Читать интересную книгу Три грустных тигра - Гильермо Инфанте

Можно пару слов о грудях? Я видел в зеркале их отражение в профиль. В вечер нашего знакомства они были большие, рвущиеся перепрыгнуть барьер целомудрия и декольте, юные, а сейчас выглядели вялыми, длинными и заканчивались темно-лиловыми большими сосками: они мне не нравились. Груди Ливии, я и их успел заметить, тоже изменились не в лучшую сторону, и я решил больше не смотреть, чтобы сохранить навсегда хорошее/плохое воспоминание: лучше лишиться рая из-за обманчивого румяного яблока, чем из-за сухого скучного плода с древа познания. В первый вечер Миртиле можно было дать лет пятнадцать-двадцать, а теперь стало непонятно, сколько ей лет на самом деле, ясно одно, когда-то — в детстве — она страдала рахитом, потому что грудная клетка выглядела явно искривленной, и вся она была не стройная, а истощенная. Без помады губы оказались того же фиолетового цвета, что и соски, только бледнее, и, несмотря на невероятно тонкий восхитительный нос и большие светлые глаза с длинными ресницами, какая-то бабушка-негритянка проглядывала за химией всевозможных притирок и физикой ламп накапливания красоты: как и Ливия, Миртила теперь выходила из дому только вечером; обе густо красились. Еще я заметил, что она напрочь выбривает брови, и лоб от этого становился неестественно высоким. Она мне не нравилась: не ради такой тетки я бросился в омут адского зноя августовским вечером, во мрак уходящего света, в спираль вопросов без ответов, которые Миртила, красясь, задает почти готовой к выходу Ливии:

Ливия милочка включи свет пожалуйста Ливия ты как считаешь чем лучше очищать лицо вяжуще-освежающим кремом Лисабе Тарден или ванишинкримом Понс/ Ливия не слышит, она в гостиной у окна красит ресницы/ Ливия золотце а тональник лучше Лильдефрансе или АморетаКрем или как думаешь лучше Сияющий Вечер, если сверху арденовскую пудру/ Ливия садится, ставит на колени лаковую шкатулку и начинает что-то искать/ А вот помаду как тебе кажется Арден Пин или Голден Попи, не знаю, они обе на вкус противные. Луис Иксвэ от Ревлон подойдет, не подойдет? Какая погода-то будет, подруга?/ Ливия достает из шкатулки крупный перстень/ Росаурора ничего такая, но с этими брюками как-то не знаю/ Ливия достает серьги в тон перстню и надевает/ Ладно, намажусь ванильным кораллом ревлоновским и дело с концом: надоело уже выбирать в самом деле/ Ливия достает из лакированной шкатулки длинное ожерелье из искусственно выращенного жемчуга: все, что она носит, не лишено качества, но качества посредственного, поддельного: как-то раз один снимавший ее фотограф, Джессе Фернандес, сказал мне: «Старик, здесь она, может, и модель, но в Нью-Йорке или в Элэе была бы дорогой девочкой по вызову»/ Ливия Шелковый Лик от Лены Рубинстейн лучше Маскараматика или Айчадо лучше, или Косметик от Ардена/ Ливия идет на кухню, открывает холодильник и наливает стакан молока, подкормить нарождающуюся язву/ М-да, конечно. Прикинь, я на себя вылила целое ведро освежающей воды. Морни, Июньские Розы, вот теперь не знаю, чем душиться. Как считаешь, Мисдиором или Диорамой. Я-то сама думаю, лучше всего Диорисимо/ Ливия садится на тот же стул в гостиной и медленно пьет молоко/ Хотя, в общем, Маги ланконовские или Арпеге вот эти, Ланвин, тоже очень ничего, даже очень и очень ничего. Или все-таки Линтердит от Гивенчи, это мои счастливые.

Я смотрю на Ливию, а она впервые смотрит на меня: беззвучно выругавшись, подносит ладонь к горлу. Миртила поднимается и надевает черную полуграцию и черный же пояс для чулок и начинает натягивать чулки (темно-лиловые), сидя на краешке банкетки у туалетного столика: я вглядываюсь и нахожу, что она напоминает броненосца, средневекового японского воина, хоккеиста. Сходим сегодня куда-нибудь? сам не зная почему У нас сегодня съемка для Энканто отвечает она, не отрываясь от деликатного процесса обволакивания длинных точеных ног темной, шелковистой, эластичной сеткой А потом? спрашиваю я Потом домой, нужно отдохнуть. Вчера я вообще нисколько не спала, ни вот столечки ВООБЩЕ. Она встает и поворачивается ко мне Как я выгляжу? Я окидываю ее взглядом и говорю Потрясающе, и она вправду выглядит потрясающе: другая женщина. Ты еще платья не видел: сегодня в первый раз надену. Задать ей, что ли, третий вопрос (Everything happens in threes), но зачем. К счастью, Ливия зовет меня, я иду в гостиную. В другой раз Арсен говорит Миртила. Не помню, что я ответил.

