Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Продолжая ругать старуху, солдат принялся таскать на стол все, что было в поставце. Петр улыбнулся, глядя на хозяйничество служивого. Но хозяйке было не до того: она злобно посматривала на солдата, который теребил ветчину.
С улыбкой самодовольства сел потом служивый за стол, наполненный съестным.
— Тьфу ты, съедят-те мухи, какой у нас теперь славный ужин! Ну-ка, брат Гриша, откупоривай склянку да наливай себе и мне донской-то!
— Наливай-ка ты сам, — отвечал Петр, кивнув головою на склянку. Вмиг чарки были наполнены. Петр и солдат взяли их в руки и, осушив до дна, принялись, крестясь, ужинать. Петр ел очень мало, он не выходил из своей задумчивости. Но зато солдат уплетал за десятерых.
Окончив ужин и поблагодарив Бога, Петр по-прежнему сидел, опершись на руки головою, а служивый, обращаясь к хозяйке, спросил:
— Ну, хозяйка, где бы нам с Гришею лечь спать-то?
— Да ложитесь в избе, где вам вздумается.
— Лечь-то немудрено, здесь есть где, да приедет с охоты твой муж — разбудит нас, а нам надо завтра ранехонько в поход. А что у тебя в той каморе? Для чего ты в нее дверь-то запираешь?
— Разный сор, отец мой, — отвечала хозяйка, изменившись в лице.
Солдата подстрекнуло любопытство: он взял со стола свечку, подошел к затворенной двери, толкнул ее ногою, и она отворилась. Солдат вошел в каморку — это была другая пространная комната, в ней был страшный беспорядок: на стенах висели ружья, сабли, кинжалы; множество окровавленных одежд и разных других вещей валялось по полу кучами. Солдат смекнул, что дело неладно.
«Ну, едят-те мухи! — думает он. — Попали же мы с Гришею к людям-то, кажется, недобрым. Что делать? Отправиться из этого проклятого притона мошенников теперь нельзя, как раз попадемся на дворе в руки хозяина, о котором говорила хозяйка, что он в дороге. Впрочем, постой, — рассуждает служивый, — пущусь я на хитрость. Так и быть, переночуем в этом логовище».
Солдат поспешно вышел из этого покоя в прежний и, не доказывая нисколько о своих подозрениях, предложил Грише отправиться спать на чердак.
— Как и куда знаешь, служивый, — отвечал Петр, — только бы поскорее лечь, потому что мне, право, спать хочется.
Служивый стащил на чердак ворох сена, за ним залез с трудом и Петр. Шагая через перекладины, солдат с Петром выбрали в сторонке место и разостлали на нем сена.
Петр окрестил свое ложе, перекрестился три раза и, проговори солдату «Ложись, служивый!», лег и скоро заснул.
— Спи с Богом, Гриша, — сказал служивый тихо, услышав храп Петра, — ты, брат, и не знаешь, что мы попали с тобою не в доброе место. А я не буду спать всю ночь, а то, пожалуй, и голову проспишь!
Ночь была лунная. Служивый подошел к открытому окну и стал смотреть в небо. Вдруг послышался ему в лесу гам и свист. Он начал прислушиваться — начал слышаться и конский топот все ближе и ближе.
«Ну, — думает служивый, — плохо приходится нам: кажись, разбойники едут. Надо перехитрить их, проклятых».
Служивый отошел от окна и, сойдя с лунного света в темноту, стал глядеть на двор. Видит, ворота отворились, и пятеро пьяных мужиков со страшным ругательством въехали верхом на двор.
— Тише, тише! — закричала им хозяйка. — У нас в тенетах[29] попались два зверя: один-то — солдат, взять у него, кажись, нечего, только озорник такой, что и Господи упаси, чуть не убил меня, окаянный, и все поел, что вам было приготовлено. Зато от другого можно поживиться: у него есть, должно быть, деньги, на нем и рог-то, кажись, серебряный.
— Где они? — хрипло спросил первый голос.
— Спят на чердаке. Я сию минуту слышала — они оба храпят крепко.
— Ну, об них толковать нечего: они не уйдут от нас. Наперед уберем лошадей, поужинаем, да тогда уж и велим им шеи протягивать.
«Вот те и на! — думает солдат. — Так вот куда мы попали. Господи, прости наши грехи и спаси нас!»
Служивый обнажил свой тесак и, держа его обеими руками, стал подле лестницы и думает только: «Господи, помоги и избавь от смерти!»
Разбойники отворили дверь в избу, вошли в нее и оставили дверь непритворенною.
Старуха начала собирать им ужин.
— Да что мы в самом деле, бачка, — сказал один из разбойников, обращаясь к отцу своему, — на что оставили залетных-то птичек до той поры, пока отужинаем? Вы будьте тут, а я, покамест собирают на стол, слазею да закончу их.
— И дело вздумал! — отвечает отец, взбираясь на печь.
