.