— Пока! — Я пересказал показания Кобульяна и телефонный разговор с лже-Чугунцовым.
— Вот видите, — укоризненно произнес прокурор. — Разве можно допускать такие ошибки? Надо внимательно читать акт экспертизы и сразу делать соответствующие выводы.
Шеф прочно и искренне забыл, как торопил, призывал «не мудрить» и скорее заканчивать «простое» дело.
— А теперь разбираться сложнее. Вы что, подозреваете Золотова? Тогда зачем насторожили его раньше времени?
— Он и так насторожен до предела. Да и что он может сделать? Начнет дергаться, метаться, наделает, как водится, глупостей — вот и все.
— Ну-ну, вам решать. И отвечать за исход расследования тоже вам.
Шеф в упор рассматривал меня, глаза одинаково блестели, и я на миг ощутил привычную неловкость, хотя уже знал, какой искусственный, а какой — настоящий.
— А по поводу ресторанов и танцев напишите объяснение. Есть факт, я, как руководитель, должен его проверить. Вы сами заинтересованы очиститься от необоснованных подозрений.
Действительно, я был очень заинтересован, чтобы по анонимному клеветническому доносу шеф перетряхнул мой досуг, выясняя, не переступил ли следователь Зайцев дозволенного в отношениях с глупой куклой, проходящей по делу!
Отсутствие признаков радости Белов расценил как очередное проявление неблагодарности, потому не перешел, как обычно в конце разговора, на отеческий тон, а бросил отрывисто и сухо:
— Идите работайте!
И я пошел, размышляя: а не научена ли глупая кукла подтвердить анонимное сообщение? Тогда события приобретут скандальный характер, придется затратить много усилий, чтобы отмыться.
— Юрий Владимирович! — Голос Крылова остановил меня у двери кабинета.
По лестнице поднимались трое: молоденький милиционер, за ним — аккуратно одетый спортивного вида парень, Александр замыкал процессию. Если бы не напряженное лицо сержанта, сторожкие движения Крылова и отсутствие ремня на модных кремовых брюках парня, которые тот поддерживал руками, вряд ли можно было предположить, что конвоиры ведут задержанного.
— Налево! В угол! Сесть! — резко приказал Крылов, и только когда парень, поддернув, чтобы не измять, брюки, опустился на потертую скамью для посетителей у глухой стены в конце коридора, а сержант стал между ним и ближайшим окном, Александр выверенно сделал несколько шагов в сторону и вполоборота повернулся ко мне.
— За санкцией?
— Да, — кивнул он, не сводя взгляда с задержанного. — Мошенник — терся у магазинов, входил в доверие, брался достать ковер и подменял деньги на «куклу».
В коридор вышли практиканты.
— Молодые люди, у вас не найдется закурить? — с вежливой улыбкой спросил задержанный.
Валек, ощупывая карманы, направился к нему.
— Стой, назад! — явно подражая Крылову, скомандовал милиционер.
Валек как об стену ударился, обернулся вопросительно, я махнул рукой, и он, недоуменно пожав плечами, вернулся в кабинет. Следом поспешно юркнул Петр.
— Твоя Вершикова привлекалась к ответственности за спекуляцию, — сообщил Крылов.
— Дело прекратили за недоказанностью...
— Интересно...
— И Золотов привлекался, только давно, тринадцать лет назад, — продолжал Александр. — За мошенничество, как наш подопечный.
Он кивнул в сторону мирно сидящего парня в кремовых брюках.
— С учетом возраста — шестнадцать только исполнилось — передали в комиссию по делам несовершеннолетних.
— Материалы когда подошлешь?
— Сегодня и передам с кем-нибудь.
Крылов на миг расслабился и стал обычным Сашкой Крыловым.
— Как у тебя дела?
Я чуть замешкался.
— Нормально.
— Ну пока!
В нем опять произошла неуловимая перемена.
«Встать, прямо!» — конвой вел задержанного мошенника к прокурору.
Я заглянул к практикантам. Они о чем-то спорили.
— Это преступник? — спросил Петр. — Совсем не похож!
— А ты думал, у них рога растут?
— Не рога, но... Он же обычный человек — симпатичный, располагающий.
