Читать интересную книгу Убийство в Озерках - Мария Шкатулова

Вообще, план Салтыкова был построен на том, что, застав Юрганова на месте убийства или установив, что он там был или мог быть, милиция заподозрит его в любом случае и не станет особенно разбираться, он это сделал или не он. Зачем разбираться, если есть человек, на которого очень удобно все свалить? Свалил и готово: тут тебе и раскрываемость, тут тебе и премия или что там у них?…

Все было так, но осторожному Салтыкову виделся здесь некоторый риск. Вдруг попадется какой-нибудь дотошный пинкертон, не склонный к принятию простых решений, или что-нибудь не состыкуется в нарисованной им, Салтыковым, замечательной картине, и тогда подозрения падут на него одного, а рисковать ему нельзя. Значит, надо, чтобы у Юрганова в кармане лежал мотив: ну, например, какие-нибудь Люськины цацки. А для этого надо каким-то образом заставить Юрганова их взять. И заставить так, чтобы он, Салтыков, не имел к этому ни малейшего отношения. Конечно, можно было бы потом и соврать: «Мол, что вы, товарищи, ничего такого я ему не говорил… да как вы могли подумать… и даже странно…» Скорее всего, ему бы поверили, но это было чревато всякими непредвиденными неприятностями, какими-нибудь очными ставками, какими-нибудь восклицаниями, вроде «Что ж ты врешь, подлец!», а Салтыкову очень не хотелось понапрасну трепать себе нервы, да и репутацией своей он все-таки дорожил. «Пусть лучше я останусь в его памяти другом», — заключал он и продолжал думать.

Можно было, конечно, попытаться подложить ему Люськины цацки в карман незаметно, но это тоже было рискованно, потому что в любую минуту Юрганов мог обнаружить их и что-нибудь заподозрить. Нет, тут нужно было оригинальное решение. И Салтыков нашел его.

Он приедет на дачу в отсутствие Юрганова и оставит в двери письмо в запечатанном конверте, на обратной стороне которого напишет записку за Люськиной подписью, тем более что ее почерк Юрганову незнаком. «Мол, дурында такая, приехала на дачу, а ключи забыла. Привезите мне, Лева, мои драгоценности, потому что на даче они могут пропасть. И опустите по дороге письмо. Не забудьте: оно срочное». Или что-нибудь в этом роде. Как поведет себя Юрганов? Откроет дачу, возьмет Люськины цацки, уберет в карман и поедет в Москву. Скажем, на следующее утро. А он, Салтыков, увезет Люську куда-нибудь из Москвы, и сам уедет, чтобы Юрганов никого не застал и чтобы ему, следовательно, некому было их вернуть. А письмо тем временем придет по указанному адресу и, следовательно, Салтыков будет знать, что дело в шляпе.

Мысль была, что называется, интересная, но тут возникала одна сложность: какой адрес указать на конверте? Если бы Салтыков мог быть уверен, что Юрганов адреса на конверте не запомнит, можно было указать почти любой: например, Тонин или, на худой конец, его, Салтыкова, матери, потому что главное состояло в том, чтобы письмо не попало в чужие руки.

Подумав, однако, Салтыков решил, что это рискованно, а рисковать он не имеет права: во-первых, нельзя никоим образом быть уверенным в том, что Юрганов адрес на конверте не запомнит и не назовет его милиции, которая, конечно, этим адресом заинтересуется: откуда это Юрганов может знать о существовании Тони и зачем этой Тоне пишет его, Салтыкова, жена? Или зачем его жена пишет письма его матери? Да и матери, и Тоне пришлось бы в этом случае ответить на совершенно невозможный вопрос — получали ли они это письмо и где оно?

Следовательно, адрес на конверте должен быть ничей, чтобы вопросы задавать было некому.

С другой стороны, дать какой-то фальшивый адрес, чтобы это письмо просто-напросто затерялось, тоже нельзя, потому что Салтыкову это письмо надо было непременно получить — чтобы знать, что дело сделано и что драгоценности — у Юрганова. Письмо — как условный знак.

Можно было, конечно, арендовать абонентский ящик на подставное лицо, но это тоже не годилось, потому что оставляло следы.

* * *

Решение пришло само собой, когда Салтыков, возвращаясь как-то от Тони без машины, оставленной на профилактику, заметил, что в одном из домов, в квартале от Тониного дома, подъезды не закрыты на кодовые замки. Салтыков зашел и увидел, что многие из почтовых ящиков не заперты, а некоторые вообще не имеют дверцы.