Ливия Эта деревенщина у меня уже в печенках сидит шепчет мне Что ни день, то выпендрежнее, и еще меня учить пытается и громче это меня-то, да я ее пообтесала хоть немножко, и вот благодарность. И тут же громко Как я тебе, милый? спрашивает Правда же я хороша как никогда? Я смеюсь Да королева но в дремучем лесу живет Белоснежка, в сожительстве с семью гномиками. Она мягко ударяет меня по голове своим невидимым веером Опять за свое. Нет, серьезно, ты роскошно выглядишь. Вы обе роскошно выглядите. Не знаю, кого выбрать. Я открываю дверь Но я-то всегда говорит Ливия была твоей настоящей любовью и ухожу. Да отвечаю с площадки. Единственной и последней. Натыкаюсь на перила и начинаю спускаться, кляня лестницу: шаг в обморок, следующий — в бездну, следующий — в небытие. Когда уже починят свет в этом чертовом доме?

Пятый

Помню, я тогда еще была невестой своего мужа. Нет, вру, еще не невестой, но он за мной заходил, водил в кино или гулять, а в один прекрасный день пригласил к себе домой, познакомить с родителями. Это был Новый год, он заехал поздно, где-то в восемь, я уж думала, не приедет, и соседи со всего дома вышли на балкон посмотреть на нас, а моя мама не стала выходить, знала, что все смотрят, и очень мной гордилась, что у меня молодой человек при деньгах и приехал за мной на открытой машине и повезет к себе домой ужинать, и она мне сказала: «Солнышко, его уже весь квартал видел. Теперь он на тебе обязан жениться. Не дай нам опозориться», — и я, помню, ушла мамой недовольная. И хотя на носу был Новый год, стояла страшная жара, а я очень волновалась, на мне было единственное приличное платье, совсем летнее, и я хотела дать понять, что из-за жары-то его и надела, и поэтому, только села в машину, сказала своему жениху: «Рикардо, как жарко», а он сказал: «Да, невозможно. Хочешь, уберу крышу?» — так внимательно, так воспитанно, так галантно.

Когда мы приехали к нему, я сразу себя почувствовала в своей тарелке, потому что все были одеты очень просто, даром что жили в Контри, и его папа был от меня в восторге и хотел как-нибудь научить играть в гольф, и мы решили пообедать в саду, а вот аперитивы выпить в доме. Мне было так хорошо там с Артуро, то есть Рикардо, и с его братом, который учился на врача, и с его мамой, очень молодой и красивой, будто Мирна Лой, только кубинка, очень изысканная женщина, и с папой Рикардо, он был высокий и интересный и весь вечер не сводил с меня глаз. Я чуть-чуть выпила, мы сидели в гостиной, разговаривали и ждали, когда индюшка хорошенько подрумянится, и папа Рикардо позвал меня с ним сходить на кухню. Помню, у меня закружилась голова, и папа Рикардо крепко держал меня за локоть, до самой кухни, и еще у меня заболели глаза от яркого белого света на кухне, потому что во всем доме было темновато из-за деревьев за окнами. Я подошла посмотреть индюшку и тут заметила служанку, которая нам подавала напитки и помогала повару (они были очень богатые, у них была не кухарка, а повар), и тут я заметила, что она не старая, и вспомнила, как мама Рикардо говорила что-то насчет опыта у нее нет, я увидела ее при свете кухни, как она ходит от стола с салатами к раковине или к холодильнику и ни разу на нас не взглянет, и мне показалось знакомым ее лицо, я заметила, что она не старая еще, и тут-то вдруг поняла, что мы с ней учились в школе в моей деревне и что вот уже лет десять, наверное, прошло, как мы с родителями переехали в Гавану, как я ее не видела. Она так постарела, доктор, так плохо выглядела, а она ведь была моего возраста, моя ровесница, мы с ней играли, когда были маленькие, и очень дружили и обе были влюблены в Хорхе Негрете и в Грегори Пека, сидели по вечерам у меня под окном и мечтали, что мы сделаем, когда вырастем, и мне стало так горько, как я ее узнала, я даже не поздоровалась, подумала, ей будет неловко, и вышла из кухни. Потом уже, в гостиной, я чуть не пошла опять на кухню с ней поздороваться, потому что подумала, что раньше не поздоровалась, чтобы семья Рикардо не узнала, что я сама деревенская и раньше тоже бедно жила. Но так и не пошла.

Мы все не садились за стол, не знаю: что-то там не то было с индюшкой, и мы выпивали и выпивали, и тогда брат Рикардо захотел показать мне дом, и мы сначала сходили в комнату Рикардо, а потом в комнату брата, и, не знаю зачем, я зашла в ванную, занавеска в душе была задернута, а брат Рикардо сказал: «Не смотри туда», но мне стало так интересно, что я отодвинула занавеску и заглянула, а там, в ванной, в грязной воде лежал скелет еще с ошметками мяса, человеческий скелет, и брат Рикардо мне сказал: «Я его чищу». Не знаю уж, как я выбралась из ванной, как спустилась по лестнице, как села за стол во дворике. Только помню, брат Рикардо взял меня за руку и поцеловал, и я его поцеловала, а потом он провел меня через темную комнату.