столкнёт её в неописуемо глубокую пропасть, из которой Кáта едва ли сумеет найти выход.
Отряд стрелой вылетает на слабо протоптанный тракт, выезжая из леса, где базировалась группа Смита. Дождь переливисто сыплет каплями, делая обзор ещё хуже. Катрина вновь оглядывается и всматривается в брезентовую крышу фургона, подскакивающего вместе с всадниками на ухабистом поле. Лейтенант чувствует, как за грудиной нарастает огненный пыл решительности: она сделает всё, чтобы повозка доехала целой, невредимой и успела к сроку. Она сделает всё, чтобы Леви жил.
— Мик, здесь правее и до посадки прямо! — перекрикивая ветер и дождь, обращается Катрина к ведущему всаднику. Закариас не оглядывается, однако резко выкидывает руку и жестом приказывает сместиться. Бурун въедливо всхрапывает, тряся головой, но идёт следом за конём Мика, не пытаясь перегнать того. И это обстоятельство внушает Бишоп надежду. Смутную, но надежду.
Конвой следует около четверти часа на Восток, петляя в ухабистых прериях. В какой-то момент приходится делать крюк, чтобы объехать замеченного Захариасом титана: вступать в бой при важной миссии и такой малочисленности — сравни безумству. Катрина и Александр то и дело дают подсказки, упоминая местность, на которую их отряд потратил два дня. Дорога выматывает своей напряжённостью, плохой погодой и щедрыми кочками, однако, в конце концов, не так быстро, но верно они выходят к реке Вальдо.
— До брода ещё минуты пять скорой ездой, — хрипловато от долгого надрыва говорит Александр.
Мик хмурится и приподнимается в седле, принюхиваясь.
— Брод только один? — оглядывается капитан. Кáта и Алекс с готовностью кивают, и их убеждённость не дарит Закариасу радости. Из-за мороси и тумана ему с трудом удаётся улавливать запахи. Он недовольно качает головой: — В той стороне есть титаны. Два — это точно. Быть может, даже больше…
Катрина поправляет капюшон, стараясь трезво оценить ситуацию:
— Брод, как бутылочное горлышко, — медленно произносит лейтенант. — Пройдём его, сможем выйти на тракт к штабу. Дальше идёт ровная дорога, иногда встречаются колки́{?}[Коло́к — островной лес в зоне лесостепи, обычно по междуречьям, в понижениях рельефа], это нам на руку.
— На равнине мы особо уязвимы, — поводит черту Мик, напоминая о малой мобильности УПМ без якорных зацепок. — К тому же ещё и с повозкой: она существенно тормозит…
— Но на равнине мы сможем набрать скорость, — глухо замечает Гюнтер. — Если даже столкнёмся с титанами, сможем увильнуть. Или оставить засаду в два человека на лестных участках.
Закариас с недовольным выражением поджимает губы и вглядывается в своих сопровождающих. В его глазах скользит непроницаемая пелена задумчивости, а через мгновение даже эта нота перестаёт улавливаться — он становится нечитаемым. Кáта чуть ёрзает в седле, крепче сжимая бока Буруна, чтобы унять нарастающую тревогу. Однако очередной порыв ветра пробирается под зелёный плащ, и между лопаток пробегает скоп мурашек, что отдаётся зябким послевкусием. На языке чувствуется нота горечи: путь к штабу, который они могут себе позволить только один — и он ведёт через брод Вальдо. Если Мик решит перестраховаться, то Леви…
Бишоп резко одёргивает себя, принуждая глубоко вдохнуть влажный воздух и отвлечься. Почти тут же Закариас хлёстко правит поводьями, разворачивая своего коня по направлению течения.
— Едем к переправе, делаем всё быстро. Малейшее промедление подобно смерти. В приоритете раненые…
Несмотря на скорость, река, пролегающая в этой местности, всё же имеет илистое и скользкое дно. Весь берег порос камышами, на подступах — ковёр из мха. Вода клубится и пенится, напоминая аморфное чудовище из детских сказок: воплощение ненасытного духа леса, что готов проглотить с десяток людей без усилия. Когда Мик первым спрыгивает на коне в поток, Бишоп внутренне собирается: остаётся лишь надеяться, что их отряд не станет одной из легенд, связывающих эту реку с историями об уроках жизни.
На подступах Кáта рефлекторно проверяет упряжь и подпругу, открывает дорожную сумку, сверяя наличие троса, бинтов и прочего. Нервно закусывает губу. После Закариаса в воду идут ударники — Бурун, навострив уши, с удалью перемахивает камышовый подступ, и Бишоп остаётся лишь радоваться отсутствию упрямства. Скорый поток захлёстывает коня по подгрудок. Их обоих — и всадника, и лошадь — обдаёт пробирающим немилостивым холодом, а дождь, будто бы назло, усиливается, переходя из мороси в косой обложной. Бурун фыркает, встряхивает головой и закусывает удила, начиная продвигаться вперёд, к другому берегу. Бурлящая пена лижет форменные сапоги, тина прилипает к коже, вбивается в свободно болтающиеся стремена, а брызги заливают брюки, но Кáта лишь сильнее прижимается к загривку: поводья она отпустила почти сразу же, ведь при форсировании лучше всего довериться чутью животного. За спиной раздаётся всплеск — в воду следует повозка.
От этого знания в душе разливается мягкое тепло: до штаба — рукой подать, четверть часа и Леви будет уже на операционном столе в умелых руках врачей…
Она чувствует, как ближе к берегу, стоит уровню воды помельчать, Бурун сильнее упирается, напрягая ноги: илистое дно начинает затягивать копыта. Однако конь с всхрапом достигает миражного берега, вскарабкиваясь на твёрдую землю. Катрина облегчённо выдыхает и смотрит по сторонам, как вдруг замечает резкое движение боковым зрением: нахмурившись, Мик резко ведёт носом по ветру. И почти сразу её уши различают поступь титана.
Капитан быстро вскидывает руку:
— Скорее на берег!.. — Закариас не успевает договорить — из ниоткуда, рассекая пелену хмари, ломая ветки, у брода реки появляется внушительный восьмиметровый титан. Его ступня прижимает к земле многолетнюю рябину, словно щепку, а на огромном лице застыло странное выражение услады от скорой наживы.
Катрина тянется к рукояткам УПМ, когда мимо неё вдруг проносятся Линн и Гергер — центр построения. Разведчики молниями взлетают на ходу, треск газовых баллонов сглатывается дождевой пеленой. Мик раздражённо подцепляет лезвия из ножен и, перед тем, как бросится в бой, приказывает:
— Вы двое, — Кáта и Александр вытягиваются по всей форме, — ведите повозку вперёд. Мы выиграем время.
Повторять дважды не приходится. Бишоп в запале оборачивается на реку, желая передать указание вознице, однако с ужасом давится вдохом.
— Вот ведь… — Александр бормочет под нос ругательства, разбирая мир на составные частицы недовольства. А Васкес, замыкающий их колонну арьергардом, только заступает на переправу, и его коня почти что сносит течением.
У Кáты снова скручивает живот — все органы будто в узел переплетаются, оставляя вокруг себя потерянную пустоту. Рвануть с повозкой прямо сейчас не выйдет: колёса её увязли в трясине и притопились в иле. Запряженные лошади, погоняемые хлыстом, сдавленно ржут, пытаются выпутаться из скользкого затягивающего дна, однако их силы хватает лишь на то, чтобы раскачать колесо на несколько градусов. Натан приподнимается