— С его специализацией иначе нельзя. Мошенник и должен вызывать доверие. Доверие — его инструмент, которым извлекаются деньги из кармана потерпевшего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мы составили планы. У меня подробней — пятнадцать пунктов, а у Валька — десять, — похвастал Петр.
Довольно хмуро, в соответствии с настроением, я объяснил, что дело не в количестве планируемых мероприятий, а вспомнив, добавил — и не в умении жевать пирожок — дался мне этот пирожок, — читая акт вскрытия трупа, что главное для следователя — способность вникать в суть событий, отыскивать скрытые закономерности, постигать психологию чужих поступков.
Поймал себя на нравоучительности тона и прервал монолог.
— Давайте ваши планы.
Просмотрел план Петра. Он предлагал сделать на даче обыск, воспроизвести показания обвиняемой на месте происшествия, провести судебно-психиатрическую экспертизу, очную ставку с Золотовым и направить дело в суд. Объяснить целесообразность и необходимость этих следственных действий он не смог, хотя довольно бойко цитировал отрывки из учебника и статьи Уголовно-процессуального кодекса.
Валек считал, что следует тщательно изучить личность потерпевшего: допросить его друзей, знакомых, участников трагической вечеринки, выясняя, как Петренко оказался на даче и что связывало его с остальными. Последним пунктом плана он поставил: «Проверить причастность Золотова к преступлению», не указав конкретных мероприятий.
Молодец, парень! Уловил, что Петренко явно не вписывается в эту компанию!
— А как ты собираешься проверять Золотова? И почему?
Валек растерянно потеребил ухо.
— Как — не знаю... Почему...
Он напряженно размышлял несколько секунд, потом махнул рукой.
— Интуиция! Рожа противная, и вообще он какой-то скользкий. Видно, что человек с двойным дном! Псевдос! Уже прочли? Тогда помните — рядом со смертью ищите псевдоса.
— Этак ты дойдешь до произвола! — сурово сказал Петр. — Мало ли у кого какая рожа! Теорию Ломброзо гальванизируешь? И какой такой псевдос?
Я как раз вручил Вальку книжку, и он тут же передал ее приятелю.
— Прочти — узнаешь!
— По лицу судить, конечно, нельзя, — поддержал я Петра. — Но и интуицию со счетов не сбросишь.
Заинтригованные ребята ожидали продолжения.
— Так прав я или нет? — не выдержал Валек.
— Поживем — увидим.
Не то чтобы я не доверял ребятам, но что-то удержало от сообщения о начале работы по новой версии.
В конце дня в кабинет без стука вошел низкорослый полный мужчина с надменным одутловатым лицом. На кого похож?
— Добрый день вам!
Он по-хозяйски осмотрелся, уверенно шагнул к столу.
— Золотов Федор Иванович, — с достоинством отрекомендовался он, протягивая руку.
— Я зашел к прокурору, но Павел Порфирьевич порекомендовал обратиться непосредственно к вам.
Понятно. При теперешнем состоянии дел Белов не стал выслушивать жалобы Золотова на излишнее беспокойство и предоставил мне возможность разбираться с ним самому.
— Очень хорошо. — Я вытащил из ящика стола бланк протокола допроса свидетеля. — У меня как раз есть к вам вопросы.
— Собираетесь допрашивать? — оскорбленно спросил Золотов. — А как же презумпция невиновности?
— Разве вы юрист? — польстил я Федору Ивановичу, и он охотно заглотнул наживку.
— По крайней мере в законах разбираюсь!
— Но недостаточно, — я улыбнулся самым приятным образом. — В качестве свидетеля может быть допрошен любой осведомленный человек. А презумпция невиновности касается подозреваемого или обвиняемого, еще не осужденного судом. Получается, что юридический термин употреблен совершенно не к месту. Хотя на неосведомленных людей мог произвести впечатление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он немного смутился. Но лишь на мгновение.
— Я пришел не для того, чтобы производить впечатление! Что за возня вокруг моей дачи, почему без конца таскают в прокуратуру моего сына? Вы понимаете, что компрометируете порядочных людей?
— А вам не кажется, что убийство на даче компрометирует куда сильнее, чем вызовы к следователю? И что в ваших же интересах подробно рассказать о происшедшем?