Перемещаясь доселе по Москве или по многолюдным пригородам, Алексей подобного запустения ещё не видел и не предполагал, что эти благодатные и густонаселённые прежде места окажутся столь обезлюдившими. Он высказал мысль, что запустение должно быть, вероятно, связано с последствиями происходивших на этих самых полях ожесточённейших сражений,- но Мария сразу же его переубедила, ответив, что деревни начали вымирать значительно позже, с начала семидесятых. “Однокомнатный барак на городской окраине, в котором есть горячая вода и тёплый туалет, для людей оказался в разы предпочтительней всего этого простора и красоты!”— объяснила она. И потом, сославшись на мнение брата, добавила, что путь социального развития человека в сегодняшней России прост и прям: старики доживают свой век в деревнях, дети перебираются в областные города, пусть даже и в бараки, внуки - внуки уже штурмуют Москву, ну а правнуки, получая относительно сносное образование и разучивая языки, мечтают навсегда Россию покинуть.
— Тогда выходит, что у нас нет будущего?— спросил Алексей, помрачнев.
— Да, выходит, что нет. Хотя полным ходом идёт замещение вымирающих русских переселенцами с Востока. Приедет такой вот из Средней Азии, помашет два месяца метлой в Москве - и у него уже есть на руках деньги, чтобы купить здесь за гроши развалюху, которая по документами считается вполне законным жильём, после чего прописаться в ней и со временем сделаться новым гражданином России…
— Ну а потом? Что будет с ним потом? Его дети, наверное, тоже захотят жить в областном городке, внуки устремятся в Москву, а правнуки - за кордон. Неужели это так?
— Так, именно так…
— Да… но ведь это же глупо и нелогично! Иметь такую роскошную землю - и стремиться туда, где нет земли, нет чистого воздуха, где тебя делают ничтожным, но при этом самодовольным винтиком!.. Если это всё так, то люди, наверное, сошли с ума.
— Разумеется. Однако для большинства сумасшедшими являемся именно мы с тобой, поскольку хотим этот порядок хоть в чём-то изменить.
— Всё равно не понимаю… Страшно представить, каким количеством крови полита эта земля, вот именно эта самая земля, что сейчас у нас под ногами! Мне даже страшно заглядываться на траву и цветы, потому что я вижу, как они прорастают из человеческого праха, рассыпанного здесь повсеместно… А сколько боли и отчаянья вместило в себя это пространство, каждая его пядь, каждый объём воздуха, окружающий нас! И выходит - всё напрасно? Всё зря?
— Выходит, что да,— снова согласилась Мария, остановившись и силою надломив подвернувшуюся под руку ветку.
Алексей предпочёл не отвечать. Он выбрал на пригорке место посуше, сел на землю и закурил.
— Я всё-таки думаю,— спустя некоторое время продолжил он,— что я был прав, когда однажды говорил, что все наши беды происходят оттого, что мы не верим в свои силы и живём по программе, придуманной за нас. Имея такую землю и всё необходимое для жизни самостоятельной и прекрасной, мы веками пребываем в зависимости от посторонних и преклоняемся перед их жалкими фетишами. Но самое парадоксальное состоит в том, что то дело, которым мы занимаемся сейчас - оно нисколько не сокращает этой роковой зависимости! Если, в конце концов, мы добудем эти царские векселя и сможем с их помощью развернуть мировые банки в сторону нашей страны - мы лишь усилим эту нашу зависимость и несамостоятельность. Немного облегчим путь для тех, кто собирается отсюда бежать.
— Ты предлагаешь остановить поиски?— донеслось из-за спины.
— Нет,— ответил Алексей не оборачиваясь и выдыхая горький дым.— Коль скоро это наша работа и наш долг, то мы должны идти до конца. Сделаем дело - потом разберёмся.
— А вот что бы ты сделал, когда добьёшься победы?
— Не когда, а если,— поправил Марию Алексей.— Если добьюсь - то, прежде всего, устрою так, чтобы ты могла выступать на сцене без обязательств и унижений. Затем - затем пускай Петрович доводит до ума свою помидорную ферму. Что же для себя предпринять - не знаю. Наверное, чтобы заниматься наукой и прочим творчеством, мне придётся купить себе документы: дипломы, разные справки - но сейчас же всё продаётся! Ну а с остальным - остальное отдадим народу и государству. Придумаем, как лучше это сделать, и отдадим. Без остатка, всё! Пусть, если захотят, строят здесь новую страну. А если строить не в состоянии - то пусть на эти деньги сваливают отсюда и переселяют за границу всю Россию целиком, пусть! Денег будет много, на всех хватит! И тогда наша старая страна, эта наша прекрасная прежняя Россия, останется памятником всему тому, что здесь когда-то было и прошло навсегда. Память ведь тоже чего-то стоит! И пусть эта земля пребывает, как сегодня, чистой и неосквернённой как можно дольше. До тех пор, пока сюда не придут другие люди и не оживят её.
— И тебе не жалко?
— Нет. Ведь если всё, о чём мы говорили, всё - именно так, то и не должно быть жалко! Жалко тех, кто сложил здесь голову, и особо жаль конкретно того, кто погиб здесь вместо меня… Но память лучше не трогать, чем осквернять… А вообще-то, Маш, у меня сейчас такое ощущение, что мы, приехав в эти места, занимаемся здесь ничем иным, как прекращением истории. У меня железное предчувствие, что документы Рейхана мы обязательно найдем. А раз так - то раскроем, наконец, всю эту с потрохами тысячелетнюю тайну, из-за которой мы до сих пор самих себя не понимаем!
— Но ведь тогда может начаться и новая история?— лукаво усмехнулась Мария.
— Если ты, Маш, видишь во главе этой истории человека типа меня, то ты точно ошибаешься. Наполеона или Ленина из меня не выйдет, да и вообще кто я такой для публичной деятельности - с липовыми документами и инфернальным прошлым? Других Наполеонов я также вокруг не замечаю. Ну а раз так, если не предвидится предводителя, способного сообщить истории новой поворот, то и не будет истории вообще.
— Круто ты… Но тогда действительно нужно все поиски остановить и не рисковать. Тем более если история по любому завершится без нас?
— Но если так рассуждать, то и жить не надо,— угрюмо ответил Алексей.— Хотя мы ведём спор ни о чём! Наша персональная история пока не завершилась, и нам не дано знать, когда это произойдёт. Лично меня пятнадцать миллиардов счастливым не делают. Поэтосу остановиться и жить тем, чего мы уже достигли, было бы верхом мещанства.
— Значит, конец придёт не скоро,— произнесла в ответ Мария.
— Как в “Житии” протопопа!— улыбнулся Алексей.— Опальный Аввакум оставил замечательную запись по дороге в сибирскую ссылку - их гнали по замёрзшей реке, сквозь торосы, и его попадья, не выдержав, взмолилась: “Долго ли, отче, муку сию терпеть?” А он ей в ответ: “До самыя смерти!” И тут же слышит согласный вздох: “Добро, Петрович, ино ещё побредём”. Так же вот и мы - ино ещё побредём! Надо бы не забыть эту историю Петровичу рассказать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});