Новый день не порадовал хорошей погодой. Гервант, взглянув на непроглядную мглу в небе, уверенно выдал:
— Снег выпадет.
Он не ошибся. Белая поземка мела со всех сторон, поднимала и кружила слепящие вихри, забивалась под одежду, леденила руки. Отряд вышел на берег Одрена. Ехать верхом стало невозможно: густая ивовая поросль вдоль воды не давала прохода лошадям, норовила выколоть глаза и хлестнуть по спине разбойникам.
Гвидо развязали. Лиандра никогда прежде не видела этого простого человека таким несчастным! Парень безропотно тащился за Гервантом, не замечая трудностей пути, и стонал, не в силах сдержать неведомую скорбь.
— Почему вы не отпустили меня? Она так звала! Я голос матушки с колыбели помню — звонкий, веселый, никто в деревне лучше песенок не пел! И война закончилась, победили мы. Все хорошо было, не то, что сейчас!
— А мы и так победили, — буркнул главарь себе под нос, — только счастья-то…
Гвидо тяжело вздохнул и с тоской оглянулся назад:
— Я бы вернулся домой, в тепло и уют. В палисаднике яблоки налились с мой кулак каждое, матушка пирогов напекла… Ух и пышные у нее получаются, вкуснее не едал!
У Лиандры от удивления приоткрылся рот, а Гервант переглянулся с Ханлейтом.
— Тварь жива?
— Живее не бывает. Пусть говорит, так надежнее. Если б молчал, я бы насторожился.
Главарь сокрушенно покачал головой.
— Какие пироги? Песни? Она не звала, а шипела! Как можно сожалеть о том, что тебя не съели? — возмутилась Лиандра.
— А как она шипела? — заинтересовался Лето, — я никогда одержимых не слышал!
Видимо, все пережитое парнем на Проклятой дороге успело поблекнуть, включая голоса призраков и призыв коронованного всадника.
— Тебе крупно повезло, аквилеец! Треплете языками о том, чего не знаете! — прикрикнул Гервант, — одержимые демоном мастера лгать: вытащат из прошлого самое дорогое и душу этим заманивают. Гвидо мать свою умершую видел, и песни она ему пела. Что за матерью-то не пойти? Архонт против скверны — лучшее лекарство, перед ним тварь выделываться не умеет. Шипит, значит, шипит! Чуть не накрылся наш поход!
— Одержимых нельзя убивать? Никогда? — спросила Лиандра, вспомнив последний, жутко-осмысленный взгляд существа.
— Архонту можно. Он сущность твари уничтожает — оскверненную душу, а не только гадкую оболочку. Только ты, Лиандра, какой-то архонт неправильный — без магии. Но нам сойдет.
— Как она такой стала? Мне показалось, что раньше это была женщина.
— А очень просто — по Проклятой Дороге прогулялась или на другое место скверны напоролась.
Лиандра была потрясена. Неужели Проклятая дорога может уродовать?
— Убегать из Готы по Проклятому тракту было опасно?
Гервант даже остановился.
— Девочка моя, твой дружок Лето мог так подпортить физиономию, что ни в жизнь бы тебе не приглянулся! Скверна, вселившись в живое существо, меняет его по своему образу и подобию, а за гранью привычного мира столько всякой погани, что наперед не знаешь, во что превратишься! Задача у твари одна — доставлять своему демону новые души: мою, Гвидо, Хана, любого из нас, и только души архонтов скверне не по зубам. А еще одержимые убивают все живое — просто для пропитания. Твари тоже жрать хотят!
— Одержимых можно вылечить?
— Нельзя, изменения необратимы, как для души, так и для тела. Тварь нашла слабое место Гвидо — любовь к родному дому и чувство вины перед матерью, — объяснил Хан, — поэтому ему сейчас так плохо. Но это пройдет.
— Почему я слышала ее? Если я «неправильный архонт»?
— Не знаю!