Не откладывая дела надолго, Салтыков решил проверить, как работает придуманная им схема, и написал открытку на выдуманную фамилию, для начала, на Тонин адрес и опустил в центре города. Открытка появилась в Тонином ящике через пять дней. Тогда он отправил еще одно письмо, на сей раз, с вокзала. Прошло семь дней. Он повторил опыт несколько раз и только после этого рискнул послать поздравительную открытку на адрес вы бранного им соседнего дома и на фамилию несуществующего адресата. И без труда отловил ее, потому что к этому времени уже хорошо знал, в котором часу немолодая почтальонша в шерстяных носках и старых кроссовках разносит почту.

Салтыков был доволен. То обстоятельство, что этот дом находится совсем близко от Тони, его не смущало: мало ли какие в жизни бывают совпадения? Даже, может быть, это и лучше, потому что он всегда сможет сказать: «Что вы, товарищи, если бы это сделал я, разве я стал бы выбирать дом в двух шагах от места, где живет моя любовница? Я бы нашел для этого что-нибудь подальше». Да и что это он, в самом деле? Никто ни о чем его не спросит, и по очень простой причине: если ему удастся письмо отловить, оно будет уничтожено, и никто не сможет доказать, что оно когда-либо существовало, а если — нет (и это было самым утешительным в этой истории) он все равно ничем не рискует. Ведь если случится что-то непредвиденное и Юрганов по какой-то причине не отправит письмо или он, Салтыков не сумеет его отловить и оно попадет в чужие руки, то есть в руки потенциальных свидетелей, то просто-напросто потом ничего не будет: не будет он убивать Люську и все. По крайней мере, до тех пор, пока не придумает что-нибудь новое. А историю с драгоценностями он как-нибудь замнет, это не проблема.

Кроме того, ему нужна была машина, а его «вольво» — лимузин слишком большой и слишком заметный, его даже издали узнает любая собака. А без машины не обойдешься, потому что тут придется быстро крутануться в Москву, иначе его алиби рискует немного подмокнуть. Впрочем, эта проблема мучила его недолго. Салтыков решил, что ближе ко дню «икс» просто-напросто купит какой-нибудь подержанный рыдван, не оформляя покупку, а потом бросит его где-нибудь на улице, пока все не утихнет.

Словом, все складывалось замечательно, голова у него работала, и были моменты, когда он даже начинал гордиться своей изобретательностью. Например, ему пришла в голову мысль, что надо не только заставить Юрганова взять Люськины побрякушки и положить в карман, но и сделать так, чтобы нашлись свидетели, которые подтвердили бы, что эти самые побрякушки были вовсе не на даче, а в Москве, и, более того, украшали свою хозяйку и что, следовательно, Юрганов лжет.

Для этого надо купить Люське две пары одинаковых серег, например, и заставить ее надеть их в тот день, когда Юрганов найдет другую, точно такую же, пару, на даче. А уж все остальное доделает случай: наверняка найдется какая-нибудь Люськина приятельница, которая заметит новые серьги (баба есть баба), а потом вспомнит об этом. Впрочем, это дело будущего: пока он только придумал хороший ход, а осуществлять его он будет ближе к делу, тогда и купит серьги, чтобы сейчас не тратить деньги зря.

5

Лето подходило к концу, а Салтыкову все не удавалось сосредоточиться на главном, потому что его постоянно дергали: то Люська со своими проблемами и вечными требованиями денег, то с работы, где без него не могли обойтись, то, несмотря на запрет, звонила Бренда, а выносить Бренду он почему-то не мог совершенно и каждый раз раздражался и почти орал на нее, так что один раз даже Люська заметила и спросила, как это Бренда позволяет ему с собой так разговаривать. Словом, шалили нервы, и это было очень плохо, потому что ему давно пора было перестать дергаться и начинать думать о деле.

В конце августа позвонил Юрганов, и Салтыкову пришлось сказать, чтобы приезжал, хотя ему ужасно не хотелось знакомить его с Люськой. Почему, он и сам не знал.

И вот теперь он сидит на московской квартире, ждет Юрганова и со всей очевидностью понимает, что весь его замысел — полное фуфло и что никогда не получится у него то, чего он хотел. И что все его гениальные задумки не годятся ни к черту и, что самое обидное, виновата в этом была, как всегда, конечно же, Люська.

Они провели почти все лето на даче: супружница в этот раз почему-то не донимала его просьбами о поездках за границу. Может, не хотела, а может, рассчитывала пристроиться к нему, когда он соберется в Японию, потому что, как она говорила, давно мечтала там побывать. И Салтыков, зная об этом, японскую тему приберегал, так, на всякий случай: мало ли как оно могло впоследствии пригодиться?