— Федька, дай-ка мне свой нож: мой, дьявол, иступился! — проговорил прежний голос.
— Да ты, Афонька, — сказал отец, — возьми с собою и топор: не ровен час, начнут барахтаться, так чтобы было чем пришибить.
Служивый, сидя на корточках, занес острый свой тесак и в таком положении стал ждать появления разбойника.
Тот не замедлил, идет. И лишь только безобразная голова разбойника показалась на чердаке, солдат взмахнул тесаком, и голова разбойника отлетела в сторону, а туловище покатилось по лестнице, ступаясь о ступени, и откатилось в самый угол сеней.
Солдат перекрестился и стал ждать другого разбойника.
— Экой дьявол этот Афонька! Какого черта он с ними калякает? Шул бы ужинать, — сказал отец разбойников, садясь за стол. — Поди-ка, Федюха, к нему слазь да тащи его ужинать.
Отправился Федюха на чердак. Служивый сидит, поджидает его. И этот чуть только просунул голову — солдат цап его по загривку, и у него отлетела башка. Кровь брызнула в лицо служивому, а безголовый труп покатился к первому.
Солдат перекрестился. Ну, думает, слава тебе, Господи, теперь их трое: все легче справляться, как пятерыми.
Полез на чердак третий разбойник, Оська, но и этого постигла такая же участь, как и двух первых.
— Да что же они, проклятые, смеяться, что ли, надо мной хотят? — проговорил отец и сам отправился на чердак.
Служивый уже ждал. И вот старик, хватаясь за верхние ступени, высунул голову; взмах тесака — и голова старого разбойника отлетела в сторону.
Остался один только разбойник Тришка. Он ждал, ждал своих и потащился по лестнице на чердак. Солдат смело в пятый раз занес тесак, и этого как не бывало.
— Ну, слава тебе, Господи, ты помиловал нас, избавил от неминуемой смерти! — воскликнул солдат, вздохнув свободнее. Тут разбудил он Петра и рассказал ему о своих расчетах с разбойниками.
— Что же ты не разбудил меня? — спросил удивленный Петр.
— Побоялся, брат, что ты, погорячась, испортишь все дело.
Петр благоговейно возвел взор благодарения к небу, потом обнял и поцеловал служивого.
— Ну, служивый, отплачу и я тебе когда-нибудь добром за то, что ты спас меня от смерти. Да все ли тут разбойники? — спросил Петр.
— Все, все, брат Гриша. Там остались только две бабы, мать с немой дочкой.
— Ну, так пойдем же, служивый, вниз, — проговорил Петр, вынув из-за пояса небольшой заряженный пистолет, и взвел курок.
— Пойдем, пойдем, Гриша. Ну, приму же я эту бабу. Теперь она покажет мне не только, где схоронила съестное, а и где спрятана у них казна награбленная! — И он снова замахал тесаком.
Петр и солдат спустились в сени. Хозяйка и дочь побледнели от ужаса.
— Отцы родные, помилуйте, отпустите душу на покаяние! — завопила старуха, падая на колени.
— Так вот каким звериным ловом вы промышляете? — закричал солдат. — Говори, змея подколодная, есть ли кто у вас еще из мужиков кроме четырех сыновей и мужа?
— Кроме никого, отцы родные, ни единого человека! — вопила старуха.
— Говори, давно ли вы занимаетесь этим ремеслом?
— Двадцать лет.
— Нет ли еще у вас товарищей?
— Нету, отец родной, видит Бог, нету. Были версты за две отселе, да вот уж лет пять как они переловлены.
— Ну, — вскричал солдат, — бери ключи да показывай, где лежит ваша казна, что награбили, убивая людей.
— Все покажу, родимый, все себе возьми, только не убивай меня: дай отмолить мне грехи мои.
Баба отворила дверь на крыльцо и, со свечой и ключами в руках, сошла на двор, а за нею и служивый с Петром. Хозяйка подвела к кладовой Петра и служивого, отперла железный замок и сошла в сухой погреб.
— Ты, брат Гриша, не ходи, погоди немного, — сказал солдат Петру. — А то она, проклятая, пожалуй, и припрет нас.
— Не бойся, не пойду, — отвечал Петр, остановясь у входа.
Опустясь с хозяйкою в подвал, солдат изумился. По стене стояли бочонки с золотом и серебром, разные дорогие вещи валялись по каменному полу погреба.
— Ух, съедят-те мухи, сколько богатства-то! — вскричал солдат. — Ну, нечего сказать, верно, тьму-тьмущую загубили душ-то христианских.
Петр из любопытства нагнулся в погреб. В это время раздался выстрел, и пуля пролетела мимо уха Петра. Он обернулся назад. На крыльце стояла, как окаменелая, дочь хозяйки, и в ее руках дымился пистолет. В это мгновение из рук Петра солдат выдернул пистолет и спустил курок. Раздался выстрел, а за ним со стоном повалилась на землю немая.