Ханлейт отвернулся. Лиандре показалось, что он солгал. Гервант пожал плечами в искреннем недоумении.
Разбойники дважды перекусили остатками вчерашнего пиршества, но не сделали ни одного полноценного привала. Гервант упорно вел отряд вдоль реки. На пути не встречалось иной живности, кроме диких уток. Потревоженные отрядом, они то и дело взмывали из кустов, суматошно хлопая крыльями. Киндар хватался за лук и провожал птиц взглядом — для успешного выстрела требовалось больше времени. Наконец, перекинувшись с Гервантом парой слов, эльф отдал поводья своего коня дварфу и пропал в зарослях. Мензенлир, тащивший до этого момента только себя самого, возмутился:
— Куда мы премся? По равнине уже сотню верст бы отмахали! Предупреждать надо было! Я бы сюда не сунулся! — дварф зло задергал лошадь Киндара, с трудом выуживая из холодной жижи собственные ноги.
— И то, правда — в лесу посуше было! — поддержал напарника Чазбор, — может, вернемся?
— Одрен на север течет, прямиком в Амарантин. Реку перейти надо, чтобы направление поменять! Но брода я пока не заметил, а купаться с головой не хочу. Не нравится что-то? Розовых лепестков под зад не насыпали? Возвращайтесь, мои галаадские друзья! — разозлился Гервант.
Напарники угрюмо замолчали.
— Смотрите, лодка! — Лето показал на другой берег реки, — откуда ей тут взяться?
Действительно, на той стороне Одрена в низкий берег уткнулась полузатопленная плоскодонка.
— Да, странно это. Но где лодка, там и переправа должна быть. Выше по течению посмотрим: лодку, наверняка, оттуда снесло.
Гервант оказался прав. Вскоре разбойники увидели на противоположном берегу полусгнившие мостки и привязанный к ним длинный шест для плоскодонки. Так было принято в Морее: суденышки, служащие для переправы, не имели весел, вместо них использовали длинную палку и отталкивались ей от дна реки. Одрен разливался здесь широко и мелко. Около брода отряд поджидал Киндар, держа за шеи убитых уток.
Переправлялись верхом. В отдельных местах вода доходила до колен, и на другой берег разбойники выбрались мокрыми и продрогшими. Путь вперед был свободен — от мостков через лес вела тропа, проходимая для конных. Лиандра начала догадываться, кому принадлежала лодка… Тропа углубилась в лес. Снег, так докучавший путникам первую половину дня, посыпал снова; одежда и обувь, намокшие при переправе, покрылись ледяной коркой. Разбойники срочно нуждались в отдыхе. За деревьями показался бревенчатый угол дома и кусок изгороди. Гервант приготовил арбалет.
— Там никого нет, — сказала Лиандра.
— Вот как? Откуда у нас такая уверенность?
— Хозяйку этой хижины мы оставили умирать на другом берегу Одрена.
— Отличная догадка, сестренка. Но полуархонту я верю только наполовину.
Одинокая хижина, притаившаяся в лесу под защитой добротной изгороди, сплетенной из ивовых прутьев, встретила отряд настороженной тишиной. Приоткрытая дверь приглашала в гости, а из-за калитки двора выглядывал небольшой огород со следами грядок. Разбойники привязали лошадей к перилам крыльца и вошли внутрь. Казалось, хозяйка дома вышла за порог час назад: в очаге глинобитной печи чернели угли, вдоль стены высилась аккуратная поленница дров, заготовленных на вечер, на грубом столе из горбылей дожидался хлеб, заботливо прикрытый чистой холстиной. Гервант сорвал тряпку и постучал караваем об стол — он не сгнил, но высох настолько, что превратился в камень. От развешанных под потолком трав исходил колдовской, пряный аромат, слегка дурманящий голову, но приятный. В глубине большой комнаты к стене прижалась длинная лавка и виднелась еще одна дверь. Только опавшие листья на полу, занесенные ветром, говорили о том, что жилище покинуто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});