по всей груди и въедливо расползлась на плечи и спину. Видя голубо-серые радужки и слыша сдавленный стон, просочившийся сквозь зубы, Катрина отрезвлённо хмурится, возвращаясь в действительность. Леви ранен, и этого не исправить. Однако его и других раненых ещё можно спасти. А этого шанса Кáта упускать не собирается.
— Держись, Леви, милый, пожалуйста… Только держись… — шепчет она, так тихо, что едва сама слышит слова, а веки Леви наливаются свинцом. С хриплым отзвуком боли, он вновь отключается, надрывно пытаясь урвать воздух ртом. Катрина сжимает ладони в кулаки, разворачивается лицом к Смиту и заставляет голос звучать твёрже стали: — Разреши мне сопровождать повозку.
Эрвин лишь поправляет свой плащ, качает головой, словно предугадывал такой исход:
— Нет. Кáта, в таком аффекте это не лучшая идея. — Командир отходит на шаг назад и манит её идти следом. — Сняться с места всем и разом не получится. Сначала — конвой с ранеными, а спустя пару часов — остальные. Мик позаботится о Леви, как и о других раненых, а ты останешься с Дунканом и оставшейся группой. Ещё требуется…
— Отряд Мика тоже пострадал, у него не хватает людей: ты говорил ему добрать солдат, — возражает она, подаваясь наперерез Эрвину. Преграждает путь, руки в боки. И хоть командир намного выше и шире её в плечах, воинственность девушки вынуждает его остановиться. Они схлёстываются взглядами, Смит хмуро сводит брови, сетуя на такое упрямство. — Разреши идти. У меня нет нареканий в дальнем следовании и ближнем бою…
— Это не перекрывает эмоции, что… — начинает было командир, но Кáта упорствует, перебивает.
— Мои эмоции толкают помочь Леви. Задача сопровождения — довезти повозку до штаба как можно быстрее. — Дождь моросит, покрывая кожу блестящей холодной плёнкой влаги. — Обе цели совпадают, так не лучше ли применить всё во благо, Эрвин?..
Смит щурится, его голубые глаза играют оттенками угрюмости. Он ультимативно скрещивает руки.
— Дункан наверняка тебя не… — Эрвин запинается, когда в разговор вклинивается новое лицо.
Упомянутый капитан является сам собою. Привычным скорым шагом подходит к командиру и, коротко кивнув, жестом указывает на лейтенанта:
— Чего это она? — обращается он к Смиту, но Катрина, цепляясь за шанс, с горячкой поворачивается к Дункану.
— Капитан, разрешите удалиться от отряда и сопровождать повозку?
Дункан с лёгким флёром индифферентности оглядывает поляну, примечая запряжённый фургон. Проходят сущие секунды, и он вдруг с пониманием зыркает на Смита:
— Леви, да? — не дожидаясь ответа, Дункан устало вздыхает. — Ради Сины, пусть идёт, Эрвин. Оставишь тут — ничего хорошего не выйдет, она же на месте не усидит…
Командир будто только этого и ждал. Он гордо вздёргивает подбородок:
— И эта подверженность эмоциям только подтверждает, почему ей не стоит идти в сопровождении…
— Я имел в виду, что толка в ней будет больше, если дашь этому всплеску найти применение в деле. Горячая голова ногам покоя не даёт. Мик как раз сейчас выбирает двоих, чтобы укомплектоваться. — Эрвин отмахивается. Дункан сипло усмехается, заходя с другой стороны: — Хорошо, тогда вот что: она плоха в лагерном деле и ремесле снабженцев. — Кáта чувствует, как её щёки вспыхивают на несправедливую клевету, но она вовремя прикусывает язык, понимая, что делает её капитан. — Толку здесь от моего лейтенанта — свист, да и только. Отошли, будь добр…
Смит вымученно трёт пальцами пульсирующую переносицу. Дункан ехидно добавляет:
— А ещё хороша в бою и защите, будет не лишним взять такую в обоз. Ежели до кучи — Мик не разбирается на местности, через которую идёт самый кратчайший путь в штаб — это как раз квадрант моего отряда. Найти брод без знающего человека будет крайне сложно… — Эрвин угрюмо всматривается в капитана, видимо, желая испепелить того взглядом. Но Дункана таким не возьмёшь, не лыком шит: — Что ещё мне сказать, чтобы ты, наконец, отправил её с Закариасом?..
Суматоха лагеря окружает их: то тут, то там снуют солдаты, наспех складывающие инвентарь, палатки, прочие принадлежности. А Эрвин возвышается над всеми ними безэмоциональной глыбой с холодным взглядом и хищным блеском в глазах. В какой-то миг он раскрывает губы, и Катрина почти решает, что не сумела додавить, как старший по званию скупо бросает:
— Уже сказано достаточно.
***
Бурун начинает финтить сразу, стоит лишь Катрине подойти к нему и сунуть чудом утянутую у снабженцев морковку. Конь будто предчувствует наступившую перемену и дальнюю скачку: наскоро прожевав подношение, он нетерпеливо шаркает из стороны в сторону, то и дело фыркает, мотая головой. Нетерпеливо закусывает удила и бьёт копытом о размягчённую дождём землю. Когда Кáта ставит ногу в стремя и, ухватившись за переднюю луку{?}[Передняя и задняя лука — приподнятый изгиб переднего и заднего краёв седла, соответственно, которые ограничивают сиденье; могут быть использованы для зацепки при посадке на лошадь.], садится в седло, Бурун тут же срывается с места, лихо вклиниваясь в построение.
Катрина поправляет сумку с самым необходимым и, огладив бок питомца, оглядывается на конвойное сопровождение. Они уже почти пересекли кромку леса и вышли в туманную прерию. Впереди идёт Мик Закариас — его навык в “вынюхивании” титанов и капитанская хватка становятся руководящим звеном всей миссии. В повозку запряжено две лошади, на кóзлах сидит совсем юный солдат, быть может, даже вчерашний кадет. Следом, по бокам, будто маленький авангард, поставлены двое из ударных отрядов: Кáта и Александр, которых Дункан отдал нехотя, скрепя сердце и приправляя всякое слово остротами. Далее идут уцелевшие из отряда: Гергер и Линн, а замыкает Васкес. Нанаба, Хеннинг и Томас, как выяснила Бишоп, среди прочих в повозке с ранеными.
В мыслях раз за разом крутятся слова Эрвина, сказанные им перед отъездом:
— Головой за него отвечаешь. Он мне живым нужен.
— Он всем нужен живым…
Катрина хмурится: мир стал разом слишком хрупким и ненадёжным. Как бы ни было эгоистично, но в первую очередь Леви требуется ей самой. Бишоп сжимает в руках поводья, украдкой косится на гремящую рядом повозку. Перед глазами тут же услужливо мелькает морок раненого Аккермана, а в животе становится до противного пусто. Кáта слишком привязалась к хмурому капитану, слишком доверилась и слишком открылась. Впервые за многие года Катрина распахнула своё сердце и отдала трепещущий жизнью комок другому человеку. Леви стал больше, чем просто человек, с которым ей хотелось проводить всё свободное от службы время, чьи поцелуи и касания были приятны, а мысли и слова желанны. Для Бишоп он стал человеком, к которому хотелось возвращаться несмотря ни на что, с котором хотелось быть. Жить. И оттого потерять Леви сейчас кажется фатальным исходом, что