Ее темные глаза наполнились слезами.
— Нет, Дэмион, не в этом дело. Я… У меня возникла проблема, и пока она не будет… решена, я не смогу помогать тебе. Дело не в том, что у тебя плохой почерк или что мне мало платят. Это личное, — сказала она, опустив глаза и глядя на скрещенные руки.
— Кели, ты не хочешь поделиться со мной? Я постараюсь помочь, если смогу. Не всегда, но иногда все-таки становится легче, когда поделишься с кем-то своими проблемами. Если не хочешь довериться мне, то, может, расскажешь кому-то из родственников или близких? Ты, кажется, говорила, что в Лос-Анджелесе живет твой двоюродный брат?
Волнение отразилось на ее лице.
— Я чувствую себя предательницей, — проговорила Кели, глубоко вздыхая. — Мне нелегко обсуждать эту… эту проблему с другим человеком.
— Посиди, Кели. Позволь мне приготовить кофе. Скажи, — спросил он намеренно спокойным голосом, — что ты думаешь по поводу моей воскресной проповеди? Затронет ли она чувства добропорядочных жителей Хейдена, поймут ли они, что я пытался сказать?
Худенькая спина Кели слегка выпрямилась. Она скорее почувствовала, чем заметила, как Дэмион вышел из комнаты. Потом сделала глубокий вдох и решила, что расскажет Дэмиону обо всем. Дэмион поймет, почему она пришла к нему.
Она увидела поднос.
Но дело было не в подносе, который держал Дэмион. Серебро поблескивало на солнце, освещавшем комнату, и она прикрыла глаза.
Дэмион. Тихий. Спокойный. Его присутствие заставляло ее чувствовать себя увереннее. Он предлагал ей помощь… избавление от страха. Он наблюдал за ней, внимательно смотрел в ее глаза. Тихий. Спокойный. Только люди ее национальности могли быть такими тихими и такими спокойными. Кели ощутила облегчение, словно вдруг оказалась дома, на родине.
Дэмион неторопливо поставил поднос на угол своего письменного стола и сел в кресло. Он не стал подходить к ней близко, и это хорошо. Так Кели будет легче разговаривать с ним. Лицо его было ясным и спокойным. Это спокойствие делало его черты еще более красивыми и придавало им зрелость, несмотря на молодые годы. Ничто в облике Дэмиона Конвея не вызывало у нее страха. В нем чувствовалась уверенность и непогрешимость. Внезапно выражение его лица изменилось. Губы сжались, а глаза засветились участием и сочувствием. Он не произнес ни звука. И все же, когда взгляды их встретились, она почувствовала, что хочет все ему рассказать.
Доверясь ему, она заговорила медленно, четко произнося каждое слово. Ее миндалевидные глаза неотрывно смотрели в глаза Дэмиона.
— Мой брак с Джином никогда не был совершенным, — она помедлила, не отводя от него немигающего взгляда.
Дэмион задумался над тем, как она произнесла слово «совершенный». Как будто никогда не слышала его, а прочитала в книге и не была окончательно уверена в том, что знает, как правильно сделать ударение.
Дэмион ничего не ответил, выражение его лица не изменилось.
— Почему несовершенный, это не так важно. И даже браком его трудно назвать.
Странно, но он почувствовал облегчение после слов Кели. Хотя до сих пор он отказывался себе в этом признаваться, ему было тяжело осознавать, что Кели принадлежит Джину.
— Нет, это важно, Кели, — мягко произнес он. — Это из-за его возраста?
Кели опустила глаза, не желая отвечать.
— Посмотри на меня, Кели. Я не смогу помочь тебе, если не узнаю причину.
Она взглянула на него яркими и блестящими от слез глазами, ей так хотелось, чтобы он понял все без объяснений.
— Джин… импотент, — прошептала она. — И это моя вина. Он пытается… изо всех сил… но он никогда не сможет… никогда…
— Я понимаю, — ответил Дэмион, видя, что признание принесло ей облегчение. — Но почему? Он физически не способен?..
— Нет! — вспыхнула Кели. — Причина не в его физическом состоянии. Джину не нужна жена, ему нужен идол, богиня для поклонения, а не женщина из плота и крови.
Дэмион почувствовал, как у него посветлело на душе. Он все понял: Джин не хочет портить совершенную красоту Кели, ее чистоту, а желает, чтобы она всегда была девственницей. Дэмион остался неподвижным, услышав этот неожиданный ответ. Во рту собралась слюна, но он не мог ее проглотить. Если это произойдет, Кели заметит и решит, что привела его в замешательство. Дэмион чувствовал, что Кели еще не все сказала. Это было видно по тому, как напряженно она сидела в кресле. Проглоти же, черт тебя возьми, проклинал он себя. Проглоти и жди.
На какое-то мгновение Кели отвела взгляд, и он быстро проглотил слюну, мышцы живота сразу расслабились. Дэмион ощутил внезапный холод, словно его обнаженным распяли на кресте, и он висит посередине церкви.
— Я никогда не смогу узнать, что значит родить ребенка и вскармливать его грудью… — Это было уже серьезное заявление. Ее раскосые глаза расширились и наполнились слезами. — Как это хорошо… — прошептала она. — Я никогда не понимала…
Спина Кели выпрямилась, и она встала. Сделала шаг, потом другой. Подойдя к Дэмиону, она опустилась на колени и протянула ему руку. Он взял ее и сжал обеими ладонями. И продолжал ждать. Что-то внутри подсказывало ему, что он не должен говорить, не должен делать никаких движений, чтобы не испугать ее.
— У меня… Я не могу… — запинаясь, начала она. — Дэмион, у меня в груди опухоль. Я знаю, это рак. Мне нужна поддержка. Джин не позволит… Джин не разрешит мне оперироваться. Я знаю, что умру, и пришла к тебе, потому что мне очень тяжело, — глаза ее наполнились слезами, и она опустила веки.
Когда Дэмион заговорил, голос его прерывался.
— А ты уверена, что это рак? Ты была у врача?
«Сначала нужно… потом поговорить с Джином… их брак — это уже не так важно… Никогда не будет вскармливать грудью ребенка… О Боже, помоги мне», — молча молился он.
— Я знаю, — просто сказала Кели. И он понял, что она безоговорочно верит этому.
Дэмион слегка сощурился, наблюдая, как ее глаза наполняются слезами, но блестящие капли не бежали по щекам. Как такое может быть, задавал он себе неуместный вопрос. Слезы должны вытекать из глаз… Он вдруг заметил, что руки ее перестали дрожать. Где же слова, которые он должен сейчас сказать? Почему он молчит? Он же священник и должен найти нужные слова. Эти слова существуют, он только не знает их. Слова. Слова успокоения, придающие силу. Нежные слова. Такие же нежные, как сама Кели. Неторопливые слова, слова спасения. Но слова эти не придут. Кели не хочет слов. Их нет. Кели это понимала, и Дэмион тоже.
— Я огорчила тебя, извини, — тихо проговорила она.
— Кели, — прошептал он, обретя дар речи, — ты сказала, что Джин не позволит тебе оперироваться. Я не могу притворяться и делать вид, что понимаю почему. По крайней мере, в данный момент. Я лишь обращаюсь к твоему собственному чувству ответственности. Это твое тело, твоя жизнь, — он старался, чтобы в его голосе не звучала тревога.