– Если бы нас видели шпионы твоего отца, то вряд ли стали бы так дико вопить, – рассудительно ответил молодой граф. – Сама посуди: им нужно было не спугнуть нас, а выследить. Верно?
Екатерина слабо кивнула.
– Скорее всего, это какая-то крестьянка забрела в чащу за ягодой или грибами и наткнулась на Байярда. Испугалась, может быть, даже приняла его за медведя или еще какого-то ужасного зверя, вот и заорала, ну а он, конечно, тоже струхнул, заржал… Так вполне могло быть, верно?
Екатерина опять кивнула, изо всех сил пытаясь уверить себя, что так, именно так все и было, но никак не могла успокоиться. Сердце чуяло беду. Если их видели, если донесут отцу… Ведь Миллесимо так и не удалось убедить графа Вратислава о необходимости скорейшего отъезда из России. И сколько еще придется убеждать – неведомо. А за это время всякое может произойти. Если бы можно было прямо сейчас сесть впереди Альфреда на его коня, как в тех французских книжках с картинками, которые граф ей приносит и в которых храбрые рыцари запросто похищают своих возлюбленных в любое удобное для них время! Но жизнь – это не книжка с картинками. В ней все сложнее, все проще, все страшнее. Семья не потерпит бесчестия, они вынудят императора принять такие жуткие меры после ее бегства… Да его и вынуждать не придется. Может быть, Екатерина и не больно-то нравится ему, но сама мысль о том, что женщина, которой он оказывал внимание, может предпочесть другого, заставит его потерять голову от ярости. Хоть Петр и мальчишка еще, но Екатерина боится этого мальчишки, ибо знает, что в его жилах течет кровь бешеного императора Петра Первого. Судьба его первой жены, Евдокии Лопухиной, проведшей жизнь в самом суровом монастырском заточении только за то, что Петр полюбил другую, судьба его неверной подруги Марии Гамильтон, расставшейся с головой, потому что она осмелилась полюбить другого…
Надо как можно скорее вернуться домой, решила Екатерина, убедиться, что никто не заметил ее отсутствия. Скажет, ей стало дурно по-женски, такое бывает после целого дня бешеной скачки. Матушка поможет отовраться…
Миллесимо пытался удержать возлюбленную, но понял ее состояние и все, что мог, это проводил на тропку, ведущую к усадьбе. Крепко обнял на прощание, чувствуя, как напряжено ее тело. Впервые Екатерине хотелось, чтобы свиданье закончилось как можно скорей, даже поцелуй казался слишком долгим, опасно долгим!
Кое-как высвободившись из рук графа, она побежала по тропке – и вдруг вскрикнула, метнулась в сторону:
– Змея!
Змей, лягушек, ящериц она боялась еще сильнее, чем отца, чем даже императора.
Миллесимо схватил валявшуюся в траве коряжину, кинулся на помощь, но с облегчением расхохотался:
– Да это просто какая-то тряпка!
Поднял ее – и нахмурился. Тряпка? Нет, это пояс со множеством карманов и пряжек. Он сделан из очень тонкой и прочной кожи, а изнутри подшит мягкой тканью, чтобы не натирал голое тело. Ведь такие пояса обычно прячут под одеждой. В них носят деньги, драгоценности, секретные письма. Но все карманы этого пояса были пусты, содержимое их исчезло бесследно. Нет, не все… один карман был застегнут, и в нем Миллесимо обнаружил розовый яшмовый сосуд с золотой крышечкой. Сосудец был маленький и плоский, выточенный в форме сердечка, а крышечка притерта настолько плотно, что, как ни старался граф, не мог ее повернуть. А может быть, тут был какой-то секрет, кто знает.
Екатерина взяла из рук возлюбленного сосудец, восхищенная его красотой и тонкостью работы. Даже на миг забыла об опасности. Поглядела на пояс – и вдруг смутное воспоминание воскресло в голове. Как это кричал перепуганный Никодим Сажин, обвиненный в краже золота у испанского курьера? «Не было у него мошны! Был токмо пояс с карманчиками…»
Не тот ли самый пояс держит в руках Екатерина? Но коли так, кто обронил его? Похищен в Лужках, а валяется здесь, близ усадьбы Долгоруких?
Она вспомнила, как волокли на конюшню преступного Никодима. А дочь его? Где была в это время его омерзительная дочь? Бегала по лесу, где и потеряла пояс, который, должно быть, украла у отца. А может, Никодим сам отдал его дочери, предварительно опустошив карманы. Но не все… Понятно – не смог открыть сосуд. Что же там может быть?..
А, какая разница! Духи, нюхательные соли – что еще? Главное другое – кричала жутким голосом в лесу, спугнула их с Альфредом именно эта девка, Мавруха, что ли. Мало ли почему она орала, с убогих да скорбных разумом спрос невелик! Как говорится, моча в голову вдарила. Слава Богу, бояться нечего!
Екатерина перевела дыхание, улыбнулась Миллесимо, который сразу засиял в ответной улыбке, увидев, что его возлюбленная успокоилась.
– Я заберу этот пояс, – сказала она. – Думаю, этот испанский курьер узнает его.
– Какой испанский курьер? – изумился граф.
Только тут Екатерина вспомнила, что Миллесимо ничего не знает о случившемся. Раньше ей было не до рассказов, слишком стремилась поскорее оказаться в его объятиях. Но времени на долгие объяснения не было и теперь. Кое-как, перескакивая с пятого на десятое, она рассказала об ограблении курьера, об убийствах, чинимых одним из крепостных отца. Миллесимо остолбенел от изумления.
– Я немедленно извещу де Лириа! – возбужденно воскликнул он.
– С ума сошел! – всплеснула руками Екатерина. – Тогда все поймут, что это я тебе рассказала, а значит, мы виделись. Молчи, погубишь и меня, и себя. Пускай отец сам пошлет нарочного к испанцам…
Мысль об отце вновь наполнила ее сердце страхом. Кое-как поцеловав Миллесимо, она побежала по тропе, раздраженно волоча за собой подол амазонки. Граф подождал, пока стихнет шелест травы под ее проворными ногами, и, вскочив на коня, погнал верхом в противоположную сторону.
Вечер опускался на лес. Стало тихо…
Ноябрь 1728 года
Из донесений герцога де Лириа архиепископу Амиде. Строго конфиденциально
«Ваше преосвященство, сие письмо мое будет всецело посвящено тому же самому, о чем я писал в письме прежнем. Великая княжна в отчаянном положении, теперь уже не только упомянутая ранее Анна Крамер, но и осторожный Остерман, и даже лейб-доктор Блументрост почти во всеуслышание признают, что дни ее сочтены. В связи с этим невольно задумываешься о судьбе этого императорского дома. Смерть, угрожающая великой княжне, заставляет меня трепетать за царя, который нимало не бережет себя, подвергаясь суровости непогоды с невыразимой небрежностью. Случись, умри этот монарх – здесь произойдет ужаснейшая революция; не берусь предвещать, что последует. Скажу только, что Россия возвратится к своему прежнему состоянию, без надежды подняться, по крайней мере, в наше время. Какова в таком случае будет судьба Венского союза и государств, которые строят свою политику в расчете на союз с этой непредсказуемой империей? Вы сами понимаете, ваше преосвященство, что интерес наш состоит в том, чтобы его величество русский государь Петр Второй оставался у власти как можно дольше. Не то дела наши здесь могут оказаться неожиданно плохи.